Дуглас Коупленд - Рабы «Microsoft» Страница 28

А если бы телевизионные персонажи теоретически продолжали жить в нашем линейном времени? Боб и Эмили Хартли, которым уже за семьдесят, все так же обитают в своей квартирке, морщинистые и бездетные. А Мэри Тайлер Мор в шестьдесят восемь… Злая на весь мир, одинокая старая дева.

Прозак!

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Позвонил Итан, пригласил к себе в Сан-Карлос.

Когда я добрался, Итан беседовал с кем-то по телефону на кухне. Я присел в комнате, обвешанной камерами наблюдения, и почитал «Cellular Buyer’s Guide» (журнал для покупателя мобильных телефонов), «Dr. Dobbs Journal» (журнал для программистов), «LAN Times» (все про Интернет-технологии) и «Game Pro» (журнал о видеоиграх номер один).

Итан вышел в джинсах и футболке с логотипом Intel — редкое явление. Я за все время ни разу не видел его без галстука и рубашки.

— Приятель, не удивляйся. Сегодня пятница, джинсовый день!

Он сел рядом со мной на белый кожаный диван. Наступила тишина. Итан выровнял журналы на кофейном столике и откинулся назад, заложив руку мне за спину.

Я кивнул на номер «Binary File Transfer» (одно название чего стоит: «Передача двоичных файлов»!) и сказал, что более скучного журнала в жизни не видел.

Итан ответил:

— А если на самом деле это письма про эротические приключения в журнал «Penthouse Forum», зашифрованные во что-нибудь скучное и непонятное, чтобы никто не догадался? Представь себе шифровальную систему, которая может перекодировать фразу «Я учусь на втором курсе небольшого колледжа на Среднем Западе» в «Не отвечает стандартам диапазона частот, утвержденным Союзом потребителей высоких технологий». Это был бы самый гениальный ход за всю историю криптографии с тех пор, как американские военные использовали индейцев навахо, чтобы свободно обсуждать по радио сверхсекретные военные операции.

Итан замолчал. Он сидел неподвижно; его рука у меня за спиной была странно горячая. Я выпрямил спину. Вся ситуация казалась какой-то напряженной. Я чувствовал себя как скромная школьная училка на голливудском кастинге, когда режиссер начал делать неприличные намеки.

— Приятель, у меня к тебе большая просьба.

О боже, начинается! Сейчас он начнет ко мне приставать.

Итан снял с себя футболку. Я попытался сделать вид, что все нормально, но на самом деле меня здорово заколбасило. Видите ли, Итан как бы не в моем вкусе.

Он будто прочитал мои мысли.

— Ну, что ты жмешься? Не собираюсь я тебя трогать. Я прошу об одолжении.

— Да?

— Расслабься, не о таком одолжении.

Под футболкой обнаружился торс средней мускулистости.

— Видишь, до Тодда мне далеко!

Он повернулся ко мне спиной.

Стыдно признаваться, но я вскрикнул. Его спина была вся в бинтах, запекшейся крови и пластыре. Будто кто-то вкривь и вкось заклеил ее грязными подгузниками.

— Вот я о чем. Об этих…

— Итан, что это за хрень?! Несчастный случай? Господи!..

— Несчастный случай? Да какая, блин, разница… Озоновые дыры. Бутерброд с колбасой, который я съел в третьем классе. Просидел на час больше нормы перед видеотерминалом русской сборки. В общем, у меня воспалились все родинки. Их вырезали. Может, навсегда, может, и нет.

Я хотел отвернуться. Итан возмутился.

— Блин, ты меня обижаешь!

Он вскочил и сел на столик спиной ко мне. Я долго не мог отвести глаз от этой био-каши из хлопка, пластыря, крови и лимфы, прилипшей к коже, как морские желуди к кораблю.

— Дэн… — начал Итан.

— Ну.

— Ты должен их содрать.

— Да?

— Мне больше некого попросить. Понимаешь?

— Некого?

— Некого.

Я все смотрел на его спину.

— Неделю назад док наделал во мне дырок, как гольфист в грине. И никто из вас, дураков, даже не спросил, почему я поехал к дерматологу. Никто не спросил. И мне было некому рассказывать.

— Господи, Итан… Мы думали, ты к дерматологу по поводу перхоти.

— У меня перхоть?!

— Ну, м-м-м, не то чтобы много…

Я тронул бинты. Они хрустели, как кукурузные хлопья.

— Говоришь, у меня перхоть?

— Итан, обсуждать болезни — то же самое, что говорить о зарплате. Так не принято.

— Ладно… Ну, ты хоть снимешь с меня это все? Чешется. Болит.

— Да, конечно.

Он принес с кухни бутылку перекиси, спирт и тряпочки, нарезанные из старых футболок.

Итан сидел на кофейном столике, а я снимал один кровавый ком за другим, щелкал ножницами, отдирал пластырь и ужасался, как много из Итана вырезали.

Мы разговаривали. Оказывается, дерматология за последние десять лет очень продвинулась.

— Вставят тебе в организм маленькую видеокамеру и скажут: вот как ваш прыщ воспринимает мир. А камера смотрит прямо из прыща.

Я спросил Итана, что с ним теперь будет.

— Ш-ш-ш, приятель! В меня вселился дьявол, но будем надеяться, что его изгнали.

Когда я наконец снял всю вату и пластырь и использовал все тряпки, спина Итана выглядела как луна в кратерах, багровых и распухших. Я подсушил швы маленьким феном; когда я выключил фен, то шум не прекратился. Итан сгорбился и тяжело сопел.

Вот уж не думал, что буду жалеть Итана.

— Дьявол в тебе, дьявол во мне, — сказал я и обнял его сзади, как можно осторожнее.

Итан застонал. Это был не сексуальный стон, а звук, который издает человек, когда находит что-то ценное. Что, как он думал, потерялось навсегда.

Мы легли на диван. Я обнимал его за грудь. Он дышал все глубже и медленнее.

— Вы с Карлой занимаетесь этим, как его, шиацу?

— Угу. Но для шиацу на тебе слишком много швов.

Я объяснил ему кое-что из теорий Карлы про тело и хранение информации.

Итан рассмеялся.

— Ай! Боже, как болят швы… Ну, тогда можешь считать меня пауэрбуком, который уронили на мраморный пол с балкона десятого этажа.

— Не шути так над собой. Твое тело — это тоже ты.

Я почувствовал, что должен его вылечить, иначе что-то уйдет из Итана навсегда. Я обнял его чуть крепче.

— Карла говорит, что у других народов вместилищем мыслей часто считается грудная клетка. Если они что-то забыли, то шлепают себя не по лбу, как в рекламе сока V-8, а по груди.

— Наверное, ребенка можно приучить думать, что все мысли хранятся в пальцах на ногах. И, если хочешь что-то вспомнить, надо не бить по лбу, а чесать ногу.

Вполне возможно, сказал я. И продолжал его обнимать.

Так мы оба заснули.

Это было шесть часов назад. Я долго думал и понял, что Итан стал жертвой Вакуума. Он перепутал награду с целью; он не понимает, что есть более глубинная цель, что стремиться к технологии можно из альтруизма. Он заблудился. Он не видит связи между привилегиями и ответственностью, богатством и моралью. Может, я помогу ему найти дорогу. Это мое дело, моя задача. Моя ноша.

4

ЖИВОЕ ОБЩЕНИЕ

ПОНЕДЕЛЬНИК

Все уже решили, что напишут на подготовленных Сьюзен визитках.

Баг: «Информационный бензопылесос»

Тодд: «Личный тренер»

Карла: «Кто зажжет мир улыбкой?»[63]

Сьюзен: «Ее зовут Рио»[64]

Я: «Бригадир»

Итан: «Ликвидный инженер»[65]

Майкл: «Посмотри вокруг!»[66]

Зашла речь о словах «нерд» и «гик» в английском языке. «Geek» уже стало комплиментом, а вот насчет «nerd» мы не уверены.

Мама спросила:

— А в чем конкретно разница между «гиком» и «нердом»?

Я ответил:

— Все сложнее, чем кажется. Тут тонкое различие, инстинктивное. Похоже, «гик» подразумевает, что ты нужен работодателям, а навыки нерда не так популярны на рынке труда. Гикам легче зарабатывать деньги.

Сьюзен добавила, что гики в школе считались ботанами, ненормальными заучками, а потом сама их ненормальность стала символом статуса.

— Раньше общество не поощряло таких, как они. А теперь все, за что в пятнадцать лет давали пинка в задницу, вошло в моду. Можно слушать Rush в своем феррари по пути в итальянский ресторан — и ходить в докерсах!

Следующие слова Тодда нас ничуть не удивили.

— Сейчас наступает момент, когда, по слову Божьему, кроткие наследуют землю. Разве случайно, что в английском кроткий, «meek», рифмуется с «geek»? Думаю, нет. Это дифтонгальное явление.

Мама воскликнула:

— Ну, детки! Я что-то не рублю фишку.

«Рубить фишку» — модное выражение этого года. Еще три недели, и оно устареет, как Apple Lisa.

Язык — страшно технологическая штука!

Майкл весь день напевал припев из «Дороги в никуда» группы Talking Heads. Я попросил его выбрать что-нибудь повеселее, а то после эпидемии гриппа мы и так еле двигаемся. А если Майклу известно о Е&М Software что-то такое, чего мы не знаем? Боюсь спрашивать.