Ирина Степановская - Как хочется счастья! (сборник) Страница 27

– Далеко ли ехать? – как можно небрежнее поинтересовалась я, потому что мысль об оплате была мне совсем не безразлична.

– Сейчас лесочком, а там сама увидишь, – загадочно произнес мужичок. – Едешь-то зачем?

– Книгу пишу, – я вдруг подумала, что незачем говорить, что я из газеты.

– Писательница, значит? – удивился он. – В наших местах только раньше писатели бывали, а сейчас не знаю ни одного. Фамилия-то как?

– Чья? – притворилась я, что не понимаю вопроса.

– Ну, ваша.

– Анисимова, – сказала я ему чистую правду.

– Вроде слыхал, – произнес он осторожно.

Я лишь слегка пожала плечами.

– Церковь тут у вас очень интересная. Вот еду посмотреть. Может, пригодится для книги. И кажется, при церкви есть женская обитель?

Мужичок неопределенно хмыкнул и замолчал, закуривая и выдыхая крепкий дым в окошко – берег свою машину, чтобы салон дымом не пропах. А я ждала ответа, настороженно соображая, правильно ли задала вопрос. Докурив, водила выкинул окурок на дорогу и, повернувшись ко мне, со значением сказал:

– Да у нас тут не книгу, тут сериал снимать можно. Трагедию писать. Или комедию.

– Как интересно! Вот вы мне и расскажите! – попросила я.

Мужичок помолчал, соображая. Потом решил:

– Рассказывать сейчас времени не хватит. А после, отсюдова, вы назад поедете? – Я поняла, что он хочет заручиться подтверждением для обратной поездки, чтобы не делать пустой прогон.

– Да уж как получится.

– Я могу подождать…

Я замялась. Мне нужно было еще и в районную администрацию.

– Нет. Поезжайте. Я могу надолго вас задержать.

– А я не тороплюсь.

Но все-таки я настояла, чтобы мужичок взял с меня деньги – небольшую по московским меркам сумму, что позволило мне рассчитывать на его услуги и впредь, и сказал, что вернется к назначенному часу.

Здание церкви оказалось огорожено высоким забором, но составляли его не бросовые доски, которыми городят заборы пригородных дачек. Это была вполне художественная металлическая изгородь, выкрашенная в веселенький кладбищенско-голубой цвет. Через нее и молоденькие еще кусты, посаженные вдоль, было видно, что во внутреннем дворе вовсю кипит хозяйственная деятельность. К высокому, свежепобеленному и поштукатуренному каменному четверику здания церкви примыкало длинное строение пониже. На его стенах через проемы отвалившейся грязной штукатурки была видна старая краснокирпичная кладка толстенных стен. Я догадалась, что это и есть спорное здание трапезной. Вход в нее был отдельный, с торца. Стеклянная коричневая вывеска, подтверждавшая правильность моего заключения, была треснута. Звездчатообразный свежий разлом свидетельствовал, что в вывеску совсем недавно запустили чем-то тяжелым. Возможно, камнем. Толстенная деревянная дверь с огромным ржавым засовом была закрыта на небольшой новенький висячий замок. Я подошла, потрогала замок. Прислушалась. Из помещения доносились какие-то голоса. Где-то должен быть второй вход. Я пошла по полуразрушенной отмостке вдоль здания и, завернув за угол, оторопела. Прямо за углом передо мной стояла женщина в тяжелых черных одеждах. От неожиданности я отпрянула. Женщина перекрестилась, но я не заметила, чтобы мое появление ее испугало или удивило. Возможно, что это я ее не видела, а она уже давно наблюдала за моими передвижениями.

– Не меня ли ищете, деточка? – Голос женщины оказался густой и властный и напомнил мне голос директрисы нашей школы.

– Если вы – Таисия… Павлодарская, – выскочило все-таки в нужный момент! – то я к вам. Из газеты. По заданию редакцию, зовут меня Дарья Анисимова. – Все это я выпалила уверенно и без запинки, как будто ездить по заданию редакции мне приходилось каждый день. Хотя, с другой стороны, практика же какая-никакая в университете была.

– Пойдемте, деточка. – Таисия Павлодарская оказалась хоть и невысока росточком, но очень подвижна и проворна. Она завела меня под тенистый навес, располагавшийся по другую сторону церкви. Окруженный со всех сторон пирамидальными туями, отцветающим уже жасмином, парой невысоких альпийских сосен и группой голубоватых пушистых можжевельников (не из подмосковных ли питомников такая красота?) навес показался мне пригородным рестораном. Это сходство усиливал крытый темно-коричневым лаком массивный деревянный стол во всю длину навеса и стоящие по обе стороны от него такие же скамьи. Вместо официанта возле сколоченной из дерева стойки хозяйничала худая женщина, тоже в черном. Взглянув на мою хозяйку, она молча, проворно и с поклоном подала нам глубокую объемистую глиняную миску с нарезанной окрошкой, две миски поменьше, кувшинчик с квасом, другой со сметаной и соломенную хлебницу с нарезанным крупными ломтями темным, но даже на глаз было видно, что очень мягким хлебом.

– Руки помыть и все остальное – вон там, – направила меня за навес хозяйка. – И можно за стол.

– Спасибо, обедать еще рано, – стала отказываться я. – К тому же так жарко…

– Вот окрошка лучше всего в жару, – спокойно сказала моя хозяйка. У нее было такое спокойное и уверенное лицо, что мне не захотелось ей возражать.

«Руки помою, а есть не буду», – подумала я.

Однако, вернувшись, я села за стол, чтобы начать разговор, но тут Таисия Павлодарская придвинула ко мне сметану и миску с уже залитой квасом окрошкой, и я сама, не знаю как, умяла всю порцию и еле сдержалась, чтобы не попросить еще.

– А вы? – поблагодарив, спохватилась я.

– Я кушаю вместе с моими соратницами, – сказала Таисия скромно, но достаточно твердо, чтобы я не сомневалась – со мной поступают по законам гостеприимства, но никакого братания не будет.

Я попросила разрешения вытащить диктофон. У Таисии Павлодарской оказалось круглое ненакрашенное лицо, которое ужасно портил черный платок. Если бы Таисия носила современную стрижку и подкрашивала губы и глаза, она могла бы сойти за вполне симпатичную бухгалтершу в небольшой фирме, приемщицу в модном салоне по пошиву штор или даже зав. производством в какой-нибудь пиццерии. В своем же черном одеянии и особенно в платке Таисия Павлодарская была похожа на божью коровку, только без красного цвета на надкрыльях, а всю сплошь состоящую из черных пятен. Ее круглые, темные, абсолютно голые глаза внимательно смотрели на меня, но мне казалось, что они отыскивают прячущуюся на стеблях и под листиками аппетитную тлю. В то же время я могла бы голову дать на отсечение, что эти голые глаза прекрасно видят одновременно и то, что делается во дворе церковного здания в тех его частях, которые совсем не видны из-под нашего навеса.

– Матушка, – неслышно возникла около нас высокая худая – та, что подавала окрошку. Возле Таисии она согнулась резко напополам, как надломившаяся ветка, и что-то зашептала в самое «матушкино» ухо.

– Дай ей. И скажи, пусть приходит, когда захочет. – Твердо подняла к ней Таисия круглое лицо с красными щеками и нисколько не поморщилась, хотя даже я со своего места явственно ощущала от высокой «сподвижницы» какой-то неприятный запах, похожий на запах дезинфекции в инфекционных больницах.

Женщина послушно опустила голову и отошла к буфету. Взяла там хлеб, кувшин с квасом, несколько стеблей светло-зеленого молодого лука и понесла к церковной ограде. Я повернулась, чтобы понять, о ком идет речь. За оградой стояла бомжиха. С моего места невозможно было понять, старая она или молодая. «Сподвижница» жестом пригласила бомжиху пройти во двор, но та отказалась. Она уселась на улице, с другой стороны ограды, и склонившись так, что осталась видна только ее грязная шерстяная шапка, надетая несмотря на жару, и стала что-то делать внизу. «Сподвижница» вернулась и на несколько секунд опустила руки в пластмассовый тазик с какой-то мутной жидкостью. Как операционная сестра, подумала я. Из ее угла снова донесся запах дезинфекции.

– Большое ли у вас хозяйство? – стала расспрашивать я «матушку», и она спокойно и с достоинством рассказала, что здесь при церкви и «при ней» постоянно живут восемь женщин. Ночуют здесь и работают. У нее самой есть в городке квартира, но она тоже предпочитает проводить свое время здесь. Во-первых, очень много дел, а во-вторых, ночь ей лучше тоже проводить с ее «сподвижницами», потому что ночью на них нападает «тоска».

– Как это? – не поняла я.

– У них у всех была сложная жизнь, – сказала «матушка».

– Как у вот этой женщины? – кивнула я в сторону ограды.

– По-разному.

Таисия повела меня по подворью, показывая и образцовый курятник, и загоны для гусей.

– К Рождеству выращиваем, хорошо их в Москве покупают, – объяснила она. Потом последовали огород, две солидные теплицы с огромными, безупречно ухоженными и подвязанными кустами, на которых наливались пожаром оранжевые крупные помидоры. Наконец, мы зашли в маленький домик, к которому вела тропинка из каменных плит, с обеих сторон усаженная отцветающими уже ирисами и пионами, здесь располагалась пошивочная мастерская. Я заглянула туда. Молоденькая симпатичная женщина, тоже повязанная черным платком, деловито хлопотала среди ворохов ткани. С одной стороны на длинном столе лежали рулоны черной материи. А с другой – стопками были сложены уже, видимо, готовые к продаже веселенькие кухонные фартучки, рукавички и подрубленные полотенчики.