Семен Лопато - Ракетная рапсодия Страница 27

Николай махнул рукой.

— Да так, момент соответствующий. Подруга, о которой я тебе рассказывал, впервые стала намеки делать. Два месяца держалась, я уж думал, наконец повезло, но нет, не выдержала все-таки. Не хотелось бы мне, чтоб начинался второй этап, ох не хотелось.

— И что будешь делать?

— Не знаю, подожду, может, рассосется. С мозгами у нее все в порядке, умная, может, поймет, что эта тема не приветствуется. Да и вообще, расставаться бы не хотелось.

— Значит, она что-то собой представляет?

— Бывшая журналистка, сейчас работает в турфирме. — Николай, усмехнувшись, щелкнул пальцами. — Кстати, любопытная иллюстрация к вопросу о провале отечественных технологий и его влиянии на молодежь. Она американофилка. Ценит все американское и, как она говорит, изучает американскую жизнь. Изучает, как ты понимаешь, в основном по кинофильмам. Я, сам понимаешь, этого не поощряю, так что свободное от секса время проводим в идеологических спорах.

Сергей развел руками.

— Два мира, две системы.

— Да. Но это еще не все. Она пишет роман из американской жизни. Написала уже три главы.

— Ого. Значит, творческая личность, тебе повезло.

— Ну да. Она мне читала отрывки. Ты знаешь, это дорогого стоит, я тебе сейчас расскажу. Действие происходит в наши дни. Главных героев зовут Джордан и Дениза. Джордан — богатый, а Дениза — красивая. Сейчас она пишет эпизод, когда Джордан и Дениза наняли легкий самолет и летят над Долиной Смерти. Они летят и трахаются. Я ей говорю: а штурвал он что, к члену привязал? Нет, говорит, они летят с пилотом. Я говорю, а пилот тоже в этом участие принимает? Нет, говорит, пилот пилотирует. Он сидит спиной. Но потом пилот, видимо не выдержав всего этого, внезапно теряет сознание, самолет соответственно теряет управление и врезается прямо в Долину Смерти. Пилот погибает. А Джордан и Дениза остаются в живых. Они оба ушиблись, но Дениза меньше, потому что она была сверху. И вот они оба, ушибленные, ползут по Долине Смерти. Я говорю — и трахаются? Как же, говорит, они могут трахаться, они же ушибленные. Ну так ведь, говорю, Дениза меньше, она же была сверху. Нет, говорит, они просто ползут. А дальше, говорит, я еще не придумала. Я говорю, ну ты хоть как-нибудь взвихри сюжет, раз уж пишешь коммерческий роман. Пусть, например, они летят не над Долиной Смерти, а над Арабскими Эмиратами, и Дениза после катастрофы попадет в гарем к какому-нибудь шейху, который будет тщетно добиваться ее любви, а Джордан ее спасет. Ну и трахнет. Она говорит — слушай, какой ты умный. Вот так.

Сергей пожал плечами.

— Ну, так она еще ребенок.

— Конечно, ребенок, хоть у самой две дочки-близняшки, залетела на первом курсе. Но симптоматично, каково пространство мечты у этих детей. Я тебе говорю — вот результат провала отечественных технологий и всеобщего распада. Так что доделывай скорее свой кодек на пятьдесят два мегабита.

— На сто пятьдесят пять. На пятьдесят два, точнее, на пятьдесят один, у нас уже есть.

— Значит, пятьдесят одного недостаточно. Я тебе говорю, пока мы не освоим современных технологий, вся наша молодежь будет трахаться в Долине Смерти.

— А пока всякие разъевшиеся толстосумы вроде тебя будут требовать у нас гарантий, вместо того чтобы вкладываться в отечественную промышленность, мы вообще будем трахаться без всякого результата на манер того отрубившегося пилота. — Сергей мотнул головой. — Вообще — символичную сказку сочинила твоя подруга.

Николай, улыбаясь, покосился на Сергея.

— Сколько тебе нужно на твой модем?

— Двести тысяч баксов.

— Нет, столько не могу. У меня сейчас проблемы, завал на таможне.

— Да ладно, справимся как-нибудь.

Николай усмехнулся.

— Что-то не получается у нас смычки торгового капитала с промышленным.

— Не это главное. — Сергей, задумавшись, взглянул вдаль. — Все-таки в странное время мы живем.

— О чем это ты?

— Да так, обо всем. Перемешанные судьбы, растерянность, какие-то балаганные превращения и порывы к счастью. — Он остановившимся взглядом посмотрел на Николая. — Знаешь, у меня был сон. И что-то он не идет у меня из головы.

— Сон?

— Да. И какой-то непривычно ясный. Я разговаривал с человеком. Это был человек девятнадцатого века — европеец, но хорошо знающий русскую жизнь. Какая-то помесь Клаузевица с Шатобрианом. И он сказал мне: «Вы не понимаете сущности века, в котором живете. Вы не можете представить себе того, что произойдет буквально через два-три года. А может быть, и через несколько дней».

— И что же произойдет?

— И я спросил его, что же произойдет. Он сказал одну фразу, очень короткую. Знаешь, что он сказал?

— Нет.

— Он сказал — слова вернутся в словари.

— Слова вернутся в словари?

— Да.

— И что это означает?

— Не знаю.

— Слова вернутся в словари… — Николай озадаченно приподнял брови. — М-да. Что-то мистическое. Впрочем, в этом что-то есть. Что-то таинствено-многозначительное и намекающее на некую глубину. Но, впрочем, это все, что я могу сказать. Мы, танкисты-оптовики, не специалисты в разгадывании загадок.

— К сожалению, мы, кустари-радисты, тоже.

Они замолчали, додумывая каждый свое. Пройдя еще несколько шагов, они обнаружили, что, давно миновав аллею и площадь перед зданием, уперлись в запечатывавший дорогу прилавок с видеокассетами. Подняв голову и присмотревшись, Николай с философской торжественностью повернулся к Сергею.

— А вот и ответ на все вопросы. И твои и мои.

Сергей проследил за его взглядом. К алюминиевым трубкам, поддерживающим тент над прилавком, был прикреплен ватманский лист с названиями фильмов. В центре списка, на уровне глаз, каллиграфическим почерком было выведено: «Пока ты спал». Приписка гласила: «Ломовая мелодрама».

Николай с философской улыбкой повернулся к Сергею.

— М-да. Как всегда, ответ на все вопросы дает Голливуд.

Сергей стоически кивнул.

— И, как всегда, по сходной цене.

— Мелодрама. — Николай с удовлетворением поднял палец. — Зря ты подозревал мою подругу в лесбиянстве.

— Кто знает. — Сергей повернулся к продавцу. — О чем этот фильм?

Продавец вытащил кассету.

— Там одна девушка очень хотела познакомиться с парнем. И познакомилась. Но получилось так, что вышла замуж за его брата.

— А почему?

— Там запутанная история. Вообще-то я уже давно смотрел. Не помню. Там разные обстоятельства. У того парня одно яйцо было.

— Одно яйцо? А у брата — оба?

— Вроде оба.

— А этот — спал?

— Спал.

— Понятно. — Сергей повернулся к Николаю. — Грязная история. Права твоя подруга, такое лучше не смотреть в одиночку.

— Желание женщины — закон. — Николай достал деньги.

Заплатив за кассету, они повернулись на сто восемьдесят градусов и двинулись в обратный путь. Николай с трудом засунул кассету в карман куртки.

— Ну что ж, сюда, по крайней мере, мы сходили результативно. Ты-то сам что-нибудь будешь покупать?

Сергей пожал плечами.

— Сейчас посмотрю.

Выбравшись с площади, они снова пошли по аллее. Народу вокруг заметно прибавилось. Николай, оглядев шумящий вокруг рынок, с улыбкой взглянул на Сергея.

— Тебе не кажется, что чисто практическую проблему отоваривания предметами культурного ширпотреба мы решили каким-то чисто русским способом? Сначала прошли весь рынок, ни разу не взглянув по сторонам, а теперь, чтобы что-то купить, идем обратно?

Сергей с неуклюжим здравомыслием пожал плечом.

— Но нам же все равно пришлось бы возвращаться.

— Ну что ж, значит, и в русском способе делать дела есть что-то неизбывно практическое.

Перебрасываясь ничего не значащими фразами, они прошли еще сотню метров. Со всех сторон неслась музыка, одна запись сменяла другую. Проходя мимо одной из палаток и остановившись, чтобы закурить, Николай внезапно насторожился.

— Что это?

Сергей прислушался.

— Это Tristania. Есть такая норвежская металлическая группа.

— Металлическая? А почему вокал женский, оперный?

Сергей улыбнулся.

— У команд этого стиля гитарный звук занижен чуть ли не на две октавы. Вокал при этом нужен либо сверхвысокий, в женском регистре, либо низкий, хрипящий. У этих они по очереди. Это называется «красавица и чудовище».

Николай с удивленным видом постоял несколько секунд, слушая.

— Знаешь, а мне это нравится. Есть в этом что-то такое, одновременно как бы и классическое и современное.

Он направился к прилавку. Сергей ошарашено последовал за ним. Ларек торговал металлической продукцией. Купив по такому случаю ранний диск Blind Guardian и последний диск Therion, которого у него еще не было, Сергей присоединился к Николаю, с довольным видом неофита разглядывавшему свою покупку.