Милорад Павич - Хазарский словарь (мужская версия) Страница 28

— Мы ошиблись, нужно было на первом перекрестке свернуть направо, а потом опять направо, там и будет школа. Однако мы должны были проверить твои намерения и убедиться, действительно ли ты не знаешь дорогу или только притворяешься. Но теперь уже поздно, и сегодня ты не сможешь попасть к школе. А это значит, что ты не попадешь туда никогда. Потому что школа с завтрашнего дня больше не существует. Так что из-за этой небольшой проверки ты упустила цель всей своей жизни, однако мы надеемся, ты понимаешь — мы были вынуждены так поступить ради безопасности других людей, чтобы оградить их от возможных дурных намерений путников, ищущих школу. Но и себя ты не должна винить. Если бы ты пошла не той дорогой, которую мы тебе объяснили, то есть не налево, а направо, результат был бы тот же, ведь тогда мы увидели бы, что ты нас обманула и на самом деле знаешь дорогу к школе, хотя и расспрашиваешь про нее. В таком случае нам тоже пришлось бы тебя проверить, раз ты скрываешь свои намерения, значит, они могут вызвать у нас подозрение. Так что к школе ты все равно не попала бы. Однако твоя жизнь не прошла даром — она послужила тому, чтобы проверить одну из существующих в мире вещей. Это уже немало…

Так говорили они, а путница утешалась тем, что в кармане у нее паспорт, который она никому не предъявляла, так что люди, стоящие на краю болота, даже не подозревают, какого он цвета. Правда, тем, что она их обманула и свела на нет всю проверку, она свела на нет и всю свою жизнь, которая в таком случае, оказывается, прошла напрасно. Притом, с их точки зрения, это было одно «напрасно», а с ее — другое. Потому что, в сущности, что ей за дело до их проверок? Но тем не менее в любом случае результат оказался тем же, так что цель ее существования, которой перед ней уже нет, должна с неизбежностью отодвинуться во времени; и теперь она уже думала, что, возможно, целью была не школа, а лишь путь к ней или что-то на этом пути, хоть сами поиски и оказались бесполезными. И эти поиски, о которых она сейчас вспоминала, стали казаться ей все более и более прекрасными, сейчас, задним числом, все более явственнее вырисовывалось перед ней все хорошее, что встретилось ей в этом пути, и она поняла, что переломный момент был не в конце пути, перед школой, а где-то гораздо раньше, в первой половине путешествия, и что она никогда бы так не подумала, если бы вся дорога не оказалась напрасной. В этой переоценке воспоминаний она, как торговец недвижимостью, пускающий в оборот все свое будущее наследство, начала обращать внимание на новые детали, почти не оставившие следа в ее памяти. Среди этих деталей она искала самые важные, постоянно отбирая из них еще более важные, пока беспощадным отбором и все большей строгостью не осталась перед одной-единственной сценой:

Стол, и на нем стакан вина, окрашенного другим вином. Мясо только что подстреленных бекасов, испеченное на верблюжьем навозе. Оно еще сытное от вчерашнего сна птицы. Теплый хлеб с сумрачным лицом твоего отца и пупком твоей матери. И сыр с острова из смешанного молока молодой и старой овцы. На столе возле еды свеча с каплей огня наверху, возле нее «Божественная книга», и месяц джемаз-уль-акер течет через нее.

КУ

КУ (Driopteria filix chazarica) — плод родом с побережья Каспийского моря. Даубманнус *** пишет о нем следующее: «Хазары @ выращивают фруктовое дерево, плоды которого не вызревают больше нигде. Эти плоды покрыты чем-то похожим на рыбью чешую или на чешуйки шишки, растут они высоко на стволе и, свисая с веток, напоминают рыбу, которую трактирщики подвешивают за жабры у входа в свое заведение, чтобы уже издали было видно, что здесь подают уху. Иногда эти плоды издают звуки, похожие на пение зябликов. На вкус они холодные и немного соленые. Осенью, когда плоды становятся совсем легкими и внутри у них, как сердце, пульсирует косточка, они, падая с веток, некоторое время летят, взмахивая жабрами, будто плывут по волнам ветра. Мальчишки обивают их рогатками, а иногда ястреб ошибется и унесет такой плод в клюве, уверенный, что это рыба. Поэтому у хазар принято говорить: „Прожорливые арабы, как ястребы, уверены, что мы рыба, но мы не рыба, мы — ку“. Слово „ку“ — название этого плода — единственное слово хазарского языка, которое шайтан оставил в памяти принцессы Aтex* после того, как она забыла свой язык.

Иногда по ночам слышатся крики: ку-ку! Это принцесса Атех произносит на родном языке единственное известное ей слово и плачет, пытаясь вспомнить свои забытые стихи.»

МАСУДИ ЮСУФ

МАСУДИ ЮСУФ (середина XVII века ~ 25.IX.1689) — известный музыкант-лютнист, один из авторов этой книги.

Источники: некоторые факты, касающиеся Масуди, собрал в своем издании Даубманнус ***, он взял их из музыкальных рукописей XVII века. Как говорят эти источники, Масуди три раза забывал свое имя и три раза менял ремесло, но память о нем сохранили как раз те, от кого он отрекся прежде всего, — музыканты из Анатолии. Школы лютнистов в Измире и Куле в XVIII веке породили множество легенд о Масуди, и эти легенды передавались от одного музыканта к другому вместе с его знаменитыми «персторядами». У Масуди была одна из переписанных арабских версий «Хазарского словаря», которую он дополнял сам, своей рукой, обмакивая перо в эфиопский кофе. Говорил он с трудом, как будто ему приходится мочиться сразу после того, как только что оправился.

Масуди был родом из Анатолии. Считается, что игре на лютне его учила жена, причем она была левша и струны на инструменте перебирала в обратном порядке. Доказано, однако, что манеру игры, которая в XVII и XVIII веках была распространена среди анатолийских лютнистов ввел в обиход именно он. Легенды утверждают, что у него было поразительное чувство инструмента, которое помогало ему оценить лютню прежде, чем он слышал ее звук. Присутствие в доме ненастроенной лютни он тоже чувствовал, оно вызывало у него приступы беспокойства, иногда даже тошноту. Свой инструмент он настраивал по звездам. Он знал, что левая рука музыканта со временем может забыть свое ремесло, но правая — никогда. Музыку он забросил очень рано, и в связи с этим сохранилось одно предание.

Три ночи подряд он видел во сне, как один за другим умирали его близкие. Сначала отец, потом жена, потом брат. А на четвертую ночь ему приснилось, что умерла и его вторая жена, женщина с глазами, которые на холоде меняли цвет, как цветы. Глаза ее перед тем, как она их закрыла, были похожи на две желтые зрелые виноградины, в глубине которых видны косточки. Она лежала со свечой в пупке, подбородок ее был подвязан волосами, чтобы она не смеялась. Масуди проснулся и больше ни разу в жизни не видел ни одного сна. Он был в ужасе. Второй жены у него никогда не было. Он обратился к дервишу с вопросом, что может означать такой сон. Тот открыл Книгу и прочитал ему: «О сын мой дорогой! Не говори о своем сне твоим братьям! Потому что они сговорятся против тебя!»

Неудовлетворенный таким ответом, Масуди спросил о значении сна свою единственную жену, и она ему ответила: «Не говори никому о своем сне! Ибо с тем, кому его доверишь, свершится твой сон, а не с тобой».

Тогда Масуди решил разыскать ловца снов *, который мог бы дать ответ, основываясь на своем опыте. Ему объяснили, что ловцы снов теперь встречаются редко, гораздо реже, чем раньше, что скорее их можно встретить, направившись не на Запад, а на Восток, потому что корни их искусства и само их происхождение ведут к племени хазар @, которое некогда жило в отрогах Кавказа, там, где растет черная трава.

Масуди взял лютню и отправился вдоль берега моря на Восток. Он думал: «Человека нужно успеть обмануть прежде, чем он пожелает тебе доброго утра, потом уже поздно». Он спешил начать охоту на ловцов снов. Однажды ночью его кто-то разбудил. Масуди увидел перед собой старика, борода которого поседела только на концах, как колючки на спине у ежа. Человек спросил Масуди, не видел ли он в своих снах женщину с глазами цвета белого вина, пестрыми в глубине.

— Они меняют цвет на холоде, как цветы! — добавил незнакомец.

Масуди сказал, что видел ее.

— Что с ней?

— Она умерла.

— Откуда ты знаешь?

— Она умерла в моем сне, у меня на глазах, она была во сне моей второй женой. Она лежала со свечой в пупке, подвязанная волосами.

Тогда старик зарыдал и сказал надломленным голосом:

— Умерла! А я за ней шел сюда от самой Басры. Ее призрак переселяется из сна в сон, и я бреду за ней, иду по следу тех, кому она снится вот уже три года.

Тут Масуди понял, что перед ним тот человек, которого он ищет.

— Может быть, вы ловец снов, раз вы могли столько пройти за этой женщиной?

— Я ловец снов? — изумился старик. — И это говорите вы? Это вы ловец снов, а я лишь обычный любитель в вашем высоком искусстве. Образы, блуждающие из сна в сон, могут умереть только в снах того, кто родился ловцом снов. Вы, ловцы снов, вы — кладбища, а не мы. Она прошла тысячи миль для того, чтобы умереть в вашем сне. Но вам больше не дано видеть сны. Теперь единственное, что вы можете, — это начать свою охоту. Но не за женщиной с глазами цвета белого вина. Она мертва и для вас, и для других. Вам нужно гнать другого зверя.