Надежда Севницкая - Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса Страница 28

— Папочка, а что это — вечность?

— Ох, Лиз, не знаю и боюсь, никто не знает. Думаю — сюда входит все: жизнь, любовь, счастье и бессмертие. Ты понимаешь меня?

— Кажется, немножко… Только тогда получается, что вечности нет…

— Почему?

— Потому что все умирают, и потому что нет счастья, потому что ты и мама… — Она снова заплакала, сквозь слезы продолжая. — Я, значит, правильно все поняла.

— Крольчонок мой, погоди. Не плачь. Счастье у тебя еще будет. Уже есть. Мама и я любим нашего крольчонка. Мы постараемся дать тебе счастье

— А у вас оно есть? Что же вы будете мне давать?

Справедливый и жестокий детский упрек. Вот что мучило, когда он читал сказку, — счастья нет. Уж до вечности ли тут?

В тот вечер дочурку удалось успокоить. Надолго ли? Корни обреченности человека могут быть в воспитании, в домашней обстановке. У него — мамина опека. Он знает об этом чуть ли не с рождения. А Лиз? Травма, нанесенная ей родителями, скажется обязательно. Вопрос — когда? Было страшно думать: дочь проживет жизнь (или то, что под этим подразумевалось) так же бездарно, как ее родители. Результат — одиночество.

Один. Сейчас и всегда — один. Сам знал — музыка затмила всех. Осталась толь ко Лиз. Вспомнил со страхом, что вчера звонила Прис. Спрашивала планы относительно дочери, потому что завтра начинается очередное турне. А он тут сидит, как квашня. Плохо, плохо… Сполохи перед глазами. Тошнота. Дурнота. Конец? Путь вниз? Туда? Сам себе накаркал — записал песню с таким названием. Да и содержание подходящее. И вышел громоподобный хит. Прис поздравила с успехом:

— Ты меня радуешь. А то пресса совсем завралась: «Толстый, петь не может, в брюки не влезает». Я-то не верю. Ты есть ты.

— Ты льстишь мне. Зачем, Прис?

— Может, одумаешься?.. С Майком я рассталась. Собственное мое дело — горит. Нет, прав был твой Полковник. Не стоило мне затеваться…

— Поздно, Прис. Я уже ничего, даже прежних крох не смогу тебе дать. Так что Майк? Где?

— С твоим Рэдом. Организуют новую студию каратэ. Да, хочу тебя предупредить во имя былого. Твой бывший друг затевает какую-то пакость против тебя. Книгу воспоминаний, что ли.

Он вежливо поблагодарил. Поверил не очень, но проверить не мешало. С Прис они договорились, что та приедет за дочерью на премьеру.

Разговор разбередил еще одну рану. Царапину? Неважно. Очередной шрам. Рэд… «Друг, почти брат». Рэд не простил ему той выволочки из-за Джо. Все чаше его рыжие глаза нахально, с вызовом оглядывали отяжелевшую фигуру Короля. Разговора по душам так и не получилось. Рэд ускользал, явно рассчитывая, что сломит сопротивление босса и тот снова ощутит свою вину.

Но в Джоне что-то заколодило. Не мог. Не хотел. И понимал — Рэд озлобляется еще больше. Чарли, Лам, Джо и все остальные пытались помирить их будто ненароком. Ан, не вышло. Пожалуй, даже стало хуже.

Около года назад произошел окончательный разрыв. Как-то, вернувшись с просмотра фильма, Джон услышал в гостиной голос Рэда:

— О чем ты говоришь? Конечно, помогу. Могу и лично принять участие. Это был удобный момент для разговора, и Джон уже было собрался уйти, что бы не мешать Рэду, а потом перехватить друга, как услышал:

— Чего бояться-то?.. Ах, Короля?.. Еще чего? Он замер на месте. Рэд действительно не боялся, что кто-то его услышит. И Джон стал слушать, стыдясь и желая выяснить все до конца.

— Да и вообще, осточертела мне вся эта королятина. Подумаешь, некоронованное величество! Что он, собственно, сделал? Направление? Олухи вы все. Ален дал направление. Полковник все это расширил и оформил. Фирма субсидировала, потому что юнцы жаждали новенького. Вот тебе и империя. Ну, был хорош вначале. Свеж. А вдуматься — все поет: ритм-энд-блюз — пожалуйста, кантри — пожалуйста, рок — пожалуйста. Ты вслушайся — каша. Нет ни того, ни другого, ни третьего. Все смешано. Называется — музыка Короля. Ведь скучно. Чем он лучше Вождя и остальных? Сопли сплошные стали. Да нет же, старик. Плевать я хотел. Я и сам давно собираюсь уходить. С помпой. Хочу воспоминания отгрохать. Зол я. А? Нет. Пусть покрутится. Все думают — образец для подражания. Не пьет. Не курит. Куда к черту! Личность-то ничтожная. За душой ничего. Вахлак, в сущности. Ногти до сих пор грызет. Порочен? Уж как водится. Вседозволенность полная. Даже Полковник в руки взять не может. Наркотики. Бабы. Нет-нет. Не вру. Ей-ей! Хорошо, что Прис тогда ушла с тобой, Майк. Услышит и услышит. Сам давно собираюсь оставить сей мрачный замок. Всего. Можешь на меня рассчитывать.

Положив трубку, Рэд поднялся с кресла и встретился с взглядом Короля. Не вздрогнул, но поежился.

— Прекрасно, Рэд. Надеюсь, мне не придется выставлять тебя из замка, коль ты сам решил его покинуть. Счастливого пути, — без видимых эмоций обронил Король. Рэд стоял, упрямо набычив шею:

— Слышал? Вот и прекрасно. Ты еще силен, но я сделаю из тебя чучело. Не отмоешься. За все мои унижения.

Джон молчал, пораженный сходством угроз мафиози и лучшего друга, но лицо его говорило яснее слов — бесконечное омерзение было на нем. Рэд вышел, не проронив больше ни звука.

Так… Еще одна связь с молодостью оборвалась.

Рэд был вычеркнут. О нем не вспоминали в присутствии Короля. Впервые он снова услышал о бывшем друге два месяца назад. Незадолго до своего последнего концерта, устроенного крупнейшими звукозаписывающими фирмами страны, Джордж отозвал его и, весь трясясь от гадливости, сказал, что от верных людей знает — Рэд уже сделал книгу. Никто, правда, не хочет связываться — столько там мерзости. Но Рэд нашел какого-то писаку. Тот обещал пристроить в одно полупорнографическое издательство. Если у них выйдет, неприятности начнутся после середины августа.

— Самое время им начаться. Черт с ним! Теперь все равно. А ведь, пожалуй, Рэд просчитался. О покойниках… Тьфу, дурак. Опять за свое. Ох, несдобровать Рэду. Пусть хоть застрелится. Не взять ему надо мной верх!

Джон медленно усмехнулся левым уголком рта, понимая, что это случится. И хватит на грустные темы. Надо ведь еще дойти до мамы. Нет, на Форест-хилл уже не добраться. В ее комнату.

И словно спала с глаз пелена. Словно силы вернулись. Никакой одышки. Ничего. Эх, спеть бы еще разок. Нет. Обвалы в груди не прекратились. Сердце дрожало, как в лихорадке. Но к маме он зашел. Сесть не решился. Постоял совсем недолго.

— Мама, мамочка! Видишь, я, в сущности, так же беспомощен, как Лиз. Я умудрился не повзрослеть за все эти годы. Музыка отгородила меня от жизни. Я только старел. Прости меня, родная. Я никогда не забывал тебя. А сейчас пойду. Боюсь. Не хочу — здесь. Они, знаешь, чего потом понапишут. Прощай, ма…

Ключ щелкнул в замке, отсекая его этим звуком навсегда от матери. Его убежища. Его оплота.

Он сел перед бюро. И тут силы оставили его окончательно. Все поплыло перед глазами. Взгляду не на чем было сфокусироваться, кроме высохшего букета синих и ярко-желтых цветов на длинных стеблях, стоявших в вазе причудливой формы. Он тупо на них и уставился. Цветы с последнего концерта. За два месяца, прошедших после него, от букета немного осталось. Но оставшиеся не потеряли даже цвета.

Тот концерт. Последний… Фирмачи и газетчики ходили среди публики, брали интервью. Газетчиков больше всего интересовал вопрос — почему люди все-таки пришли? Король так плохо еще никогда не выглядел. Фирмачей же интересовало — стоит ли заключать с ним очередной контракт или он никому уже не нужен.

Джон и сам знал, что ужасен. Похож на старую толстую бабу. Он был бы рад, окажись зал пустым. Так ведь нет. Имидж продолжал работать на него. «Король, — объясняли пришедшие на его концерт. — Он и впрямь Король. Из золушек в принцессы. О, Король есть Король». Ничего вразумительного. Никто и слова не сказал о его пении, о его голосе.

Он вышел к краю сцены, пытаясь увидеть хоть первые ряды. Вдруг удастся понять, что манило на его концерты людей в течение двадцати с лишним лет. Нет, понять было трудно. Они требовали от него песен и сувениров. Расшвыривая им свои сувенирные шарфы, Джон вдруг заметил в первом ряду женщину, которая и пальцем не пошевельнула, чтобы схватить летевший мимо нее шарф.

Случайная? В первом ряду? Очень захотелось узнать — кто, что, почему? Он запел «Мой путь» и медленно пошел в сторону этой женщины…

«Итак, всему конец.Я говорю об этом смело.Мой друг, я буду петь,Я расскажу, как было дело…».

Приглядевшись, Джон обомлел. Лицо женщины заливали слезы. Она сидела, слегка откинувшись в кресле. Ни намека на привычную истеричную поклонницу. Руки были сложены на коленях и придерживали огромный букет синих и желтых цветов. Слезы даже не производили впечатления настоящих — словно потоки дождя, струящиеся по лицу.

Так, стоя перед ней, он и закончил песню. Потом оркестр заиграл попурри из его ранних хитов. «Ей не понравится», — решил Джон и пошел по сцене прочь. Но не выдержал — оглянулся. Женское лицо смеялось, ликовало. Но поза не изменилась. Он хотел было пойти назад, к ней. Что она знала о нем? Почему плакала? Чему смеялась? Что задел он в душе этой женщины? Он не мог, не хотел сопротивляться себе. Его влекло туда, где она сидела. Чарли тоже заметил ее. Как и состояние Короля. И, подавая ему ритуальный стакан воды, шепнул: