Александр Покровский - Люди, Лодки, Море Александра Покровского Страница 29

В "Робинзоне" я ничего нового не придумал. Развешивание пластин регенерации в аварийном отсеке, чтоб быстрее от СО избавиться — это в правилах химической службы есть. Там такой раздел: снаряжение при авариях. То, что он у лица держит руками — это я придумал. Я снаряжал регенерацию много раз. Сперва: коврик, чистота, перчатки. Потом, как привыкли, перчатки я исключил. Но только для себя. Голыми, чистыми руками легче управляться с пластинами, а в перчатках того и гляди, выронишь. Секрет в том, что руки надо помыть, на них не должно быть ни капли жира, тогда при первом контакте с пластиной на пальцах остается желтый пушок — регенерация. Она-то и служит изолятором. Словом, мне можно было, а остальным — нельзя. Я просто знал химическую природу процесса. Сама регенерация не горит. Поэтому температура зависит от того вещества, с которым она вступает в контакт — вещество или горит быстро, или медленно, или взрывается. Конечно, пол с гудроном лучше ею не мыть, в чемодан с бельем ее тоже лучше не класть, а в остальном — это обычное химическое вещество, надо только особенности его знать. Я матросов на лодке учил. Они у меня относились к регенерации с должным почтением, но спокойно.

По Маринеско. У меня к нему сложное отношение. Человек он был разный. Непростой. И время тогда было безжалостное. Человеческая жизнь ничего не стоила, и он ни на секунду о ней не задумывался. Он готов был рисковать своей жизнью и жизнью своих людей. Я люблю говорить, что русская армия непобедима потому, что никого не жаль. Подводный флот на Балтике и на Севере был поставлен в очень сложные условия. Лодки в море, как правило, ходили только один раз — туда. Минные поля, охотники, самолеты — кого только не было на бедные подводные души. На Балтике выгоняли в море чуть ли не в наказание. Но были такие, кто сам рвался: Маринеско, например. Его посылали в надежде, что он не вернется, а он возвращался. Приходил, пил, куролесил — сам черт не брат. В Хельсинки трое суток был у бабы, а его с собаками искали. Она ему подарила автомобиль, он его погрузил на борт и привез в базу, потом катался на нем по базе и моряка задавил насмерть — даже не поморщился. На "Густлова" он натолкнулся случайно. На "Густлове" было более 6600 человек. В основном женщины и дети — беженцы. Курсантов подводных школ было больше 900 человек. После утопления выжили чуть более 1200 человек. Курсантов из них — 500. Утонули в основном женщины и дети. Конечно, это война. Конечно, топили тоннаж. И в то же время, конечно, на состояние подводного флота Германии это повлияло не так сильно, как расписывали потом наши. За годы войны в подводном флоте Германии отслужило 40 тыс. человек, погибло — 30 тыс. Это примерно 1000 лодок. Каждый день со стапелей сходила одна лодка. В конце войны немцы теряли 30 лодок в месяц. Отбоя от желающих служить в подводниках не было. Все знали, что это смертники, знали, но шли. Русских гибло не меньше. Русский подводный флот был в худших условиях. Практически он был блокирован в своих базах. Когда я начал заниматься Маринеско по просьбе "Мосфильма", я услышал про него и плохое и хорошее. Смогут ли они снять про него кино? Не знаю. Чем-то он похож на джеклондовского "Морского волка". В любом случае, это был предельно жесткий человек.

Очень хвалят командира "Курска" как человека и специалиста, но это не спасло корабль и людей. Где-то он дал слабину. Что лучше: жесткий Маринеско или человечный Лячин? Лучше, наверное, холодный профессионал.

О спасении. Спасательная операция проведена так, что о ее руководителях ничего приличного сказать нельзя.

Это позор. Причем, вселенский. Особенно удручает то, что они начинают всем "баки заколачивать" насчет того, что люди жили 6 часов. Это просто у людей совести нет.

По моим расчетам, они должны были жить минимум 3, максимум — 7-10 суток.

Самое смешное, что в ходе этой позорной "спасательной операции" на лодку через систему "Эпрон" даже не пытались подать воздух, чтоб провентилировать кормовые отсеки и тем спасти людей хотя бы от отравления угарным газом. Через ту же систему "Эпрон" на затонувшую лодку можно подать электричество, через нее можно продуть ЦГБ, чёрти что можно через нее делать, а они пытались пристыковать эту плавающую спасательную ерунду на дохлых аккумуляторах несколько суток. Даже если б пристыковали. Даже если б взяли несколько человек, остальные, дожидающиеся своей очереди, могли бы дышать хоть нормально, и свет бы у них был — ничего не сделано, об "Эпроне" ни слова. А нас учили, что это азбука спасения.

О вскрытии люка. Вот идиотия! Вскрывают люк, и из него вырывается воздух. "Видите!" — говорят. — "Весь воздух вышел!". А что он должен был делать? Водолазы через люк затапливают отсек, а потом говорят, что он "полностью затоплен". Глупость. Корма была вся сухая. Там люди в РБ были. А носовых отсеках они даже СГП некоторые надели. А здесь — все в РБ, не собирались они выходить в спешке. Некуда они не спешили.

Такое впечатление, что их в корме уморили, словно от свидетелей избавлялись.

А сколько разговоров о том, "стучали — не стучали", "технологические стуки".

Нормальный акустик чувствует, когда стучат люди, а когда это "технологический стук".

Ненормальным начальникам все будет "технологический стук".

Вообще-то, спускается водолаз, и он слышит у корпуса не только стуки, но и крики в отсеке. Нет у вас водолазов, спустите ГАС (гидроакустическая станция) — она услышит.

Первая заповедь: установи связь с людьми в отсеке. А им эта заповедь по херу.

Они колокол ставили и им (20 тонн) всю комингс-площадку изуродовали, а потом тыкали друг другу в эту полосу и говорили о столкновении. Из-за этого и состыковаться не могли.

Но состыковаться можно было. Нужно было заделать эти царапины хоть пластилином. В наше время сказали бы "нет пластилина, из говна сделайте". Для этого, опять таки, нужны водолазы.

Водолазы там были, только они документацию собирали. Так, во всяком случае, говорили в телевизоре "руководители".

Сам я ни одного водолаза не видел, не показывали.

А в эти дни на Козловском переулке в Москве была демонстрация из водолазов — все хотели ехать.

Вышел Дыгало и сказал: "Всё есть. Не нуждаемся".

У них все есть!

Выяснять отношения с государством, уморившим своих людей, бесполезно.

Про "Курск можно говорить бесконечно. Виновата "система", а она себя виновной никогда не признает.

Как мы себя уничтожим, так нас ни один враг не уничтожит.

Немного истории. "К-19" — это "Хиросима".

Ее так называли. Лодка первого поколения, ракетная.

При спуске на воду не разбилась бутылка шампанского.

Принято считать, что с этого момента начались все ее беды. На ней потом столько людей погибло.

Она значилась во всех сборниках по авариям. У нее была течь первого контура, она сталкивалась с подводной лодкой, на ней был пожар — 28 жизней.

На ней не хотели служить.

Она попадала в фильмы. Первый — отечественный, где ее называли "ракетно-ядерным щитом нашей Родины" и, последний — с Харрисоном Фордом, о котором мы сейчас и поговорим.

Но сначала еще немного о лодках первого поколения.

Подводники с них чаще, чем другие, умирают от лейкемии. Я уже о нескольких таких смертях знаю сам. "Чего ж ты хочешь, — говорят в таких случаях, — он с первых поколений".

Знаете, Россия — это такая страна, где никого не жаль (не устаю повторять). Именно поэтому я считаю русскую армию непобедимой. Именно поэтому мне кажется, что наши бунты и катастрофы еще впереди.

Подводные лодки у нас делались так же, как и все остальное — впопыхах и с опережением графика. Они выпихивались в море и доделывались на ходу. При этом они ходили, стреляли, угрожали, сдерживали, горели, тонули. От них отказывалось свое собственное государство, которое попутно забывало о вдовах, о детях.

Его можно понять — это наше государство — ему нужны были новые лодки и завтрашний день. Зачем ему погибшие лодки и вчерашний день?

Так появилось второе поколение лодок, потом — третье, четвертое.

На них стояли теперь очень хорошие ядерные реакторы, их исправили. Всего несколько десятков жизней на это потребовалось.

Настоящего командира "К-19" капитана 1 ранга Н.В. Затеева я считаю великим человеком, потому что он взял на себя ответственность, вовремя дал команду на всплытие, боролся за лодку и при этом сохранил людей.

Погибло восемь человек.

Отсек — это и на лодке отдельное государство. При аварии отсек задраивается, оставшиеся в нем люди борются с водой или пожаром. Отдраят их только после того, как они справятся с этой напастью. Никак иначе. В соседних отсеках могут слышать, как кричат заживо горящие люди, но они не откроют им дверь. Не имеют права. Отсек должен победить сам.