Евгений СТЕПАНОВ - Застой. Перестройка. Отстой Страница 27

Или другой пример.

Пришел ко мне (просто поговорить) некий Алексей Шуриков. Он политик, философ, борец за идеи (они у него разные).

Пришел и, естественно, начал рассуждать о смысле жизни, о том, что наши официальные политики и философы до сих пор не выработали новой национальной идеи. А он, Шуриков, выработал.

Слава и тут спуску не дал:

– О чем это вы, Алексей? О политике? Я вам не помогу, я вам не ежик. Политика – дело опасное. Я не хочу свою голову подставлять. И тебе, Женя, не разрешаю, что ты ежик, что ли. Я рекламировать вас, Алексей, не буду.

Чуть бедного Шурикова не выгнал.

Все бы ничего, ходил бы я на работу да и слушал Славины истории, но дело в том, что моя подруга Наташка Белянкина (мы как-то с ней быстро нашли общий язык в «Центр-округе») стала фактически начальницей Арсеньева. Раньше-то она командовала рекламной службой только одного из журналов ИД, а тут ее взяли да и нежданно повысили, сделали командующей всей многочисленной армии рекламных деятелей нашего Издательского Дома, т.е. назначили заместителем Генерального директора Сергея Гивиевича Цобелия (человека из космических буржуинских иерархий).

Фактически сразу после этого назначения Наташа и Слава поругались основательно. Ну и мне как приятелю Белянкиной (Слава это знал) перепало на орехи.

На следующий день Арсеньев издал приказ о каре за гипотетическое разглашение коммерческой тайны, а меня пересадил в другую комнату.

Вечером он мне позвонил:

– Старик, ты знаешь, конечно, почему я тебя пересадил. А вдруг ты что-то лишнего своей подруге про меня расскажешь? Да и little-проблемка тут возникла. Твоя рекламная агентесса Оля Савлова отправила, не имея на то права, счет фирме «Дьявол электроникс» за своей подписью. Белянкина это просекла. Говорит, что это форменный бардак (это и в самом деле бардак!). Но фишка в том, что деньги к нам уже пришли (почему-то без НДСа). Белянкина орет, что это ее заказчик, а Савлова, мол, просто сумасшедшая. Я-то убежден, что это заговор, понимаешь, за-го-вор. Заговор Белянкиной и Савловой против меня. А я что им, ежик, что ли? Белянкина специально подставила Ольгу, отстегнула ей две тыщи «гринов», а сама слупила десятку (такова сумма НДСа) с «Дьявол электроникс». Таким образом она заработала бабки и мне насолила. Убила двух зайцев. Но я ей не ежик, тоже мне ежиков нашла. Честно говоря, я сначала подумал, что это ты все подстроил, но потом поразмыслил – тебе конфликт со мной вроде не нужен. Так что пиши служебную записку. Мол, про «Дьявол электроникс» Савлова тебе ничего не говорила. И не обижайся. Я к тебе по-прежнему отношусь хорошо.

Служебную записку я написал.

Через некоторое время вся эта ситуация мирно разрешилась.

Оля Савлова просто перешла на другую работу. И все грехи благополучно списали на нее.

А со Славой я проработал еще довольно долго.

Многое что узнал. Страшная жизнь вокруг, страшная. Все друг за другом следят, все прослушивается. Прямо как в стихотворении поэта Евтушенко: «Спешат шпионы-делегаты на мировой шпионский съезд, висят призывные плакаты – кто не шпионит, тот не ест!»

Однако нужно отдать должное Арсеньеву, он давал мне главное – свободу. Я мог запросто неделями отсутствовать на службе. Арсеньев этому, по-моему, даже радовался – пользы от меня в конторе, действительно, не было никакой. Когда я не ходил на работу – играл с Настюшкой, учил ее письму и грамоте (она учиться не хотела, но все время требовала, грозно насупив брови: «Папка, книжку читай!»), и я, конечно, читал, показывал ей старые диафильмы, которые раньше мне показывали родители. Каждую неделю мы ходили в зоопарк (от нас до него двадцать минут пешком). Обычно я сажал дочку на шею, держал ее за ноги, так мы и шли. Наташа по дороге покупала нам мороженое.

Наташа, после того, как я стал хорошо зарабатывать, преподавать стала меньше, давала частные уроки русского языка примерно два-три раза в неделю. В основном готовила абитуриентов к поступлению в ВУЗ.

В общем, хороший у меня был начальник Арсеньев – давал мне жить.

Однажды я, с его согласия, оказался в Америке.

…Есть в Москве такая организация – «Дружба сильных». Занимается она тем, что устраивает профессиональные обмены между людьми из разных сфер. Подобрали мне в этой организации представителя журналистского мира Америки.

Правда, оказался этот человек не вполне журналистом – оказался он и з д а т е л е м газеты, то бишь крутым, матерым капиталистом.

По условиям «Дружбы сильных» нужно сначала принять гостя в своей квартире, иначе сам никуда не поедешь. Две недели здесь – две недели в Штатах.

Я принять-то был не против. Но квартиру тогда, в 1996 году, мы имели совсем небольшую: девятнадцать квадратов метров…

Все-таки рискнули – Наташа и Настя уехали в Кубиковск (они как раз туда собирались), а я принял диковинного гостя.

Американец приехал с тремя набитыми непонятно чем чемоданами. Невысокий, плотный, загорелый. Боб. Сорок два года. Улыбка, белоснежная сорочка, fine, fine. Я его поселил на крошечный второй этажик – сам он туда почему-то попросился.

Началась наша совместная жизнь. Боб (или Баб, так он просил, чтобы я его называл) многого не понимал в нашей действительности. …Соседи по обыкновению «квасили». И вели коллективный образ жизни. Набивалось в соседней сто десятой квартире до пяти-десяти человек. Товарищи разных (кажется) полов выпивали и днем, и ночью.

В день приезда Боба соседи традиций не нарушили – выпивали. Как всегда, весьма основательно. Многие часам к трем ночи «отрубились», то есть утихомирились. Один же (скорей всего, хозяин квартиры, бывший подполковник С/A Сан Саныч, я их всех уже по голосам научился определять) все никак не угомонялся. Он подходил к другому товарищу, шпынял того – сонного! – ногой и вопил: «Я хочу спать, чего разлегся, падла?!»

Эта фраза звучала монотонно в течение нескольких часов.

Под утро интеллигентный Боб робко поинтересовался: «Евгений, о чем говорят соседи?» Я сказал правду: «Один твердит другому, что очень хочет спать!»

– Странно, – вздохнул Боб, – я тоже хочу спать!

Мы с Бобом вели постоянные разговоры о судьбах России и Америки, о женщинах и мужчинах, о детях и стариках, обо всем (все-таки английскому меня во ВНИ обучили, точно шпиона-нелегала, неплохо). Говорили мы даже о философских материях. Боб стал уважительно называть меня философом.

Когда на следующий день соседи опять начали выпивать и громко выражать свои чувства, я элегантно пояснил Бобу, что они приступили к философским диспутам.

– Понимаю, – сказал Боб, – у вас вообще страна философов!

Улыбчивый издатель Боб, надо сказать, оказался, в принципе, неприхотливым парнем. Ел то же, что и я, – картошку, колбасу, сосиски. И, видимо, сам удивлялся тому, что еще жив. Я в общем-то смутно догадывался, что там, на Родине, в США, Боб ест иные продукты, более, что ли, качественные. Поэтому дважды от щедрот своих я покупал ему пиццу.

Часто к нам приходили мои друзья.

Как-то завалился среди ночи скандальный молодой журналист Валерка Кирков из «Комсомольской правды» с товарищем Пашей, мужчиной неопределенного возраста. Оба находились в состоянии сильного алкогольного опьянения, но в силу большого профессионализма держались бодро.

– Ребята, – предложил Валерка, – прем по девочкам. Я плачу!

Я начал отговаривать Валерку и Пашу, стал подливать им чайку, подкладывать печеньица.

Ребята не сдавались. Очень хотели идти по девочкам и приобщить Бобыча (так Валерка тут же стал называть американца) к «высотам российской цивилизации».

Раздался очередной звонок в дверь. Это вошла Аня, наша соседка с четвертого этажа, сильно пьющая дама лет шестидесяти пяти. Она и раньше заходила сотню-другую занять, а сейчас, видимо, узнав, что мои уехали, хотела, как я понимаю, «раскрутить» меня и на более серьезные суммы.

Увидев меня, Боба, Валерку и Пашу, Аня не растерялась.

– Мальчики, – четко выговорила она, – есть пивко. Ебнете? Подтягивайтесь ко мне, у меня там и кресла найдутся.

Кирков и Паша, счастливые от своей мужской неотразимости, пошли наверх.

Наш совместный поход по девочкам не удался. Я отказался и Боба, разумеется, не пустил. Но Валерка и Паша были пристроены. И довольны.

Была у Боба возможность знакомиться с девушками и более юного возраста. Каждая из них, правда, требовала от меня, чтобы я знакомил с холеным американцем только ее. Но что делать – у меня довольно много незамужних знакомых барышень, в основном с работы.

Боб шел на знакомства охотно, приглашал (на словах) всех в ресторан. Обещал перезвонить, назначить конкретную встречу.

Пришлось ему ненавязчиво рассказать про наши цены. Я опять-таки сказал правду.

– За стольник «баксов», – огорошил я наивного американца, – у нас в самом заурядном ресторане можно посидеть в лучшем случае вдвоем. Немного выпить и закусить. Без роскоши.