Артур Япин - Сон льва Страница 27

— Я согрешу против Святого Юлиана, если откажу людям в комнате, которой вы все равно не пользуетесь.

— Это какая-то ошибка, мы не собираемся никуда уезжать.

— Я только подумала. Но что мне известно? Вот видишь. Я просто делаю выводы. Когда уезжает один, думаешь, уедет и другой.

— Да о ком это вы все говорите? — спрашивает Максим. — Куда они все едут?

— Какая разница? Небольшие поездки. Куда угодно. Когда одна пара куда-то уехала, думаешь, что все они когда-то уедут. Ах, обычная история, я опять влезла не в свое дело. Вот она, та самая необузданность, из-за которой я получила свое прозвище.

— Да-да, помню, la Bomba Atomica.[96]

«Опять ни к селу ни к городу», — думает Максим, пряча полученные прищепки и стараясь сообразить, как избавиться от старой перечницы.

— Не la Bomba, a la Bimba — маленькая девочка. Персонаж из комиксов! Только не говори, что не знаешь. Первый комикс, который мы открывали в детстве, получив «Кампанелло». Ах, эти детские журнальчики, все они были задолго до того, как ты родился. Очень милые, но напряженные: «Джеппи, атомная девчонка» — так вообще слишком остросюжетная история. Девочка хотела, как лучше, но получалось, как всегда, поэтому внизу страницы она была постоянно в слезах. А после, да, потом у меня стало такое тело. Неотразимое! Взрывное! Естественно, что кличка ко мне так прилепилась. Я могла ею гордиться, потому что моя фигура…

Тут Джеппи проводит руками по платью. На миг кажется, что она обхватит свои груди, но, к счастью, она передумывает:

— Моя фигурка, веришь ли, в лучшие деньки я выглядела как секретное оружие в полной боевой готовности. Мне об этом напомнило…

Вздохнув, она нагибается за последними наволочками из корзины и исчезает с ними в лабиринте из уже развешенных простыней.

— …здесь был мужчина.

— Что?

Джеппи раскачивает сушилку, так что белье начинает крутиться и развеваться в солнечных лучах.

— Да, к твоей девушке приходил мужчина. Я только сейчас об этом вспомнила.

— Какой мужчина? — спрашивает Максим. — Джеппи? Джеппи!

Максим идет в проходах из развешенного белья и ищет Джеппи среди трепещущих стен, но она уже ушла, так ничего и не объяснив.

— Он видел наши фотографии!

— Снапораз?

— Да, он видел их и выбрал.

— Выбрал?

— Снапораз одарил нас своим взглядом, дразнит Гала Максима с жесткостью Великого инквизитора, — после чего он снизошел расспросить о нас поподробнее.

— И это все?

— Ты знаешь, сколько фотографий получает такой человек в день?

— А ты знаешь, о скольких актерах он потом наводит справки?

— Наши фотки висят на доске в его офисе в Чинечитте! Твоя и моя. Когда он входит и выходит из своего офиса, то видит нас. Вот какое сильное мы произвели на него впечатление!

— Как ты об этом узнала? — Подозрения Максима подтверждаются, потому что Гала отвечает не сразу, как она делает, когда вынуждена признаться, что не принимала таблетки.

— Кто тебе об этом сказал?

— Никогда не догадаешься.

— Нет, не догадаюсь, потому и спрашиваю.

— Да не волнуйся ты, ничего не было.

— Фульвани!

— Ручной, как ягненок. Когда я сказала, что зайду к нему в офис, он даже не хотел об этом слышать. Мы посидели в «Туччи», на Пьяцца Навона.[97] Знаешь, там делают такое изумительное тартуфо?[98] Я тебя когда-нибудь угощу. У нас была чисто деловая встреча.

— Днем в воскресенье?

— Говорю же тебе, он меня боится. Мой приступ отучил его раз и навсегда приставать к актрисам. Когда я коснулась его руки, наш Казанова отдернул ее, словно я ведьма, которая собирается превратить его меч в булавку.

— Зачем ты касаешься его?

— Почему бы нет? Он принес хорошие новости. Я иногда думаю, что ты не разрешаешь себе радоваться жизни. Разве это не здорово? Снапораз! Снапораз смотрит нам в глаза десять раз в день! Он проходит мимо нас. Видит наши мордочки краем взгляда. Смотрит на них и сегодня или завтра подумает: они мне нужны, надо им позвонить!

— Я только хочу, чтобы ты была осторожна.

— И что мне надо делать? Оставить все как есть? Повесить трубку, когда мне говорят, что договорились о встрече со Снапоразом, который ищет актеров для нового фильма?

Максим качает головой, понимая, что сморозил глупость. Внезапно эта новость обрушилась на него всей своей тяжестью. Максим издает радостный вопль, такой громкий, что Гала вздрагивает. Смеется, хватает ее в объятия, кружится с ней по комнате и покрывает поцелуями ее грудь и шею.

— Все, — говорит Максим, толкая ее на кровать и упав на нее сверху, — мы должны это отпраздновать.

Лежа на кровати, она вдруг видит гравюру, шелестящую на ветру. Снимает ее, рассматривает, прищурившись, несколько минут.

— Как красиво! Особенно, как падает свет. Похоже, это не копия!

— Да, — отвечает Максим, поднимает Галу с постели и они выходят вместе на улицу! сегодня наш счастливый день.

— Buon Natale![99] — кричит Санта Клаус с террасы «Казина Валадье».[100]

Везде развешаны рождественские гирлянды, но под пихтами Пинцио все еще тепло. В ресторане проходит прием коллегии адвокатов. Идеально для тех, кто хочет отпраздновать, но не имеет ни гроша.

Гала и Максим прогуливаются среди публики с коктейлями, словно одни из них. Их естественная грация и спокойное высокомерие ни в ком не вызывают сомнений, поэтому даже прожженные служащие ресторана не спрашивают у них приглашения. Когда к ним подходит кто-то из адвокатов, Гала с Максимом сразу же узнают вдали старинного приятеля. С радостным изумлением они машут незнакомцу в другом конце зала и спокойно, но решительно направляются к нему, прочь от всевозможных неприятных расспросов.

Искусство в том, чтобы не брать наугад предложенные закуски и напитки, как сделал бы профан. Большинство из них Максим и Гала пробуют и, не одобрив, отказываются. Через некоторое время они просят какой-нибудь экзотический фрукт или ликер, которые — как они знают — им точно не принесут. Разочарованные, они удовлетворяются канапе с лососем и шампанским, которые есть в изобилии, но только для того, чтобы сделать приятное хозяину вечеринки и обслуживающему персоналу.

И здесь голландцы, таким образом, быстро вызывают к себе доброжелательное отношение, так что никто не удивляется, когда Максим берет непочатую бутылку шампанского с буфета, обстоятельно рассматривает этикетку и, бормоча «вот это нам походит», идет на террасу вместе с Галой, которая мимоходом берет со стола блюдо с фаршированными цветами цукини, радостно желая Санта Клаусу «Buon Natale!».

— Что ты знаешь об этом фильме? — спрашивает Максим.

Сидя на террасе, выходящей на обелиск Рамзеса Второго[101] и оживленное движение на Пьяцца дель Пополо, Максим с Галой поднимают тост за свое будущее.

— Столько же, сколько и сам Снапораз.

— Значит ничего.

— Именно поэтому все кинопроизводство в отчаянье.

— Но он же когда-нибудь будет знать? Тебе Фульвани ничего не сказал? Как Снапораз может нас выбрать, когда он даже не знает, зачем мы ему?

— Сюжет такой. Очень простой. Два актера. Оба состарились. Наверное, играть будут Марчелло и Джельсомина.

— Марчелло и Джельсомина…

Максим вслушивается в эти имена. Они волнуют его. Берет Галу за руку.

— Ничего себе!

— Старые актеры. В свое время были знаменитостями, сейчас забыты всеми. Они любили друг друга, но давно потеряли друг друга из виду. Теперь снова встречаются в клинике, где оба проходят курс реабилитации.

— Такой фильм они могут сделать о нас с тобой лет через шестьдесят.

Согласна.

— Простая, но трогательная история. Так всегда: чем меньше слов, тем сильнее впечатление. И в конце фильма старые актер и актриса танцуют друг с другом.

— Танцуют? — спрашивает Гала, — об этом мне ничего не известно.

— Ничего не подозревая, они входят в комнату для отдыха, а там играет оркестр…

— Смогу ли я танцевать в таком-то возрасте?

— Конечно, сможешь. Я тебя не видел столько лет. И вдруг — ты. Старая, но все еще красивая, для меня. Потому что я вижу тебя такой, какой ты была, а не такой, какая ты сейчас. Что я могу сказать? Что скажешь ты? Нет слов, чтобы выразить наши чувства, — Максим вскакивает, немного пошатываясь.

— Но наши тела помнят, как все было. Все возвращается. Каждое прикосновение. Каждый шаг. Каждое движение.

Гала подыгрывает Максиму. Прижимается к нему, и они начинают танцевать вальс из «Бала манекенов». Гравий, шуршащий у них под ногами, — вот и вся музыка, что им нужна.

— Buon Natale! — кричит Санта Клаус, проходя мимо.

Его работа закончена. Держа под мышкой красный кафтан, бороду в руке, он опускает бретели, чтобы снять толстые ватные штаны.