Ирина Мартыненко - Граничные хроники. В преддверии бури Страница 28

Парень безнадежно начал повторять привычные действа. Поддевать тонкую грань реальности. Прорезать ее. Аккуратно. До невозможности осторожно, чтобы не задеть тонкие нити сукна бытия. Он уверенными движениями отделил нужный след. Начал распутывать. Тонкие нити гасли под его взглядом. Отпадали. Тлели. Рассыпались в прах. Грустное занятие. Скучное и неприятное. Он считывал информацию. Ничего существенного. Еще одна неудача.

Клубок практически догорел, когда он внезапно что-то почувствовал. Что-то едва заметное. Еле уловимое. Он, ведомый провидением, откинув голову назад, посмотрел наверх, куда вели нити.

– Эй, куда это ты смотришь, Крыса. – Видимо, Ветерок, все же, удосужился поднять голову и взглянуть на темноволосого парня.

Тот же удивленно рассматривал представившуюся его взгляду картину, при этом думая о том, что если бы не его эронийские корни, он вряд ли бы когда-нибудь такое увидел. Вместе с этой мыслью он сразу же вспомнил Лису. Его напарник всегда утверждал, что это единственное, что оправдывает жизнь эрони как нации. Их глаза.

Жаль, что мага нет рядом. Они так и не сумели добраться до него. Но отчего-то Крыса был уверен, что его напарнику сейчас неплохо. Еще одно провидение?

– Вот тебе на, – выдох восхищения со стороны Ветерка.

Он тоже увидел то, что и Крыса. Ведь парень вывел в реальность остаточный след. Последнее эхо почившего времени разгорелось на потолке. Мгновение – и росчерк нитей погас, точно его и не было.

– Ну, надо же, – пораженно отозвался Андрейко.

– Вот видите, – с чувством выполненного долга сказал Ветерок. – Тут, оказывается, действительно есть над чем поломать голову.

Они мчались вперед. Старались ухватиться за опаленный след. Вслед за хвостом разгоревшейся кометы. Ведомые праведным гневом, они бороздили просторы самой тонкой грани между мирами. Пытались догнать обидчика. Настигнуть среди бескрайних потоков. Разнести на сотни осколков. Отомстить.

– Поправка! – чуть ли не во весь голос проорала в динамик Микуна. – Поправка! Чтоб тебя в темноту ветер унес, соколик ты недощипанный. Погрешность Бройса! Слышишь меня, Сморчок? Погрешность Бройса, чтоб тебя разорвало турбиной пополам и кишки в гидравлическом прессе размазало. Шасси в голове прочисти! Повторить? Что ты там вякаешь, самоубийцы кусок? Килем тебя по фюзеляжу! Ты хоть понимаешь, куда нас толкаешь, осел восколобый? Не видишь траектории? Совсем ослеп, карбюратор тебе в селезенку? Тебя что, ничему не учили, ошибка вселенной? Да? И повторю, Сморчок! Подавись уселком! Эос в глотку засунь, чтоб легче стало! Что усек, биплан бескрылый! Сам себе броню спали, и залейся своим биотопливом!

Бора передернуло. Он не любил ругань. Ему в жизни и так с лихвой хватало Соши, но Микуна, порой, в цветастости красноречия превосходила мастера-механика.

– Ты отвлекаешься от курса, – жестко поправил он разошедшегося второго пилота.

– Сам следи, – огрызнулась девушка.

– Прекрати так обращаться к старшим по званию, – гаркнул на нее Бор. – Или хотя бы убавь обороты, пилот.

Она оскалилась и вновь, не обращая внимания на его замечание, принялась распинать по связи соседний летный отряд.

Путник нахмурился. Он примерно понимал своего второго пилота. Командор как раз недавно читал о состоянии аффекта и практически был полностью уверен в том, что Микуна подвержена его влиянию. Пережитый ужас на плаце отразился на ней не самым лучшим образом. Бор воспринимал все по-другому. Сказалась разность культур и мировосприятия. Но и ему тоже, по-своему, было тяжело. И если Микуна выплескивала свои эмоции на товарищах-пилотах, то у его народа не принято было опускаться до подобного. Нельзя терять голову. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Он знал, что им следовало идти по ветру, забывая о собственных интересах. К тому же он – глава летного крыла. Путник как никак. Она – нет. Таких, как она, в Гильдии Ветра звали подзащитными. К тому же, все-таки девчонка.

– Пять градусов! Ты ошибся на пять градусов, Бромур Туркун! Разве не видишь? – отвлекла командора от раздумий Микуна.

– Два и три с четвертью. Не пять. Поправка на полотно.

– Пять градусов!

– Ты не берешь в учет природу ткани и ослабление верхнего потока у границ.

– Пять градусов! Из-за твоего бахвальства, Туркун, мы потеряем скорость на семь единиц. И не говори потом, что не предупредила тебя, когда мы застрянем в перекрестном свечении у самого предела.

– Я не собираюсь с тобой спорить, Микуна. Лучше просчитай курс от Альты до Мирры по касательной через край изнаночного полотна. Будь добра.

– Дурак! – в своей привычной манере откликнулась она.

Потому она и летела с ним в экипаже. Остальные пилоты ее, так сказать, недолюбливали. Мягко говоря. Он видел это. В своей манере, конечно. Не зря убивал столько времени за книгами. Но она хороший пилот. Это нельзя недооценивать. Ему по душе, конечно, больше летать в компании с Ласточкой. Алеги всегда спокоен, молчалив, немного угрюм. Прекрасный напарник в долгих перелетах.

Но Бору пришлось лично оставить его в резерве. Кто-то же из нынешних асов должен остаться на твердой земле. К тому же Ласточка один из немногих старожил. На их языке это значило, что алеги летает не по кромке, а над самой пустынной серой землей. Даже командор опасался подобных полетов, хотя и был путником. Небо там обманчивое. Неспокойное. Тяжелое. Лететь над бескрайним простором пепла полнейшее самоубийство. Он проглотит твою душу без остатка. Высосет ее. Сокрушит. Ты даже не заметишь, как станешь мертвецом. Вот только раньше все так делали. Летали через Изнанку. Слишком многих в те времена прибрала к себе холодная пустыня. Кто выжил – ушел, едва не потеряв душу. Шутки времени плохо лечатся. Изнанка убивает. Кто раньше был непревзойденным пилотом – теперь редко касается облаков. Бромур Туркун до сих пор помнил тех, кто так и не вернулся. Серая земля тянет к себе путников. Заманивает. Губит. Там много безымянных могил. Огненные отсветы небес околдовывают, заставляют возвращаться. Они изводят истинных. Опасное место. Бор знал по себе, хоть в то время уже не так часто летали, касаясь извечных потоков Изнанки. Поэтому он заставил алеги остаться. Оно того не стоило. Командор знал, что его товарищ не удержится и нырнет за грань. Захочет вновь увидеть небо. Зов крови. Путников гробит лишь она одна.

Бор четко понял приказ. Его дали, едва на землю осел огненный пепел. Общий приказ на все Гильдии. Ведь теперь это стало их общим делом. Плац практически уничтожен. Есть погибшие, раненые, пострадавшие в магическом огне. Их общая честь задета, оттого каждый из Гильдии жаждал реванша. Своего собственного маленького отмщения.

Их четверо. Двое в одном крылатике, с которым на связи была Микуна, двое – они сами. Рядом – десятка три кораблей миротворцев. На их борту стражи Эрэма. Лукреция дала оружие. Она редко посылала в такие экспедиции своих людей. Лишь предоставляла необходимые средства. Извечные подводные камни Гильдий. Иначе и быть не могло.

Хорошо, что никто из его подопечных не был истинным. Подзащитные не слышат зов Изнанки и не могут войти в ее чрево. Командор не думал, что то существо, которое они преследовали, сможет последовать примерам истинных. Ничто не может зайти в древний мир, кроме самих детей Пути, но двигаться по его кромке – пожалуй. Бор знал, что грань видят все. За ее предел заглянуть может лишь он один. Эхо следа – по ту сторону реальности. Ему приходится следить за ними обоими. Реальным следом и его оттиском на верхнем небе Изнанки.

Как гончие они преследовали своего обидчика. Пытались не упустить свою цель. Догнать. Даже если она ведет в неизвестность. Сквозь туманности и вечную мглу. Они жгли горючее и двигались полупогруженные в темноту обратной реальности. Глаза устало выедали остывающую тень демона. То появляющуюся. То вновь исчезающую. Казалось, этому не будет конца. Мчались во весь опор, по самому кончику лезвия, едва не вываливаясь в извечные сумерки высохшего древнего океана.

Бромур Туркун чувствовал подступающую усталость. Держался.

Очередная турбулентность из-за близости Изнанки. Их немного тряхнуло. Микуна по привычке ругнулась. Он не слышал, что именно она говорила. Ему было не до этого. Он заметил его. Наконец-то заметил.

– На пятьдесят и шесть четвертей по нижней структуре.

– Что?!

– Быстро на пятьдесят, Микуна. Я приказываю! Сообщи Сер… Сморчку, что мы идем по иной траектории по обратному следу. Немедленно проинформируй и его, и союзников. Я нащупал темную ветвь.

– Какого крылатика! Ты сбрендил, Туркун!

– Немедленно, Микуна.

– Как скажешь, командор, – отчеканила она. – Сморчок, мать твою за подшипник и вверх тормашками, наш командор лишился последних мозгов. Он уходит в сторону. Что? Да, на пятьдесят и шесть четвертей. Нет, мотор ты долготягий. Нет, вы остаетесь. Что? Сам ты птицелов-любитель, свечкодав-орнитолог. Вы остаетесь, говорю. Что? Да. Так и есть, Сморчок. Что? Винтом тебе вообще голову снесло? Нет. Да.