Юлия Вертела - Интенсивная терапия Страница 28

Искрившийся, как бенгальский огонь, Жора возбужденно толкал приятеля в бок:

– Классные телки, ядреные! Пойдем познакомимся?

– А крокодилов сюда не завозят? Идут, знаешь, под настроение.

Жора с воодушевлением ринулся извлекать из толпы танцующих понравившихся ему бабцов. Нил предпочел вовремя улизнуть. Ненадолго вспомнилась Катя, такая грустная перед праздником. Преподаватель вышел в фойе и стал методично накачиваться водярой у шведского стола, поглядывая краем глаза в расплывчатый цветной телевизор. Казалось, что угодно могло измениться в этой стране, но не состав выступающих в новогоднем «Огоньке». В этом был элемент стабильности. В четвертом часу ночи, увидав на экране Кашпировского, Нил задремал в мягкотелом кресле, и сны его были удивительны.

...Несодрогаемая тишина, какая возможна под толщей стоячей воды. Деревья, ручьи, холмы, птицы – все из стекла, бесцветно-прозрачного, но озаренного изнутри неким содержанием вещей – меняющимся оттенком внутренней сути. Хрустальная тропинка открывала под его ногами бездонные играющие фиолетовыми бликами недра. Купол неба сквозил равномерно холодным светом, не идущим ни от звезд, ни от солнца, ни от луны. Осязаемая хрупкость пространства вызывала страх промолвить хотя бы единое слово или совершить лишнее движение, и Нил, затаив дыхание, балансировал между игольчато-ледяными травами и ветвями. Он был единственным подвижным элементом застывшего мира. Вдруг стоячий воздух задрожал, и ураганно пронеслось: «Сла-а-ва!!! Сла-а-ва Ка-Пэ-э-СэС!!! Уррр-а!!!» Зычный крик нарастал, превращая предметы и пейзажи в россыпи стекла. В последний момент Нил увидел, что тропа под его ногами глубоко растрескалась и гигантские ребристые, как устричные раковины, осколки повалились с неба. Он обхватил голову руками...

– Урр-а!.. – орал пьяный в драбадан Жора прямо ему в ухо. Он бесцеремонно толкал приятеля с целью препроводить его в номер досыпать. Приоткрыв глаза, Нил обозрел Жорины голубые трусы в ромашках и облегченно вздохнул.

Окончательно пробудились в два часа дня. Проветриваясь, обошли окрестности, обнаружив присыпанный снегом залитый каток и недавно построенную деревянную сауну. Справа – причудливый узор из извилистых голубых теней на бугристом склоне с пучками кустарника. На стремнине неширокой реки черные провалы – не то проруби, не то незамерзшие полыньи. Узкая тропинка уходила вниз и раздваивалась у еле различимой береговой границы.

– Слушай, Жора, давно хотел тебя попытать, – начал Нил, когда приятели, увязая в снегу, спустились к реке и повернули к излучине, – куда драпать райком собирается, когда лавочку вашу прикроют? Просить политического убежища у Феди Кострова?

– Да ты что, Нил, у нас здесь все схвачено. – Жору внезапно потянуло на откровенность. – Я с осени на учебе в ВПШ.

– Изучаешь речения генсека на последних пленумах?

– Да нет, нас теперь всерьез по экономике натаскивают. «Обогащайтесь!» – вот главный лозунг современности. Те, кто попроще, открывают кооперативы и торговые точки, кто понаглей – прибирают к рукам заводы. Я вот, старик, тоже думаю, не арендовать ли после учебы подвальчик или землю под фермерское хозяйство.

– Ну и что ты будешь делать со своим подвальчиком?

– Открою в нем видеосалон или производство какое-нибудь.

– Тебе скорей бы казино подошло.

– Неплохая идея, только придется тогда свою охранную фирму набирать. Впрочем, земля – тоже неплохо... Разведу зверье, посажу морковку.

– Но ведь ты ни в чем ни бум-бум – ни в пахоте, ни в кроликах.

– Для того и учат. А потом у меня дядя всю жизнь агрономом в колхозах батрачил. Бери, говорит, землю, Георгий, не пожалеешь...

– Да ты знаешь, сколько на это все денег придется вбухать?

– Каждому отучившемуся выдают беспроцентный кредит.

– Но ведь его когда-нибудь возвращать надо.

– Непохоже, что наши собираются его возвращать. Я думаю, они сами скорее революцию сделают, если хоть один козел что-нибудь назад потребует. Так что как ни крути, не пропадем. Присоединяйся, пока не все расхватали.

– Ну и чем я буду у тебя в подвальчике заниматься?

– Да вот, к примеру, откроем цех по производству шампуней. Бросай свою нищую кафедру, заживешь как человек. В этом весь патриотизм и заключается – и тебе польза, и стране нужное дело сделаешь.

Нил ничего не ответил. Ему стало немного не по себе.

– Ладно, определяйся, к лету вернусь, поговорим...

К восьми вечера около трети опиджаченной молодежи разъехалось, и Жора потащил Нила в сауну, чтобы творчески развивать главный закон страны, установленный Эльдаром Рязановым: париться в бане в последний день декабря.

Небольшая компания девушек и парней в простынях уже потягивала банное пивко. Жора тепло поздоровался с круглолицым крепышом, с увлечением поминавшим все того же Саддама.

– Да не, мужики, воевать с нашим оружием – одна бодяга. У меня батя всю жизнь подводные лодки конструировал. Напьется и давай рассказывать: и то у них не то, и это не это. И гудят под водой, как паровозы, и тонут, и взрываются, а куда торпеды летят на испытаниях... Я ему: «Батя, выходит, вас бы при Сталине как врагов народа...» «Нет, говорит, Василий, мы большое нужное дело сделали – третью мировую войну предотвратили. Наши адмиралы твердо знали: с таким оружием воевать нельзя...» Так что и багдадскому чучмеку не зря предлагают вернуть Кувейт на почетных условиях.

– Держи карман шире! Упертый, сволочь. Говорят, детство трудное...

Оставшиеся сутки пролетели легко и незаметно. Нил опробовал наконец-то расчищенный каток, и когда начало смеркаться, Жора с сожалением проводил его на автобус. Где-то за бетонной остановочной будкой пьяный голос невпопад горланил:

Волосы седые на головке детской —Хорошо живется нам в стране советской.

Утром в четверг Нил снова почувствовал чужеродный осадок на душе, он с трудом принял пересдачу зачетов и, выйдя из здания химфака, свернул со Среднего проспекта к набережной.

Лед уже крепко стал, и по такому случаю захотелось пройти по реке от Академии художеств до Зимнего. Взглянув на сфинкса с ликом Аменхотепа III, Нил подумал, что бедняга наверняка тоскует по своей исторической родине, где всегда вдоволь солнца и не бывает подобных холодов. Продолжавшийся сильный мороз, как клей, соединял детали города и людей в единую форму. В такие дни Петербург статичен: снежные чертежи, раскатанные по Неве, проглянувшие золотые лучи, тончайшим напылением осевшие на каменных стенах, стылая линия горизонта. Впрочем, для Нила городские пейзажи являлись, скорее, не внешним, а внутренним пространством, по которому он беспрестанно путешествовал, не столько наблюдая, сколько воссоздавая его по памяти и ассоциациям... Возле Дворцового моста, освеженный и развеявшийся гуляка поднялся на берег и свернул к Невскому. Сегодня он будет дома раньше обычного.

Погром в 14-й

В коммунальной квартире № 14 странные вещи происходили постоянно, но особенно часто случались они по ночам. Пока большинство ее обитателей пребывало в глубоком сне, тишайший еврей Лев Израилевич мучился бессонницей.

Переключая телевизор с канала на канал, Нудельман всю неделю ловил обрывки новостей с Ближнего Востока. Внимательно вслушиваясь в хрипение старенького «ВЭФа», он первый из жильцов квартиры узнал в январе 91-го о бомбардировках Ирака. Сжавшемуся в комочек Льву Израилевичу «Голос Америки» донес дыхание «Бури в пустыне».

В ту ночь он так разволновался, что даже принятый для пущего спокойствия реланиум не возымел должного действия. Бухгалтер ворочался с боку на бок, и ему мерещилась то иракская бомба, то еще более ужасные вещи. С утра он будет звонить детям в Хайфу, а пока Нудельман трясущимися руками вытащил пару таблеток снотворного, чтоб хоть как-то успокоить раздерганные нервы.

Немного погодя, прослушав повторную сводку последних известий, которые отравой разлились по жилам, он накапал в стакан сорок капель корвалола. Но и это оказалось слишком слабым противоядием, и тогда он опрокинул пару рюмок водки.

Как ни странно, сон не приходил, зато по углам комнаты возникли зловещие очертания призраков. Вконец испуганный потомок Израиля решил испробовать последнее средство – выпить сладкого чаю с сухарями!

Полупришибленный снотворным, не то чтобы во сне, но уже не наяву, схватив чайник, Лев Израилевич двинулся в сторону кухни. Не зажигая свет и даже не открывая глаз, он брел по знакомому до каждой выщербины длиннющему коридору, не подозревая, что еще кое-кому не спится этой ночью.

Сергей Семенович, выпивший накануне лишнего, мучился сушняком. Отхлебнувши из ковшика холодной воды, он в состоянии крайне тошнотворном пробирался по стеночке из кухни.

Соседи двигались по темному тоннелю, как два встречных поезда, и в какой-то момент неизбежно столкнулись.

Нудельман тонко взвизгнул и начал яростно размахивать пустым чайником, не подозревая, что бьет Вертепного прямо по физиономии. Слегка отрезвленный побоями СС пытался обуздать в темноте обидчика, но Лев был не из тех, с кем легко совладать. Коктейль из водки с корвалолом сыграл злую шутку. Возбужденный дракой, он вдруг вообразил, что перед ним... сам Саддам Хусейн, и принялся колотить его с отчаянием обреченного.