Ева Ланска - Четверо мужчин для одной учительницы Страница 28

– О’кей, Нина, давайте второй! – Лицо Луччано засветилось какой-то детской радостью, словно мальчишке предложили играть в слова и сейчас был его ход.

– Какой кофе самый лучший?

– Такого просто не существует, как нет лучшего музыкального произведения или лучшей скульптуры...

– Тогда какой кофе предпочитаете вы?

– Я неприхотлив... Предпочту чашку хорошего эспрессо и глоток коньяка. Но пробовал, конечно, много чего, даже Kopi Luwak стоимостью 160 долларов за фунт.

– А почему он такой дорогой?

– Его экспортируют из Индонезии. Кофейные зерна проходят естественную обработку в желудках диких древесных зверьков, обитающих в тропических джунглях островов Ява и Суматра. Эти зверьки обожают лакомиться спелыми плодами кофейных деревьев, но из их организмов зерна выводятся практически в непереваренном виде. В результате такой обработки вкус зерен улучшается. Местные жители рыщут по джунглям в поисках их экскрементов и сдают. За год их собирают не больше 50 кг. Отсюда и такая цена.

– А вкус? Какой получается кофе?

– Мне показалось, он имеет вкус жженого сахара. Но цена, определенно, добавляет аромата... Если хотите, Нина, я угощу вас этим экстравагантным напитком. В Италии есть любой кофе. Италия, на мой взгляд – самая кофейная страна! Здесь существует настоящий культ кофе и кофеен, поэтому они на каждом шагу. Итальянские кофейни – это, как правило, семейный бизнес, который передается из поколения в поколение. Здесь принято дорожить каждым клиентом и чтить старинные ритуалы. Утро в каждой итальянской кофейне начинается с настройки кофе-машины. Причем хозяин, он же, как правило, и бариста, никогда не нальет гостю даже обычного традиционного эспрессо, пока сам не убедится, что его качество соответствует установленным именно в этом заведении стандартам. Поэтому даже в соседних кофейнях не найти двух одинаковых вкусов кофе. Более того, в Италии есть заведения, в которых приготовление и подача кофе возведены в ранг искусства. В Бинаско, например, это в 16 километрах от Милана, в кофейне MAX BAR капучино подают как авторский напиток. Бариста каждый раз делает из него шедевр латте-арт, рисуя картину пищевыми красками по молочной пене...

Они брели по причудливым Венецианским улочкам. Наташа наслаждалась возникающими за каждым поворотом картинами, одновременно следя за тем, чтобы ее косолапая походка выглядела естественной, а Джузеппе держал ее за руку, не замолкая ни на минуту и выдавая этим свое волнение. «Вероятно, я действительно получилась очень похожа на его сестру, он не может привыкнуть к сходству», – подумала Наташа, но, улучив минутку, спросила:

– Джузеппе, куда вы меня ведете?

– Нина, вы же мечтали увидеть настоящую Венецию, дотронуться и никуда не спешить? Я вас правильно понял? Вот я и навязываю вам пешую прогулку по моему любимому городу. Городу свободы со сладким запахом тлена... Венеция – особый мир, это мозаика, сложенная из 118 островов и 160 каналов, соединенных мостами и арками. Она совсем небольшая, за 40-50 минут можно не спеша пройти из конца в конец. Здесь нет машин, только пешеходы и то, что может плавать – как тысячи лет назад... Это особенное место, сюда приходит умирать время...

Лучано говорил так поэтично и с такой любовью, что Наташа поневоле позавидовала ему. Позавидовала тому, что он может говорить так о своей родине, о городе, в котором живет... Ей с горечью вспомнилась улица Рабочая в Хабаровске с ее домами, стоящими вразнобой, ничем не отличающаяся от прочих улиц ее родного города...

– Сейчас мы выйдем на легендарную площадь Сан Марко с собором и дворцом Дожей, – продолжал экскурсию Луччно. – Быть в Венеции и не побывать в этом месте – невозможно! Один путешественник сказал: «Тот, кто, стоя на площади Сан Марко, не чувствует, что его сердце бьется сильнее... не имеет его вообще...».

Наташа стояла на замкнутой прямоугольной площади, окруженной невероятно роскошными строениями, чувствовала жесткую, сухую руку итальянца и испытывала совершенно необъяснимые чувства. Перед собором Сан Марко хотелось стоять вечность, медленно поворачиваясь по часовой или против стрелки, здесь это было не важно, и продолжать смотреть и смотреть. Самые великолепные восклицания казались недостаточными и блеклыми...

– Странно, – только и произнесла она после долгого молчания.

– Что странно, Нина?

– Здесь столько голубей, толпы туристов кормят их, а площадь чистая...Представляю, что было бы в Москве... У нас некоторые памятники уже памятники голубиному помету, а не писателям и поэтам...

– Видимо, у них соглашение с министерством по туризму, – засмеялся Лучано. – Голуби не гадят на достопримечательности и туристов, а туристы не гадят на министерство.

Наташа улыбнулась. Этот «типичный итальянец» умел расположить к себе.

Они прошли по набережной в сторону Лидо, погуляли в уютном парке, где почему-то почти не было туристов.

– Венеция очень красивая, особенно в тех местах, куда не доходят туристы, – возобновил рассказ гида Лучано. – Видите вон тот дворик, Нина?

Маленький дворик с детской площадкой, парой-тройкой деревьев и традиционными мамашами с детьми на первый взгляд ничем особенным не отличался. Было лишь удивительно видеть часть обычной жизни и живые деревья в этом каменном туристическом котле.

– В детстве мы с сестрой любили бродить по Венеции и мечтать о будущем, – рассказывал Джузеппе. – Купим в магазинчике хлеба, ветчины, оливок и съедаем где-нибудь на лавочке... Вкусно до невозможности! Самое удивительное, что с тех времен этот город нисколько не изменился... Точно так же гондольеры кричат перед перекрестком на весь квартал, чтобы не столкнуться с катером, несмотря на установленные на каналах светофоры и дорожные знаки. Точно так же отталкиваются от стен ногой, когда не справляются с управлением, такие же толпы туристов и тот же сладкий запах тлена... Венеция напоминает мне огромный гениальный перформанс...

– Что такое перформанс? – спросила Наташа, сразу вспомнив название одной из папок в ноутбуке итальянца. Она пока совершенно не представляла, как перейти к теме 14-го мая, и просто позволила себе плыть по течению. Тем более что в Венеции это было как нельзя более правильным.

– Сегодня в небольшом театре недалеко от моего дома вы как раз сможете узнать, что это такое. Там будет проходить показ перформанса, который я купил на последней Венецианской биенале. Все вопросы потом, ок? – ответил Лучано и, кивнув на припаркованную классическую красную Ferrari, подтолкнул к ней Наташу: – Ну, вот мы и пришли. Жаль, что нам приходится говорить по-английски, – произнес он, когда они сели в машину. – В итальянском языке имеются отдельные местоимения Тu (ты) и Lei (вы) в единственном числе. Сейчас мне бы хотелось сказать тебе «ты»...

– В русском тоже, – ответила Наташа.

Он взглянул на нее и быстро отвернулся, как будто увидел что-то для себя неприятное.

22

Определение «небольшой театр» было явным преувеличением. Частный дом с довольно вместительной гостиной, где по периметру были расставлены «шведские» столики с закусками, а центр занимал сервированный на шесть персон большой овальный стол. Гости, несколько десятков человек, садиться за него не спешили. Они прогуливались вокруг, негромко переговариваясь. Итальянскую речь Наташа уже немного разбирала, благодаря своему чуткому языковому слуху. Лучано улыбались, его приветствовали, хлопая по плечу и пожимая руку, кидали дружелюбные взгляды и на Наташу, но представлять ее обществу он, видимо, не собирался. Наташа отошла в сторону и заняла удобное для наблюдения место возле большой картины в массивной раме. Картина была то ли портретом, то ли натюрмортом: голубоватая обнаженная женщина, похожая на заветренную ветчину с двумя клоками темных волос, возлежала на высоком ложе. Ее бедро сквозь бокал с мартини в Наташиной руке приобретало золотистый подкопченный оттенок. Наташа почувствовала легкую тошноту. «Тоже искусство, – подумала она, – отвлекает от мирского, заставляет задуматься о духовной пище». Она уже не жалела, что не смогла переодеться в более подходящее к случаю платье, – ее имидж черноволосой и кудрявой деревенской красавицы в широкой юбке как нельзя лучше гармонировал с местным колоритом.

Наконец, когда лишний свет погасили, оставив лишь люстру над большим овальным столом, Лучано вернулся к оставленной спутнице.

– Прости, надеюсь, не скучала. Сейчас смотри внимательно! – шепнул он ей на ухо и его рука скользнула по ее обнаженному локтю.

– Я же не говорю по-итальянски, – растерялась Наташа.

– Ты все поймешь.

В зал начали входить люди. Шесть пар мужчин и женщин. Так же парами они заняли места за прямоугольным столом. Рассевшись по местам, они принялись за спагетти, находившиеся у каждого в тарелке. Молча мужчины и женщины наматывали на вилки любимое итальянское блюдо и ели. Так продолжалось несколько минут. Вдруг одна из женщин оставила тарелку, отодвинула стул, встала из-за стола и вышла из зала. Все остальные продолжали есть. Через минуту за ней вышел мужчина, не состоящий в паре с ней. Все остальные начали недоуменно поглядывать друг на друга, затем на часы, однако вслух ничего не произносилось. Это продолжалось еще семь минут – столько, сколько отсутствовали на своих местах беглецы. Через семь минут они появились вместе – слегка растрепанные, поправляя что-то на себе, и он невозмутимо сел на ее место, а она на его, как будто они так сидели с самого начала. Они молча сели на места друг друга и как ни в чем не бывало продолжили есть спагетти, – он из ее тарелки, она из его. Похоже, они даже не поняли, что случайно поменялись местами и едят не из своих тарелок. Они вели себя так, как будто никуда не выходили и вообще ничего не произошло.