Джек Керуак - Мэгги Кэссиди Страница 27

— Ты всегда только плохие новости по всему Южному Лоуэллу собираешь всегда всегда —

— Просто я так боюсь, что у нас дома что-то плохое произойдет — А про Эдди Коледану слыхал? Ты же Эдди знаешь, он сейчас в больнице, грузовой лифт с четвертого этажа упал на текстильной фабрике, он там ткачом работал, что-то сломалось, и лифт стал падать, а на него внутри груз свалился, правда ужас какой? Ох, ну почему только у тебя на дне рождения такие мысли в голову лезут?

— Мэгги — Мэгги —

— Как мой малыш? — мне в самое ухо. — Любовь моя единственная —

— Честно? Правда? — что бы я делал, если б ты сегодня не пришла —

— Ты не злишься?

— Нет — не-а.

— Вот самый главный вопрос. Ой, — вздыхает, — наверно, я просто бестолочь. — Соблазнительно угрюмая в моих безнадежных объятьях. Я боюсь говорить ей что-нибудь еще, чтобы не наскучить. Все дико, все со мной разговаривают, сквозь человеческие лабиринты всю ночь я пытаюсь пробиться к ней — зная, что теряю ее — Елоза ухватил меня за руку, пытаясь приободрить; он уже начинает видеть; я чувствую, как он меня любит, мужчина мужчину, мальчишка мальчишку:

— Ай, Джек, полегче давай, малявка, полегче — ты ж ведь знаешь, правда, я до сих пор всем говорю, у меня лучший обед в жизни тогда в воскресенье был у тебя дома, а? — даже гораздо лучше гамбургеров, которые ты прошлым летом делал — Для одного меня! Добрый ты, Джек! я к тебе зашел, ты проснулся, вывалил на сковородку полфунта масла, здоровенные шматы мяса, зззт, дым валит, лук, кетчуп — прикинь? Лучший повар в мире!

С ним вместе мы смотрим, как Мэгги выскакивает в гостиную с Кровгордом, а Рыжий Моран тянет ее в другую сторону — я уже готов перепилить этих парней через щелочку в шотландском дереве дверного косяка Ирландской Революции —

— Все нормально, Загг, она молодая и дурная еще, ей весело — я с ней не целовался, я хохотал — я хохотал! Хи хи! Просто девчонка, Загг, просто девчонка. А на следующей неделе влатаемся в наши парафарналии для тренировок, пральна? — бейсбол! Все утрясется! Иддиёт, наш верный друг, будет кэтчером, Малым-ша Сэм и я на третьей базе — всё как всегда, ничё не меняется, малявка!

— Требуй свои права! — вопит Скотти, подскакивая к нам посреди комнаты, где мы стоим, обхватив друг друга руками, соприкасаясь головами.

— Скотт на третьей — Джи-Джей-великолепный на насыпи — самое время для смешных игр! — Всё отлично!

К нам подходит Гас:

— Загг, я ничего не хочу сказать, но Мэгги Кэссиди только что сидела у меня на руке и вставать не хотела, говорю тебе, мне никогда в жизни не было так неловко, клянусь именем моей мамы — и не скинуть ее никак! А этот огромный Эмиль Блуа, папаша твой, он точно глаз с девушкиной попки не сводит, когда она отходит от него, а пока сидела у него на коленях, он ее по подбородку трепал и шуточки шутил, знаешь? Загг, а что бы он еще сделал? — он же девчонку раздавит, если сверху на нее уляжется — Ты б видел, как у него зенки вылупились! Я аж за Мэгги испугался. Предупреждаю тебя, Загг, мне Фрэнк Мерриуэлл, твой заклятый враг, даже пару баксов сунул, только чтоб я тебе не говорил —

Елоза:

— Когда эта вечеринка закончится, дружища мои, я иду домой, знаете, как в постельке хорошо. — А сам мне на ухо шепчет: — Полин в тебя втрескалась по самые уши, Джек, без дураков! Только про тебя и лепечет всякий раз, как ее увижу, вот и вчера, например, на свободном уроке, я в класс захожу, а она меня спрашивает, мол, ты что — не будешь домашнюю работу делать, а я говорю, ну, сколько-то — Блин, я к учебникам всю перемену даже близко не подошел. А она и тут и там все про тебя выспрашивает — Даже сказала, что я смеюсь совсем как ты, разговариваю как ты и движения те же. Говорит, если ты когда-нибудь растолстеешь, она тоже растолстеет. Честно, Джек, она даже о будущем заикается. Собирается за тебя замуж и всё что угодно. Она меня просила этого тебе не передавать. Она всё у меня выспрашивает. Спрашивает, есть у тебя другие девчонки или нет. А про Мэгги молчит. Чтоб ей приятно сделать, я сказал «нет» — очень медленно так — Если б у меня весь день был, я бы тебе все рассказал, о чем она говорит. Слушай, крысеныш хитрый, ты чего Полин про меня наговорил в то первое воскресенье, когда к ней домой ходил? — в прошлом ноябре, после игры? — Только не ври мне в глаза. Я-то знаю, она мне сама сказала: «О, я кое-что про тебя знаю, — говорит, — тебе должно быть стыдно —» Ну-ка мне полный отчет? — А? Признавайся, чего ты ей наговорил?« — Я взял и рассказал ей, как с Елозой тот первый поцелуй показывал. — Покедова, подлая Малявка Белы! Пошел я видеть сны про черных ангелов на своей славной беленькой подушке, малявка — Ну и метель, в такую только спать!

— Загг, — философски вымолвил Джи-Джей и братски распростер вокруг меня руки, ревя: — ты помнишь, как мы в вестибюле дрались? Ты меня снаружи еще звал — «Янни!» — невинно так, я спускался как нормальный человек, а ты в темноте прятался, глаза сверкают, дышишь тяжело, и как наскочишь на меня — А вчера я вдруг всё по-другому увидел, когда ты мне руку завернул, она аж треснула, я тебя левым хуком по корпусу, и ты покачнулся от удара, но быстро в себя пришел и справа мне по челюсти заехал — А я в отместку резко слева тебе н-на и по яйцам, ох как же ты застонал — уворачиваясь и финтя, я надвигался быстро, чтоб тебя уж наверняка свалить — серией четыре слева и семь справа я тебя быстренько на колени поставил, а потом ты и глазом моргнуть не успел, я всю силу свою собрал и вырубил тебя по голове. У тебя лицо такое удивленное сделалось, попытался на колени приподняться — тут-то тебе и облом, но я изо всех сил тебе по черепу шарах, тут ты и рухнул, как бык — Ах, что за жизнь была! — вдруг мрачно ни с того ни с сего. — Счастье испарится, хмурое и злое, и наплевательство вернется даже в этот прак-клятый мир. Но в чем засада, если Боженька счастлив, значит, никакого вреда и нет — Все наши мечты, Загг, все наше детство вместе — и даже драки в вестибюле — А вот теперь ты вырос, твоя Ма тебе отличный день рожденья устроила, твоя девушка здесь, твой отец, друзья — Да, не обманывай себя, Джек, на этом свете еще остались добрые люди — Когда-нибудь тебе станет стыдно, только меня никогда не стыдись, того, что мы с тобою вместе знали, нас не стыдись, в наших чокнутых базарах и приключениях — вот посмотри на Елозу, старый добрый Белы идет домой спать — через минуту он уже потащится по Риверсайду в такую метель, как я его тыщу раз видел из своего кухонного окна и материл весь этот мир за то, что он такой черный, да только с миром все в порядке, и Елоза собой доволен и держится, идет вот на заслуженный отдых — вот что я тебе скажу, Загг.

Скотти весь причесанный, при костюмчике, на лице улыба:

— Малявка, если не можешь себя вести, так хоть будь (сторожней — хе хе хе! До субботы, до пяти вечера, я теперь работаю, а особенно в субботу до одиннадцати — Винни тут как-то чуть не убился, когда в дыру влетел на

Зазином велике, всю ногу себе ободрал и четыре пальца, а я лично думаю, что он еще и придуряется — Вишь какой? У него теперь отличная работа в Лоуренсе будет, таскать на плечах тюки ткани с утра до ночи — Но этим летом мы снова все будем вместе, я драндулет надыбаю, после матчей будем купаться ездить.

— Надеюсь, Скотт. — Потом, у печек, мы сурово все то подытожим, вместе и в тысяче миль друг от друга.

Твердо кладет он руку мне на плечо, улыбается. Я закрываю глаза, вижу Тупицу Трепача Де-Бека в пеленках, кружавчики с большими подсолнухами, сидит в своей коробке из-под печенья в субботних вечерних комиксах с цветной страницы «Фейган ты гадюка» жалуется он здоровенному бородатому милахе Чапли-у-Фейгану а тот пастью громадного бичары отвечает А Почему Это Я Гадюка, Трепач?" вылезая из окна в маске отпечатанной грустной красной краской — Мэгги неистово пляшет, я сижу и давлюсь от влюблёнства — С другого конца балёхи подбегает Ма, ликующе поводя плечами, прикусив язык, обхватывает меня надолго руками, обнимает, хочет показать всем, как сильно она любит своего мальчика, вопит: «Эй, Джеки, а что скажешь, если Мама подойдет и тебя хорошенечко чмокнет?» чмок!

Приходят фотографы, все орут и учат их, как надо снимать, — организуют две потные групповые фотографии — В первой я стою между Ма и Па, Кровгорд, Трумэн и Моран сидят слева, сурово представляя собратьев-спортсменов по школе, а глазки-то посверкивают, Джим, обхвативший руками за плечи своих корешей, Джимми Биссонетт сидит справа со своей женой Жанетт, хозяева — Джимми глупо ухмыляется в камеру, чуть не взрываясь от своего раскатистого гу гул ги ха ха хохота, весь возбужденный в облегающем пиджачке французского roue [61] точно в европейских костюмах героев порнографических фильмов, что совершают мрачные подвиги в унылых интерьерах с неодетыми женщинами — счастливый полоумный нос, болтливые губки, невообразимая гордость по случаю этого вечера. За ним стоит мой отец, рукой обхватил меня, белые пальцы у меня на плече сливаются с белыми обоями, он рад, в большой жилетке, узком костюме, всю ночь его лихорадило на вечеринке, и он орал и «малютку Мэгги подзуживал ха ха ха» — теперь же на фотографии серьезно покашливает, весь залившись румянцем, гордый, меня к себе поближе притянул, чтобы весь мир увидел в газете, как он сына любит, с тою же самой простотой и доверчивостью, с какими Джимми подставляет свой радостный лик мирам-пожирателям — Отец мой как гоголевский герой из старой России в доме.