Фэнни Флэгг - На бензоколонке только девушки Страница 28

– А до этого? Когда вы были младше?

– Она его более-менее не трогала. Думаю, загвоздка была именно в том, что я девочка, и она хотела бы, чтоб я была как она, а я не могла. И теперь мы знаем почему.

– А если бы у вашей мамы была родная дочь, думаете, она бы дотянула до ее ожиданий?

– Думаю, да. Да.

– Как?

– Ну, она, возможно, была бы и красивее, и умнее. Волосы б вились. Вероятно, у нее был бы талант и уж точно больше амбиций.

– Или ничего из этого. Одно лишь кровное родство не гарантирует наличие всех этих качеств. Вам никогда не приходило в голову, как Ленор с вами повезло? Меня поражает, как вы получились такой сильной и здравомыслящей.

– Я? Не чувствую я себя сильной…

– А с чего бы? Ваша мать сформировала у вас неверное мнение о себе самой, и вы, естественно, с ней согласились. Дети всегда считают, что их родители правы. Но в данном случае ваша мать совершенно не права. Задумайтесь. Ваша мать – властная личность, однако вы ухитрились создать устойчивый брак и вырастить четверых детей.

Сьюки ответила:

– Ну да, наверное. И – постучим по дереву – ни один не сел на наркотики, насколько я знаю. Уже кое-что, правда?

– Конечно. Вы, может, не тот человек, какого хочет видеть ваша мать, но вы – это вы. И наша задача – отделить зерна от плевел и разобраться, кто вы, а не тот человек, которого в вас мнит ваша мать.

Сьюки преисполнилась озабоченности и спросила:

– Ой, а мне надо будет вести дневник?

– Нет, если только сами не захотите.

– Нет. Мне нравится разговаривать.

– Хорошо. В это же время на следующей неделе?

– Буду здесь.

В тот вечер Сьюки позвонила Дене.

– Прости. Я знаю, что обещала, но на встречу «Капп» в этом году не приеду.

– Ох, ну вот. Почему?

– Ну, во-первых, я не смогу никому в глаза смотреть, зная, что я самозванка.

– Ой, Сьюки. Ты же знаешь, что это неправда.

– Да хоть бы и так. Я сейчас не могу уехать. Мне нужно встречаться с доктором Шапиро, бедняжка он. Такой славный, и, вот честно, Дена, думаю, я – его единственная пациентка, не могу подвести человека. Он на меня полагается.

Девичья автозаправка

Пуласки, Висконсин

Той весной, когда работы на станции прибавилось, Гертруд и Тула придумали, как можно ускорить обслуживание клиентов. Они представили свой замысел Фрици, и та его одобрила.

Теперь Гертруд и Тула в ту же минуту, когда машина вкатывалась на заправку, выпархивали в миленьких шляпках и коротких юбках с оборками из здания станции на роликовых коньках и, пока Фрици заправляла автомобиль, мыли все окна, фары и номера быстрее чем за две минуты. А иногда, если мальчики в машине им нравились, добавляли к своим пируэтам еще поворот-другой и, пока мыли, ездили задом.

Мамуля, наблюдая за этим из окна, как-то раз сказала Фрици:

– Тебе не кажется, что вот так кататься – некоторый перебор с выпендрежем?

– Нет, не кажется.

Мамуля рассмеялась:

– Ну еще бы.

– Зато клиенты так и валят.

– Как считаешь нужным, Фрици. Не знаю, что б мы без тебя делали. Если со мной или папулей что-то случится, могу помирать спокойно, потому что уверена – ты позаботишься о девчонках.

– Само собой, мамуль.

– Но мне тревожно, что ты всю ночь спишь на станции. Ты уверена, что так надо?

– Уверена, уверена. Не волнуйся ни о чем, мамуля.

Фрици ей этого не сказала, но сама-то понимала, что кататься по станции на роликовых коньках опасно. Тула как-то выскочила из домика автозаправки под «Горниста буги-вуги»[41] с тряпкой в руках и въехала в масляную лужу. Ко всеобщему изумлению, она прокатилась под здоровенным восемнадцатиколесным тягачом, вылетела с другой стороны и оказалась на той стороне улицы. Как ни в чем не бывало вернулась на станцию и закончила мыть стекла «пакарду».

Невзирая ни на какое свое нытье поначалу, Гертруд и Тула полюбили работать на автозаправке. Дружок Гертруды Нард сделал ей предложение письмом, она ему ответила согласием и потому с мальчиками не встречалась, а все Тулины дружки ушли в армию, так что заняться, кроме работы, было, в общем, нечем. А вокруг Фрици постоянно происходило веселье, включая пятничные танцы на большой платформе рядом с их станцией. Как-то раз Фрици притащила из самого Мэнэтоуока, Висконсин, Квирена Колбека и его «Оркестр апельсинового сока», и они сыграли в кузове грузовика; в ту ночь город Пуласки продал больше облигаций военного займа, чем любые пять городов вместе взятых, и все этим страшно гордились.

По большей части девочки плясали джиттербаг с девочками, но и ребят сколько-то все же явилось – из тех, кто работал на ближних фабриках, а также из береговой охраны в бухте Стёрджен. Бывало, музыка играла далеко за полночь, но никто в городе не жаловался. Все работали изо всех сил и заслуживали хоть каких-то развлечений. Даже монахини из церкви Святой Марии приходили посидеть с мамулей на крыльце и поглядеть на увеселения.

Все были заняты. Когда мамуля с Энджи не возились со стряпней, они скатывали бинты для Красного Креста или занимались «огородом победы»[42] за домом. В свободное время все девчонки писали военнослужащим и слали посылки с доброй польской едой всем ребятам из Пуласки.

Младшая, Софи Мари, только-только закончила школу и все никак не могла определиться с занятием. Ей казалось, в ней есть религиозное призвание, и собиралась пойти в монастырь немедля, но понимала, что нужна девчонкам – помогать на станции. Когда сестра Мэри Патриша сказала, что ей придется дождаться Винка с войны и передать ему дела, Софи Мари расплакалась. Сестра Мэри Патриша отнеслась с пониманием.

– Софи, может, все к лучшему, – сказала она. – Я приняла монашество в семнадцать и, конечно, не жалею о своем решении, но часто думаю, что надо было мне чуть подольше пожить в миру. Это помогло бы мне разобраться, каково это – быть девушкой. И иногда лучше служить Ему, служа семье и стране.

Фрици ничего не говорила – не хотела портить ребенка, – но сама радовалась, что Софи пока остается. Клиентам она очень нравилась. И Фрици знала, что после войны никому из девчонок станцией уже не заниматься. Кроме того, у Софи вся жизнь впереди, еще успеет побыть монахиней, так чего бы не порезвиться, пока можно? Одна только незадача: рядом с Софи Фрици приходилось выбирать выражения, а ее это бесило. Ну нравилось ей сыпать ругательствами и шокировать водил грузовиков.

Все девчонки Юрдабралински, включая мамулю и Энджи, сбивались с ног с утра до ночи, но за Винка все равно волновались. От него уже некоторое время ничего не было слышно. А когда наконец пришла от него микропленка, у них так отлегло от сердца, что они позвонили папуле в Хот-Спрингз и прочли ему сообщение прямо по телефону.

Дорогая семья,

Знаете что? Пишу вам письмо с военного корабля. Всю нашу часть отправляют за океан. Не ведаю пока, куда именно, но, уверен, Дяде Сэму известно, где от нас будет больше всего пользы.

Океан – это что-то. Я не знал, что на свете бывает столько воды. Ребята порядком страдают морской болезнью, но я пока ОК. Вот бы сюда мой спиннинг. Тут небось здоровенная рыба всюду плавает. За меня не беспокойтесь. Я в надежных руках, харч сносный. Не мамулин, конечно. Думаю, эта война скоро кончится, и я вернусь домой, глазом не успеете моргнуть.

Целую,

Винк

P. S. Вот вы молодцы, девчонки, что занялись станцией, пока нас с папулей нету. Я показал ребятам в части вашу фотографию, и они все говорят, что у меня сестры что надо. А еще и красотки. Кое-кто даже собрался после войны в Пуласки, повидать вас живьем.

Пуласки, Висконсин

Дорогой Винк,

Не знаю, где ты теперь, но мы по тебе страшно все скучаем, друган. Мамуля все ставит за тебя свечку в церкви, и они с Софи никогда ни одной службы не пропустили, так что в этом смысле ты в надежных руках.

Хотелось бы только, чтоб и ты сам за собой приглядывал. Понятно, ты уже большой мальчик, но уж извини. Ты по-прежнему младший братик мне, и, несмотря ни на что, я тебя вообще-то люблю, так что давай не геройствуй особо. ОК?

Фрици

Р. S. Папуля вроде скоро вернется. Только не слишком скоро, надеюсь. Тут вчера было минус восемь, насосы опять замерзли. Ну ладно, мне пора. Следи за собой хорошенько, Винк. Мы тобой так гордимся… и врежь от меня фрицам как следует, ну?

С днем рождения