Паскаль Брюкнер - Любовь к ближнему Страница 29

Тут можно читать бесплатно Паскаль Брюкнер - Любовь к ближнему. Жанр: Проза / Современная проза, год -. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте Knigogid (Книгогид) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.

Паскаль Брюкнер - Любовь к ближнему читать онлайн бесплатно

Паскаль Брюкнер - Любовь к ближнему - читать книгу онлайн бесплатно, автор Паскаль Брюкнер

Со своими родителями я теперь виделся мельком, только в кафе, за бутербродом Меня больше не звали к ним в дом Мать стала похожа на старую морщинистую индианку с седеющими волосами. Она перечисляла общественные мероприятия, в которых участвовала, словно составляла каталог добрых дел, которые противопоставляла моему бесчестью. Теперь она все принимала близко к сердцу, любая неудачная забастовка, уменьшение численности особей какого-нибудь вида вызывали у нее отчаяние; решение бразильского президента Лулы разрешить проложить газопровод через амазонский лес вызвало у нее высокую температуру и резкое похудание. Она гордилась изобретенным ею новым лозунгом для Фронта освобождения животных: «Пока существуют бойни, будут и поля сражений». Нам давно было неудобно друг с другом, как же, ведь сын, которого она превратила в фетиш, позволял себе глумиться над ней! Она выдерживала со мной не больше нескольких минут и удалялась с печальным достоинством, унося на плече черного ворона горя. Мой отец, наоборот, округлился и, в отличие от матери, не стеснялся сетовать. Мой развод подкосил его, внуков он видел теперь редко, под надзором Цербера, как он называл мою бывшую тещу. Мой брат Леон пошел на поправку, любо-дорого было смотреть, он похудел на двадцать килограммов, нашел место в какой-то агропищевой конторе и даже познакомился с девушкой, которую собирался нам представить. Отец ходил вокруг да около, как иногда бывает с людьми, не желающими проявлять властность и стремящимися все решать по-дружески. Наконец, отодвинув свою тарелку и отхлебнув еще пива для большей храбрости, он признался, что тревожится за меня. Это был эвфемизм, понимать его надо было так, что я, по его мнению, совсем пропал. Он отказывался читать мне мораль, это ужасная буржуазная манера, но мать и он боятся, что я пошел по плохой дорожке. Я попросил уточнить, что под этим подразумевается. Он задыхался, просил о помощи. Я принудил его отчетливо произнести страшное слово на «п», парализовавшее его, – «проститутка». Я подтвердил, что это для меня одна из любимых форм досуга, доставляющая мне огромную радость. Он опустил голову, совершенно разгромленный. Насколько предпочтительнее был бы для меня обычный папаша, который надавал бы мне пощечин и пинков, а не эта безвольная тряпка, левак, погрязший в своем кривляний!

Вместе с общественным положением изменилось и мое восприятие мира Я разлюбил Париж, его тусклость, саваном окутывающую прохожих, его клошаров, зимой сбивающихся в кучу там, где потеплее, его нечистоты, через которые перешагивают безумно шикарные женщины. Сомнительная аура квартала Маре, эта лживая витрина маргинальности, где сходят с ума по шмоткам и ведут нескончаемую реставрацию, перестала меня привлекать. Я утомился от этого фольклора, собрания всех стереотипов патентованной богемы – от паршивых овец из хороших семейств и неудавшихся актеришек до официантки из бара, ждущей большой роли в кино. Я прятался от тоски в скромном кафе на улице Короля Сицилии под названием «Курящая кошка» – забегаловке, отделанной под старину, с мутными зеркалами, уставшими отражать мерзкие рожи посетителей, с банкетками из латаного молескина и истертой до мраморной гладкости стойкой. Амулетом заведению служил жирный полуслепой кот, вылитый корсар, дрыхнувший на прилавке. Того, кто смел, войдя, не уделить ему внимания – не гладил его и не чесал шейку, – просили выйти вон. Эти стены служили приютом ремесленникам, пьяницам, студентам, иммигрантам, занимающимся пропитания ради спекуляцией недвижимостью, вышедшим в тираж гомосексуалистам, все они искупали в этих стенах свое преступление – старость и бедность. В каждой из деревень, из которых состоит Париж, существуют такие тайные местечки, где разношерстные обездоленные по-братски делят черный хлеб своего одиночества и невезения.

Как-то утром я столкнулся там со своим другом Жеральдом, попивавшим черный кофе. От рассеянности я не удивился такому невероятному совпадению. Узнав его со спины по черным вьющимся волосам, видавшей виды бархатной куртке и мятым брюкам, я захотел было дать деру. Я рассуждал, как воришка, которого поджидают двое жандармов с наручниками. Из всей нашей компании Жеральд был мне ближе всего духовно: как и я, он брел боковой тропинкой, как я, увяз в грязи, его литературная и музыкальная карьера была близка к провалу. Он тоже оторопел, увидев меня. Оказалось, он репетировал на студии неподалеку новую песню своего сочинения, возможно, шанс всей своей жизни. Он не знал, что я живу здесь, осведомился о моем здоровье. Нам было очень просто общаться, мы оба не прибегали к притворству. Он сразу признался, что все по мне тоскуют, никто не понимает, почему я избегаю нашей компании именно тогда, когда мне так нужна помощь. Я вообще прекратил платить членские взносы в «Та Зоа Трекеи». Больше всего мое молчание задевало Жюльена, он все спрашивал себя, не сделал ли, не сказал ли чего-нибудь обидного для меня. Эти слова ранили меня прямо в сердце. Я предал своих друзей поруганию, а ведь единственным их преступлением была любовь ко мне. Мы решили увидеться еще. Он перезвонил и пригласил поужинать на следующей неделе у Марио. Я принял приглашение с радостью, особенно когда узнал, что там не будет Жюльена, который задерживается на судебном процессе в Дании. Он был единственным, чье присутствие после всех этих перипетий меня бы смущало.

Интриги доброжелательности

Мглистым вечером, когда зима объявляет комендантский час уже с четырех, я позвонил в дверь квартиры на верхнем этаже дома на улице Мучеников. Марио обитал на ста пятидесяти квадратных метрах под крышей дома эпохи барона Османа[13] и наслаждался умопомрачительным видом на столицу. Все у него дышало благополучием и хорошим вкусом, в витых, как свечи, вазах благоухали букеты редких цветов. Марио пережил серьезные финансовые неприятности в связи с падением акций интернет-компаний, но потом воспрянул, запустив в Италии, в Аосте, производство мыла с мускусным запахом, обладающего восстанавливающими свойствами. Его компаньон Пракаш посещал Французскую цветочную школу и через год собирался открыть в Лахоре заведение того же рода. В кабинете, ванной и туалете круглосуточно горели три экрана, показывавшие, один на французском, два на английском языке, биржевые котировки. Угощение, индо-пакистанские кушанья, было изысканным: лепешки, огромные, как слоновьи уши, напомнили горчичники, которые мать ставила мне в детстве от ангины. Пракаш превзошел в кулинарных талантах самого себя, он носил белую одежду с изяществом принца. Я наслаждался сердечной атмосферой встречи, жалея лишь об отсутствии Фанни, находившейся за границей, и чуть было не забыл, что заделался мелким грузчиком на ниве любви, телеграфистом промежности. Мы встретились узким кругом, без жен. Мои товарищи не изменились, и я отдавал должное невероятной мужской способности сопротивляться времени, умению мальчишек оставаться юными. Как здорово было обнаружить, что все их причуды, их грандиозные стремления живы, невзирая на возраст! Жеральд писал теперь песни для альтернативной французской сцены и надеялся, что одну-две из них возьмет Ману Чао.[14] Я представлял его хворым, раздавленным неудачами, но был вынужден с завистью разглядывать полного энергии, уверенного в себе человека, зарабатывавшего на жизнь игрой на пианино в крупном отеле на правом берегу, а остальное время посвящавшего своей музыке. Все без устали расхваливали Фанни, восхищенно перечисляя ее инициативы. Она изобрела для большой сети супермаркетов говорящие товары первой необходимости, каждому покупателю задававшие вопрос «Я тебе действительно нужен? Подумай хорошенько!» По ее утверждению, это вносило нравственный момент в феномен потребительства и позволяло бороться с навязчивым желанием людей покупать. Недавно она предложила сверхбогатому афроамериканцу Б. Джей Джону-третьему оборудовать рядом с островом Мюстик, цитаделью белых богатеев на архипелаге Гренадины, где служит исключительно чернокожий персонал, новый остров, только для черных миллионеров, которым прислуживали бы одни белые слуги. Бизнесмены, специализирующиеся на производстве электроники, занялись поисками скалы, где восторжествовала бы историческая справедливость.

Разнообразие и успешность ее занятий только оттеняли скудость моих. Друзьям хватило такта не заговаривать ни о моем разрушенном браке, ни о сверхурочных трудах. Они говорили со мной так, словно мы расстались только вчера. Не передать, как меня согрело это теплое дружелюбие: я заслужил участь отверженного и мог считать счастьем, что они не отвернулись от меня. Постепенно мне в голову вползла безумная мысль: что, если все бросить? Момент был самый удачный, я пытался улучить минуту, чтобы сообщить о своем желании пройти курс дезинтоксикации. Эта перспектива так взволновала меня, что я перестал замечать происходящее вокруг, предавшись своим мыслям. Марио предложил перейти всем в восточный салон – соседнюю комнату с гаремными светильниками, дамасскими коврами, мягкими пуфами в позолоте. Здесь сильно пахло ладаном с примесью спиртного. Жан-Марк, до этого больше помалкивавший, излишне прочувственно стиснул меня в объятиях – так поступают мафиози, хлопающие друг дружку по спине, прежде чем нашпиговать свинцом Я от души ответил ему тем же, растроганный его порывом У меня не было возражений против таких приступов нежности – все-таки мы праздновали встречу после долгого перерыва Было уже поздно, но время для меня остановилось – так хорошо мне было! Я последним вошел и уселся в этой комнате, едва освещенной зеленовато-опаловым абажуром. В моей голове складывалась речь, которую мне необходимо было произнести, оттачивались формулировки, шла борьба со страхом Вдруг вспыхнул резкий, как лампа на столе у комиссара полиции, прожектор, его луч ударил в угол, до этого тонувший в темноте, и мы об-нарркили Жюльена, сидевшего в кожаном кресле на небольшом подиуме. От неожиданности я не сдержал крик и кинулся к нему с распростертыми объятиями, радуясь такому замечательному сюрпризу. Он состроил гримасу, от которой у него приподнялась правая щека и опустилась левая, совсем как на кубистической картине. Я схватил его за плечи и расцеловал в обе щеки. Он отпрянул, как змея, на которую плеснули кипящей смолой.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.