Александр Покровский - Бортовой журнал Страница 27

А если пригласили на банкет, то он придет с сумкой и минут через двадцать начнет незаметно в нее еду складывать.

А еще он звонит в три часа ночи и предлагает купить у него столик за двести пятьдесят долларов – старинный, инкрустированный, который ему подарила одна старушенция.

Или он звонит и говорит: «Я этого не люблю, потому что он жлоб и бездарен».

А ты у него спрашиваешь, что подразумевается под словом «жлоб», на что он замечает: «Жлоб – это жлоб!»

Или он выходит от тебя в дождь, а ты ему даешь зонтик, с которым теперь можно попрощаться.

Или он в подворотне нассыт.

Наткнулся на слово «сущий» и подумал, что там пропущена еще одна буква «с». Этому слову памятник бы поставить.

А есть еще слово «везде ссущий», которое мне куда больше нравится, но – увы нам – не дождешься, конечно, чтоб где-либо этому еще более правильному и еще более исконно русскому слову что либо установили.

А хороший был бы памятник – «Везде ссущему».

Его бы Церетели поручить.

И чтоб непременно фонтаны.

И чтоб во все стороны.

Из меди.

Люблю фонтаны из меди.

Не успел подумать, как прислали сообщение, что в Курске поставили памятник (60 сантиметров высотой) соловью. Надпись под ним гласит: «Соловей сущий».

Просто мистика какая-то.

Ну что ты опять распереживался?

Ты же на отдыхе, вот и отдыхай. Давай подышим спокойно: раз-два, вдох-выдох.

Только спокойно надо дышать, и тогда все будет в порядке. В полном.

Ты приехал на отдых. А сын твой приехал с тобой. Ему уже восемнадцать лет. Имеет право не замечать папу. Хотя бы на отдыхе.

Ну и что, что он не пришел ночью в номер? Ну и что? У них танцы до утра, потом – свои дела, а ты спи, спокойно спи. Закрыл глаза – и баюшки!

Что? Не можешь закрыть глаза? Ну тогда вставай и ходи по территории этого отеля.

Тебе, наверное, обидно, что он сидит со сверстниками и о чем-то болтает?

Да о чем они могут болтать?

А все-таки, согласись, что тебе обидно. Просто тебе обидно, что ты так мало для него значишь. И он может бросить тебя в любую минуту. Разменять на мелочь. Я тебя понимаю.

А хорошо, когда сам понимаешь, что в тебе происходит.

А может, и плохо это. Уж лучше как животное – ни черта не понимать.

Но ведь это когда-то случится – он уйдет, и это всегда будет внезапно, всегда вдруг.

Надо было к этому готовиться, а ты вот прошляпил момент.

И почему ты всегда ко всему не готов?

Ну что тебе еще сказать? Ты умный, придумаешь чего-нибудь. Например, вы встретитесь утром на завтраке, и ты ему скажешь: «Ну, как дела, сын? Как прошла ночь? У тебя все хорошо?»

Только не надо этих твоих попреков. Он же сам боится, что вот сейчас они и начнутся.

А без попреков хорошо. И все у вас ладно. Главное – не отворачиваться друг от друга.

Они, молодые, отворачиваются легко.

Ты же сам легко отворачивался от людей. Вспомнил? Вот! Теперь не твоя очередь. Твой собственный сын от тебя отвернется и будет считать, что он во всем прав.

Да, он прав, конечно. Наверное, это старость. Она так к тебе подбирается. Как кот. А потом – прыг из кустов – и укол боли.

Больно тебе.

А ты сам виноват – думаешь о боли. О боли нельзя думать. Подумал – и она тут как тут.

И не ходи за ним, как побитая собака. Ты – сильный, тебе все нипочем.

И не надо дуть губки. Ты же мужик. Мужики не дуются.

Пройдет. Все пройдет.

А со стороны можно за ним понаблюдать. Все-таки красивый парень. Вот ходи, смотри на него и думай, что, в общем-то, ничего страшного.

Ему бы ума только. Немного.

А сам ты в этом возрасте был большого ума?

– Папа, ты будешь чай?

– Буду!

Видишь, как здорово – тебя заметили, пригласили пить чай.

Это просто друзья его испарились куда-то, вот он о тебе и вспомнил.

А обязательно думать про гадости, да? Потерпеть нельзя?

А чего себя обманывать – так все и есть.

А может, я хочу себя обманывать.

Бедняга! Он тебя позовет, и ты побежишь…

Конечно, я же его отец.

Вот и беги.

Вот и бегу.

А ты молчи.

А я молчу.

День ВМФ – это всегда праздник и потешные бои. А что можно сказать про такие бои? Можно сказать, что они никогда не проходят бесследно.

Вообще-то для моряков это не праздник. Для моряков – это испытание нервов и сил. То есть праздник для моряка, что шествие свадебной лошади – морда в цветах, жопа в мыле.

А тут еще и потешные бои.

Ну не бывают они на Руси без потерь для потешных!

Представьте себе пирс, где размещаются гости, а на этот пирс на полном ходу все время кто-то нападает – то плавающие танки, то торпедные катера.

Обязательно кто-нибудь выстрелит боевыми вместо холостых – это обычно случается с танками. Это они в последний момент выясняют, что холостых-то у них нет, но зато у них до хрена боевых снарядов – и как выпустят их (а, нехай себе летять), и одному только Богу известно, как удается избежать массовой погибели.

А торпедные катера вообще могут выпустить торпеду, после чего в рядах на пирсе наблюдается некоторая потерянность, потому как торпеда-то идет и никому по дороге не объясняет, что она не совсем боевая. Так что паника в обозе обеспечена.

А тут еще могут и «Змея Горыныча» запустить.

Вы знаете, что такое «Змей Горыныч»?

Это шнуровой заряд для подрыва мин на мелководье. Выстреливают его, он летит себе, летит, а потом, как в кино, красиво так падает… наземь и… КАК ТРАХНЕТ!!!

И генералы (на это дело всегда найдутся генералы, которые сидят за празднично накрытыми столами, а на них, на эти столы, с горы неслышно надвигается лава в маскировочных халатах, которая потом взрывается криком «Ура!» и нападает на другую лаву, и все это перед столами, причем у одной из лав оказываются сплошь и рядом боевые патроны), и генералы, повторимся, на все это смотрят милыми детскими глазами Центра России – Республики Тува.

И в этот момент к ним летит «Змей Горыныч».

Ну что вам сказать? Генералы потом бегают быстрее лани.

Они, генералы, вообще очень здорово бегают, о чем до последнего момента они совершенно не подозревают.

Слава Богу, 31 июля 2005 года в светлый праздник Дня Военно-Морского Флота России в Питере ничего такого не произошло.

Разве что на тренировке, в субботу, кто-то из славного стада отечественных диверсантов, владеющий всякими противодиверсантскими приемами, подорвал имитационный заряд весом не в сто грамм, как и положено, а в три килограмма (знай наших, пущай все обкакаются), и не где-нибудь, а у самой что ни на есть кормы флагмана праздника сторожевого корабля «Неукротимый».

Тот тут же начал тонуть через дырку в машинном отделении (три с половиной метра по шву), то есть он погружался в пучину, всячески кренясь и задирая свой нос, отчего его взяли на буксир, и буксир тот, напрягаясь, как нанайская собака, отрывающая обледенелые сани, поволок его, постоянно тонущего, на ближайший заводище для ремонта, но по дороге он – уже, значит, буксир, – как рассказывают очевидцы (естественно, от переживаний), напоролся на ледолом моста лейтенанта Шмидта, после чего все на том буксире так матерились, что вы и представить себе не можете.

Так что праздник удался, поскольку все это происходило на виду у итальянского военного корабля, на котором морячки все высокие и красивые, в белых штанах и в чем-то еще, так что глаз от них наши дамы на Невском проспекте отвести не могли.

А «в субботу (30 июля) около 4 утра в Санкт-Петербурге на Неве танкер «Иркутск» с 3 тоннами мазута на борту врезался в опору Троицкого моста.

Через верхние люки танкера в Неву вылилось около тонны топлива».

Вот интересно, как это у них через открытые верхние люки (!) вылился мазут?

А чего это они были открыты? То есть треть топлива от удара вылилось? Ни хрена себе удар!

И в этот день еще подорвали «Неукротимый»!

А потом буксир, его буксирующий, врезался в ледолом моста лейтенанта Шмидта!

Просто что-то с мостами надо делать!

Я знаю, что надо с ними делать. Надо снабдить их пиками. Чтоб они встречали тех, кто на них нападает, пиками. Как дикобраз.

Подводные лодки горели и тонули всегда.

Они тонули в открытом море и у пирса.

Они взрывались, горели, тонули, но всегда находились люди, готовые на них служить.

С гибнущей подводной лодки спасались редко. Разве что всплывут вовремя да вовремя подадут команду на оставление корабля.

Команду подает командир. Вот только хватит ли у него на это смелости?

Если не хватит, то люди будут падать в воду кто в чем, и от холода у них будет останавливаться сердце, а если хватит, то люди останутся живы, а командир пойдет под суд.

Кто виновен в гибели лодок? Ответ: техника и люди.