Масахико Симада - Хозяин кометы Страница 27

Почти сразу после ее рождения умер отец. Кем он был, наверное, можно прочитать на его могиле. После смерти отца Чио-Чио-сан жила в Нагасаки; чтобы помочь семье, пошла в гейши. Ее родина – Фукабори. Отец был самураем из Фукабори, который принадлежал к бывшему сёгунату Сага. Вероятно, отец имел отношение к так называемой смуте Сага – восстанию против центрального правительства, которое подняли недовольные самураи во главе с Симпэем Это.[32] Восстание было подавлено, но и после него по всему Кюсю, начиная с Кумамото, самураи, лишившиеся в результате действий центрального правительства своих привилегий, поднимали восстания, а правительство ужесточало контроль. Сёгунат Сага считался особенно опасным, и во время Сацумского восстания,[33] происшедшего три года спустя, его вынудили подчиниться правительственным войскам.

Но для отца Чио-Чио-сан было бы позором предать товарищей, погибших во время восстания Сага, и он примкнул к самураям Фукабори, которые тайно планировали нападение на префектуральное управление Нагасаки. Возможно, среди них был предатель, заговор раскрыли и всех арестовали. Они изначально готовились к смерти, и часть из них покончила с собой, а остальные приняли смертный приговор. Отец Чио-Чио-сан получил в дар от императора Муцухито меч с лаковой росписью в виде дракона, держащего в пасти хрустальный шар, и ему было дозволено умереть с почетом… Так говорится в оперном либретто. Этот меч – орудие исполнения приговора, который вынес сам себе мятежный самурай, – Чио-Чио-сан получила в память об отце и впоследствии, прочитав выгравированное на мече «Не умеешь жить во славе – умри вместе с ней», перерезала им себе горло. А через восемьдесят лет этот меч, свидетельство сопротивления микадо,[34] попал в руки Каору, который совсем не знал истории.

Из дочери мятежного самурая – в гейши, из гейши – в жены офицера Военно-морского флота США. Все эти головокружительные перемены произошли с Чио-Чио-сан, когда ей было всего пятнадцать лет. Сладкие грезы любви обернулись жестокой реальностью. Чтобы выжить, девушка сама сделала выбор из скудного набора возможностей, но она не настолько разбиралась в жизни, чтобы предугадать, к какой развязке приведет ее решение. Многое осознав за три коротких года, она не изменила своей воле и перешла на другой берег реки, откуда не возвращаются.

Американец, сделавший Чио-Чио-сан своей женой в Нагасаки, был гораздо легкомысленнее. Раз уж тебя сослали на остров, на азиатскую базу, почему бы не найти себе подходящее развлечение, иначе, того гляди, боевой дух придет в упадок Он сорил деньгами, выкупил хорошенькую, как куколка, девушку, которая прекрасно танцевала, и снял на девятьсот девяносто девять лет дом на холме. Дом находился в начале Хигаси Яманотэ в американском квартале, куда шла дорога от побережья Оура, где стояли военные суда, через проход в горах и вверх по голландскому холму, мощенному камнем. Потрясающее место с видом на море. Американец, всего-навсего младший офицер, свил себе любовное гнездышко, откуда, как на ладони, был виден весь Нагасаки, и поселился там с пятнадцатилетней гейшей – чем не развлечение для иностранцев и обитателей города.

Надо сказать, что жители Нагасаки начиная с XVI века на протяжении нескольких сотен лет общались с южными варварами (португальцами) и рыжеволосыми (голландцами). Сначала они казались им дьяволами странной внешности, но постепенно выяснилось, что и дьяволам бывают присущи как страсти, так и скромность и что они такие же человечьи дети, как и сами нагасакцы. В Нагасаки, единственный город, открытый для иностранцев, эти люди ввозили некий набор ценностей: что-то от капитализма, а что-то от христианства. И не прекращали засылать в Нагасаки так называемые стрелы желания и стрелы духа. Ввозили из Европы, Индии и Китая ружья, ткани, произведения искусства и прочие предметы, однако же никогда с ними не было женщин. Разумеется, от долгих плаваний и жизни на непривычной земле сердца их грубели. В женщинах Нагасаки они искали утешения. На протяжении нескольких сотен лет нередко случалось, что нагасакские женщины становились местными женами южных и рыжеволосых варваров.

Для моряков порт – это женщины. Именно ради них моряки приплывают сюда на торговых и военных судах. В ночь перед началом японо-китайской войны, когда Чио-Чио-сан встретилась с американским военно-морским офицером Пинкертоном, несколько супружеских пар из порта проводили свой мимолетный медовый месяц. В большинстве случаев спустя некоторое время мужчина говорил первое, что приходило ему в голову, к примеру: «Вернусь, когда малиновки начнут вить гнезда», – и уплывал на корабле, а женщина принималась искать себе нового покровителя. Если мужчина столь легкомыслен, то чем женщина хуже? – вроде бы логично. Но Чио-Чио-сан была другой. Ей не передалось легкомыслие мужчины, ставшего ее мужем, она пыталась жить по закону дочери воина.

Для Пинкертона Чио-Чио-сан была любовницей на два месяца. Портовая женщина должна это понимать, – с презрением думал он. Но Чио-Чио-сан, пережив падение – от дочери мятежного самурая до гейши и от гейши до любовницы американца, – не желала мириться со своей участью, она стремилась стать настоящей женой. Пинкертон был для нее господином, которому она поклялась в вечной верности.

К такому решению ее подвел не кто иной, как сам Пинкертон. Он не разрешал родственникам Чио-Чио-сан приходить в дом на холме. Поразившись числу ее родни, пришедшей на их свадьбу, он представил себе, как эти люди будут вмешиваться в их жизнь, и ужаснулся.

– Порви все связи со своими предками, – заявил он Чио-Чио-сан. – Так тебе будет легче. Зачем осложнять себе жизнь, если среди твоих предков или родни есть грешники и преступники. Я возьму на себя роль твоих предков.

Чио-Чио-сан попросила, чтобы ей позволили посещать предков хотя бы на праздник поминовения усопших Бон.

– Нет, – сказал Пинкертон: – Избавься ты от этих старых предрассудков.

Разрубить нить, связывающую ее с предками, – для Чио-Чио-сан было все равно, что лишиться опоры, обрубить ноги, превратиться в призрак. Слова Пинкертона, вроде бы шутливые, сказанные с улыбкой, заставили Чио-Чио-сан осознать, насколько сурова жизнь жены американца.

Она уже больше не сможет мысленно общаться с отцом и с дорогими предками, которые пребывают в ином мире. И ее собственная душа, оказавшись отрезанной от прошлого, будет парить в пространстве. Даже после смерти она не сможет попасть в мир предков, и связь с людьми на этом свете будет прервана. К тому же ей не удастся заботиться о родителях.

Чио-Чио-сан заплакала – так ей стало страшно, но Пинкертон лишь равнодушно посмотрел на нее:

– Если хочешь, я познакомлю тебя с нашим Богом.

7.4

Чио-Чио-сан поняла: чтобы стать женой Пинкертона, нужно перестать поклоняться предкам и поверить в Бога по имени Иисус.

Она пошла в храм в районе Минами Яманотэ, где жили англичане и французы, и спросила священника: как Бог Иисус спасает души людей?

Священник прочитал ей, что было написано в Евангелии:

Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух.

Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше.

Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа.

Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч;

Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее.

И враги человеку – домашние его.

Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня;

И кто не берет креста своего и следует за мною, тот не достоин Меня.

Пинкертон наверняка приведет ее в страну нового Бога.

Так казалось Чио-Чио-сан, и никто не имел права посмеяться над нею. Она поняла условие брака, о котором намекал Пинкертон, логически соединив его со словами Иисуса, прочитанными для нее священником. А еще она думала: даже если наступит день, когда ей придется порвать связь с родственниками и предками, новый Бог защитит ее.

Обращение Чио-Чио-сан в новую веру вызвало бурю негодования у всей ее родни. Они рассчитывали, что брак с американцем улучшит их финансовое положение, но, узнав, что Чио-Чио-сан пытается избавиться от них, отгородившись Богом Иисусом, они явились в дом на холме выразить свой протест. Пинкертон встретил их холодно, и они ушли ни с чем, называя Чио-Чио-сан «самой неблагодарной дочерью в Японии».

Чио-Чио-сан дорого заплатила за этот брак Японское законодательство вообще не признавало браков с иностранцами. И по законам США этот брак считался недействительным. Пинкертон, разумеется, знал об этом и шутки ради взял себе в новые жены пятнадцатилетнюю девушку. Не подозревавшая ни о чем Чио-Чио-сан ночью, после того как родственники отказались от нее, взяла Пинкертона за руку и сказала: