Михаил Орловский - Нескорая помощь или Как победить маразм Страница 28

Вызов № 37 ВЕРНЫЙ СПОСОБ

Все люди, занятые истинно важным делом, всегда просты, потому что не имеют времени придумывать лишнее.

Действительно, в нашем Царстве всё весьма плачевно. В смысле с людским контингентом. Крайне тяжело. Полный всесторонний неадекват. Орут, хамят, грубят. И, самое главное, на ровном месте. Как тут нормальным человеком остаться, даже при всём желании? Да почти никак. Невозможно. Это всё равно, как морковку на Северном полюсе вырастить. Или панацейную таблетку изобрести. Так же и с жалобами. Они внутри как черви. И вывести их весьма проблематично.

Однако прошу тебя не огорчаться, дорогой читатель. Автор придумал-таки оригинальный способ, как можно сократить или свести на нет все мыслимые и немыслимые претензии.

Когда мне в голову пришла мысль о способе сокращения претензий, я дежурил вместе с медбратом Денисом. Денис, человек тоже спокойный и определённо не вспыльчивый, в лучших традициях приёмного покоя. Однако в текущую смену достали и его. Не могу утверждать, что наша смена протекала под эгидой дня открытых дверей в сумасшедшем доме, нет. Просто на фоне валового поступления истерили как-то особенно много. С интонацией. В итоге без пятнадцати шесть вечера Диня прибежал в регистратуру запыхавшимся.

— Слушай, — выдохнул он испариной, как загнанный мерин. — Достали меня эти грёбаные больные, спасу нет.

— Ну кто там опять? — любопытствую я, с удивлением заметив нонсенс: Денис позволил себе употребить по отношению к пациентам нелестное определение, чего за всю его продолжительную карьеру не случалось ни разу.

— Хамят, хамят и ещё раз хамят, — резюмировал медбрат. — То не то, это не сё. ДО-СТА-ЛИ!

— Да ладно, Диня, — успокаиваю я, — расслабься. Вздохни поглубже. Распрями члены, закрой глаза. Здесь главное спокойствие. Нервные клетки не восстанавливаются. Ты разве не знаешь, что супротив хамства недавно изобретена прекрасная метода?

— В бубен зарядить, что ли? — в шутку вопрошает медбрат. — Или на три буквы послать? — И, не дав мне возразить, огорчённо констатирует: — Так мне воспитание не позволяет.

— Да нет, — улыбаюсь я. — Это мой личный способ. Тонкая технология. Мягкая, точная и безболезненная. Идиотская микстура для таких же людей.

— И чё за микстура? — неподдельно интересуется Денис, который за решение вечной проблемы даже готов кому-нибудь заплатить.

— Да банальная, как деревня, — свободно делюсь разработкой я. — Сложности ноль. Слушай сюда, — сбавляя тон, раскрываю свои карты. — Вот приходишь ты в смотровую, и больные поносят тебя на чём свет стоит. Кроют тебя и кроют. И даже будущее нехорошими терминами вспоминают. Но ты в ответ не действуешь по наитию. Нет. Здесь как раз не надо сопротивляться, ибо агрессия порождает агрессию. Глаз, как говорится, за глаз, бровь за бровь, а зуб за зуб.

— А чего же ещё делать, как не сопротивляться? — поражается медбрат. — Эти старукашечки и мёртвого сожрут, не то что бесплатного медика.

— Чего? Чего? — слегка пародирую Дениса я и тут же огорошиваю: — Надо соглашаться!

Наступила пауза, словно на Диню ушат помоев вылили.

— Соглашаться? — не поверил своим ушам медработник. — С быдлом?

— Ну да, соглашаться, — подтверждаю главную истину я. — Просто тупо соглашаться. Например, послушал внимательно брань и говоришь им: да, мол, не отрицаю. Имеется сей факт. Мы хамы. А что прикажете делать, ведь нормальные люди в бесплатных больницах не работают. И всё. Крыть нечем.

— Звучит довольно логично, — всё ещё не сознаёт простоту решения задачи медбрат. — Вроде бы.

— Конечно, логично, — продолжаю я. — Но это далеко не всё. Теперь от тебя требуется ещё и кончить красиво. Именно посему, после признания себя последним негодяем, я пользуюсь избитой ключевой фразой, услышав которую уже ни жалоб, ни претензий у пациентов просто нет.

— Какой такой фразой? — теребит меня с интересом Денис. Дыхание его усилилось, и голова в оцепенении замерла. Сразу видно: основная суть идеи до центрального мозга дошла.

— Да самой заурядной, — улыбаюсь всеми мышцами лица в ответ. — Значит, смотри. Я им сказал про не работающих нормальных людей, согласился насчёт хамов, и пока они в шоке, добавляю: а вы, говорю, знаете, что непосредственно я лично, между прочим, вообще серийный врач-убийца! Всё.

Медбрат в ауте. Жиденькая тоска в его глазах изменилась на маниакальное сияние и блеск.

— Класс! — рукоплещет он. — После такого к главврачу с жалобой точно не побегут. Кто же поверит, что медработник про себя мог подобное сказать? Это же только убогие журналюги любят красоваться заголовками: «Врачи-убийцы». А чтобы сам доктор. Сильно.

— А что делать? — вздыхаю я. — С кем поведёшься, от того и наберёшься. Как говорилось в фильме «Гараж»: «Законным путём идти можно. Дойти трудно.» Поэтому для общего эффекта ко всему прочему, пришлось даже свой бейджик поменять. Смотри.

С этими словами я выпятил вперёд грудь. Денис, никогда не вглядывавшийся, что там у меня написано, пристально ознакомился с моим бейджем. Последний гласил:

— Вот это сила! — одобрил медбрат, когда спустя две минуты к нему вернулся дар речи.

— А то, — не могу не согласиться. — Сам в шоке.

— А-а-а… — хотел было что-то ещё спросить Денис, но в этот момент в окно регистратуры настойчиво постучали. В стуке угадывалось раздражение, недовольство и бранная лексика. Не успел я и глазом моргнуть, как вежливый медбрат с холодным лицом и непроницаемым взором перецепил на себя мой бейдж и со словами «Дальше я сам», исчез в недрах нашего любимого приёмного отделения. Отделения Главной городской больнички.

Вызов № 38 ВЕСКИЙ АРГУМЕНТ

Учреждение, в котором работают более тысячи сотрудников,

становится «вечной» империей,

создающей так много внутренней работы,

что больше не нуждается в контактах с внешним миром.

Начальник оперативного отдела Станции нескорой и отложной помощи Санкт-Путенбурга, Восьмёркин Борис Горюнович, внутренне торжествуя от возможности получить двух чёрноработников в свой отдел в наказание на три месяца (а за подобные шутки меньше он давать не собирался), поднял трубку и набрал номер заведующей подстанцией.

— Это Восьмёркин.

По ту сторону провода, казалось, встали.

— Мне, как кофе, нужны два ваших сотрудника: Врач Заразова и фельдшер Бактерович. Они сегодня работают?

— Так точно, — по-военному ответила заведующая, и стало очевидно, что она приняла стойку «смирно».

— Вот и отлично. Сейчас им дадут вызов сюда. Надолго. Восьмёркин позвонил по местному номеру старшему диспетчеру и отдал нужный приказ. Положив трубку, он ещё раз пробежался по уже ставшей знакомой жалобе. Тупизм, конечно, но каких только маразмов не приходилось Борису Горюновичу разбирать. Фантазия подчинённых медиков неистощима, как звёзды в космосе. Ну, например. Совсем недавно вскрылось форменное безобразие наркологов-токсикологов! Года не прошло, как создали им специализированную бригаду. И, как все спецы, они выезжали на свои, особенные вызовы. А если говорить иными словами, то дяденьки токсикологи лечили всякого рода отравления. К счастью, восемнадцатый век миновал, и народ травить худо-бедно перестали. Следовательно, и работёнки для них было мало. А вот простых, рутинных пациентов оказалось значительно больше. И легко понять чувства диспетчера, когда задержки растут, на подстанции копятся не посещённые клиенты, линейные бригады, словно негры на плантациях, мотаются с адреса на адрес, а эти «в белых халатах» то и дело чаи гоняют да хари плющат.

Диспетчер, наконец, получает долгожданное добро выслать токсикологов прочь. На «обычный» вызов. Те, разумеется, как могут, возмущаются. Упираются. Местами — бранятся. Слюна там в разные стороны. Но спорить, размахивая культяпками, бесполезно. Посему последние, осознав, что теперь ими начнут закрывать все дырки, разработали свой сценарий протеста. Врач — мужчина под пятьдесят — внезапно глох, что сразу бросалось в глаза. Высокий же белобрысый фельдшер, мгновенно слеп, надевал чёрные круглые очки в металлической оправе и шёл на ощупь, держа руку на плече врача. Ну а третий член бригады, маленький кавказец с лицом «южной национальности» напрочь забывал русский язык, несмотря на то, что никаких других он никогда и не знал. На все обращения он произносил непонятное слова «ара» или «хажимэ». Вот и всё.

На вызов, где маялся в ожидании укола больной и где кроме медсестры для столь незамысловатого действа никого не ждали, они входили втроём. Происходил спектакль приблизительно так: первым шёл глухой доктор с фонендоскопом, вставленным в уши. За его спиной, держась за плечо и, задрав свою физиономию к солнцу, тащился в «слепых» очках белобрысый фельдшер. Замыкал колонну южанин, который держал непроницаемым две вещи: загорелое лицо и ящик с препаратами.