Светлана Борминская - Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер Страница 27

Электричка тяжело дернулась и остановилась, а я протерла глаза. Вагон, в котором я сидела, был полупуст. Многие, как и я, дремали... «Да ну их, эти сны!» – Я порылась в сумке и вытащила газету. Мне только что приснилось, будто я провалилась в трещину и кричу оттуда, а меня никто не слышит.

Паутина воспоминаний отлетела куда-то в небо, когда через час я стояла в Москве на перроне вокзала и мимо меня бежали к электричкам сотни людей. Я плохо знаю Москву, хотя живу неподалеку всю жизнь, и, пока ехала до проспекта Мира, думала, что Москве, если сравнивать ее с женщиной, примерно 55 лет, и она – красивая и невозмутимая, какой и я тоже обязательно стану через чертову дюжину лет.

– Выписан? – не поверила я в приемном покое Института имени Склифосовского. – И ушел своими ногами? Ну, надо же... А это точно Борщук?!

У меня вдруг заболела душа, хотя, казалось бы, отчего ей болеть?

Утопленницы нашлись

Я купила пакет мюсли на уличном лотке, чтобы было чем перекусить, и на подходе к Плющихе испытала все оттенки тревожной радости, представляя, что увижу обеих старух Хвалынских, сидящих на кухне и пьющих вино. Но у подъезда еще издали я увидала двух неугомонных тружениц Плющихи по вязанию носков – Веру Спиридоновну Жужжалину и Веру Ивановну Моргалину.

– Явилась, не запылилась, – в два голоса встретили они меня. – А сестрички-то нашлись!

– Да вы что? Я так и знала. – Я села на скамейку, разорвала пакет с мюсли и начала их есть.

Бабки удивленно переглянулись.

– А откуда ты знаешь, Свет? Звонила, что ль, кому? Мы вчера на опознание всем подъездом ездили... Утонули они в Москве-реке, – немного разочарованно пояснили мне бабки. – А про твое местонахождение участковый интересовался!

За всю жизнь я дважды теряла сознание, когда у меня брали кровь из вены и после солнечного удара. Раз, и выпал из жизни, а потом в течение нескольких секунд приходишь в себя и опять жив и здоров, встаешь и идешь куда надо, и никаких последствий, что удивительно. Это я про то, что жизнь едва теплится в нас: вдох-выдох, и нет тебя, и в то же время ее хватает надолго. Очень много жизни в нас, очень... И хоть мне до слез было жаль пьянчужек Хвалынских, сознания я не потеряла.

– Они утонули? – Я вытерла слезы пакетом с мюсли и вдруг вспомнила слова Лели Залуцкой, что «сестры ходили в бассейн».

Соседки кивнули.

– Не очень-то они были похожи на себя в морге. – Бабушка Моргалина уронила спицу и наклонилась за ней. – Раздулись от воды, как две зеленые лягушки!

– И наследников вчера на опознании набежала тьма-тьмущая, – плюнула себе под ноги бабка Жужжалина. – Мы только Петьку знаем, мужа Марианны.

– И он их опознал? – поднимая спицу, уточнила я.

– А то, – переглянулись бабки. – Самый первый подошел и опознал, скотина... На поминки приглашал. Пойдешь? Теперь, наверное, вся квартира к нему отойдет.

Я оглянулась, «Бентли» Чернова у дома не было.

– А в квартире сейчас есть кто-нибудь? – спросила я.

Бабки, горячо споря между собой, на кого были похожи утопленницы, меня уже не слышали, и я заглянула в окно кухни, но никого там не увидела.

Тогда я зашла в подъезд, и кто-то ткнулся мне в ноги! Я наклонилась, под рукой оказался горячий нос кошки Клеопатры, которая осторожно меня нюхала.

В квартире было пусто и натоптано, три шифоньера сестер распахнуты и неаккуратно выпотрошены, и часть вещей валялась на полу... Мне это очень не понравилось. А в комнате Эвридики я заметила следы драки, хотя, возможно, мне показалось...

Я попила теплой воды из-под крана и вышла из квартиры, аккуратно заперев дверь на два оборота ключа.

«После посещения кладбища они могли выпить, а пьяному море по колено, – думала я о сестрах, пока шла к ресторану. – Вдобавок их опознал не один Чернов... Значит, это они!»

Я дошла до ресторана «Ганнибал» и поднялась по лестнице в свой офис. От духоты через минуту я раскашлялась, открыла окно и высунулась в него. «Дочка посоветовала идти в прислуги на Рублевку, а Бениамин Маркович, видимо, надеется, что я буду мыть грязные тарелки на кухне ресторана, или я слишком плохо о нем думаю?»

От невеселых мыслей заболела голова, я всхлипнула и полезла в сумку за валидолом, который так и не нашла, потому что там его не было, зато вытащила портмоне душеприказчика Борщука.

«Я ж его спрятала, когда Витольда Ивановича увозили!» – вспомнила я, раскрыв пухлое вместилище для денег. Насчитав одиннадцать пластиковых карт, я закрыла портмоне, представив, какие деньги лежат на них, к тому же мне показалось, что за дверью кто-то стоит... Набравшись храбрости, я громко спросила:

– Кто там? Эй, я слышала, как вы поднимались!

Дверь отлетела, как от удара ногой, и в ту же секунду на пороге показался незнакомец с мобильным телефоном, прижатым к уху.

«Какой неприятный тип...» – успела подумать я, а он приказал:

– Руки на стол!

– Что-о-о? – возмутилась я.

– Портмоне ваше? – тип уже нависал надо мной.

– Нет, – и я слабонервно отодвинула кошелек Борщука, ведь он на самом деле не был моим.

– Делом об убийстве сестер Хвалынских занимается прокуратура, и вы главная подозреваемая, госпожа Мурзюкова, – отчеканил тип, и мне стало смешно.

– Я – главная подозреваемая, ага, – я чуть не прикусила язык и поинтересовалась: – А вы сами-то кто?

Незнакомец вытащил удостоверение и помахал им у меня перед носом.

– Майор Комарьков. Собирайтесь, госпожа Мурзюкова, вы задержаны, – добавил он.

В комнате стало тихо, потому что я перестала дышать, но долго без воздуха не выдержала и, кося одним глазом в раскрытое удостоверение, дрожащим голосом спросила:

– Я арестована? Так, да? Не понимаю, я ведь ничего не знаю и уже все сказала участковому Березовому. – Тут я набрала воздуху в легкие и завопила, наивно надеясь, что майор Комарьков испугается и убежит: – И уберите палец с фотографии, а то мне не видно вашей физиономии на ней.

Майор поднес удостоверение к моему носу, и тут я наконец разглядела, что личность на снимке такая же желчная, как и в оригинале, и живо сообразила, что спорить с Комарьковым бесполезно. Утопит в желчи.

Вот, бывает, видишь человека, и все импонирует в нем: взгляд, смешная фигура, шепелявит еще так хорошо. Ты пока ничего не знаешь о нем, но начинаешь исподтишка любоваться, а бывает, видишь вот такого, как майор Комарьков...

– Не арестованы, а задержаны, – ворчливо уточнил Комарьков. – Собирайтесь.

– Но я ничего не знаю, – повторила я, держась за стул, – кроме того, что они ушли утром восемь суток назад вполне живые, взяли саквояж, нарядились и ни на какую речку не собирались! Они шли на кладбище...

Взгляд майора мне не понравился, по-моему, он считал, что я нагло вру. Я подумала с минуту и сказала третье, что пришло мне в голову:

– Без адвоката я не скажу больше ни слова, хоть режьте тупым ножом!

На что следователь потер ладошки и сказал:

– Вот оно, гнильцо-то, вылезло, да на вас печатей негде ставить... Будет вам в ИВС[1] адвокат, не печальтесь!

И через три часа сдав свои сумку, бюстгальтер и босоножки на шпильках похожей на слониху охраннице ГУИН,[2] я стояла в коридоре перед дверью камеры изолятора временного содержания.

– Попалась, Светка, – всхлипнула я, покосившись на конвоиршу, которая меня сопровождала.

Однажды происходит то, чего, казалось, никогда не произойдет... Так вот, мой первый в жизни допрос закончился всего полчаса назад...

Меня допрашивали два следователя – уже знакомый мне майор Комарьков и второй, капитан Восьмухин. Оба сердитых мужских лица слились в одно уже через несколько минут. Адвокат Кривцов – благообразный старик с синими выцветшими глазами – звучным баритоном предупредил меня о том, что я имею право не давать никаких показаний против себя, и замолчал, с интересом наблюдая за происходящим.

Особенно усердствовал майор Комарьков.

– С кем и на кого ты работала? – повторял он с точностью пулемета через каждые пять минут. – На кавказскую мафию или международную? От кого и когда ты узнала, что бывшие балерины получат наследство в самом скором времени? Как ты втерлась к ним в доверие, ведь, похоже, ты им седьмая вода на киселе, раз тебя никто не видел у них раньше...

Следователь же Восьмухин лицом и статью был похож на грушу из компота, но мне было совсем не до смеха от его реплик.

– К ним охрану надо было ставить, ведь по Москве собирали бутылки долларовые миллионерши! – говорил он, время от времени хлопая себя по толстым ляжкам.

– Какую охрану? – делано возмутилась я. – Да на них никто внимания не обращал...

Капитан Восьмухин доброжелательно кивнул:

– Продолжай...

– Сейчас я все объясню, ведь мне скрывать абсолютно нечего, сами увидите, – воодушевилась я. – Если хотите знать, я попала к ним по рекомендации их знакомой... Это тоже весьма пьющая дама, и зовут ее Леля, а фамилия Залуцкая, и она когда-то работала с ними в одном театре. – Тут я перевела дух, взглянув на оторопевшего адвоката. – Да, действительно, я никакая не племянница Хвалынских, у меня просто сгорела квартира, ее поджег один юный болван, пока я была в рейсе, и мои показания просто проще пареной репы проверить, вы позвоните в Дракино следователю Палладию Митрофановичу Дудкину, и он вам их подтвердит, вот увидите!