Алексей Швецов - Лохless. Повесть о настоящей жизни Страница 29

Я постепенно отмокаю и думаю: отчего люди становятся уродами? Что меняется в психологии людей на протяжении веков? Почему огромное расстояние от рождения до падения в пропасть сократилось до одного шага? Куда исчезли благородные рыцари Средних веков? Куда сгинули строители «светлого будущего» начала прошлого века? Ведь они были! И они были чисты помыслами. Пусть им запудрили мозги марксистские вожди, они во многом ошибались, но свои жизни посвящали людям.

Видимо, дело в том, что качество человека ухудшается. Если верить Блаватской, то от расы к расе мы двигались от сверхдуховного, ангелоподобного состояния к материальному. В нашей расе много материального и почти совсем не осталось духовного. Некачественные материальные современные люди со страшной скоростью плодят себе подобных, таких же некачественных и ограниченных людей. Новые поколения либо деградируют окончательно, почти сразу превращаясь в ничем не интересующееся быдло, либо пытаются утвердиться, придать себе видимый лоск, под которым таится черная душа или отсутствие таковой. Это полный регресс! Мы, как скот, который выгнали на пастбище для «нагула веса». Мы обрастаем толстокожестью, вещизмом и бездуховностью. OPEN YOUR EYES, INDIVIDUAL! (англ. — открой глаза, личность!). Проснитесь, ПИПЛ!

В начале прошлого столетия героем нашего общества был Павел Корчагин, который творил/вершил революцию. До него культура держалась на меценатах, таких как Савва Морозов. Сегодня же реально рулит собирательный образ: некий Павлик Морозов, который за качественный пиар и частое упоминание в «глянце» готов продать и отца, и мать по самым минимальным расценкам. Тридцать сребреников — и ты уже в тусовке.

Как исправить ошибки человечества? Анархией? Но лечить больное общество вседозволенностью — это все равно что при диарее посоветовать срать в любом месте, где только приспичило. В результате и болезнь не пройдет, и все вокруг будет загажено. Лишить общество придуманных идеалов в виде брендов и тупоумных гуру? Пользуясь тем же примером скажу, что это равносильно попытке избавить человека от поноса, тупо заклеив задницу пластырем. Всегда нужен идол! Отберите у них этот фальшак, и они развалятся из-за отсутствии мотивации. Правомерно и обратное утверждение. Без глупой массы жаждущих развлечений не появятся «божественные» бренды. Хищник и жертва.

Черное заметнее на фоне белого. Одно никак не может существовать без другого. «Сатана — самый большой друг церкви, — как говаривал старик Ла Вей, — ведь он поддерживал ее бизнес все эти годы». А нас пучит и прорывает. Очередной расколбас только больше затягивает в эту трясину бесстрастных страстей.

Больше всего меня пугает то, что я сам из них. Я все знаю и чувствую, но плыву по течению. Хочешь узнать, как просрать свою жизнь, спроси у меня!

Я вылезаю из уже остывшей ванной и готовлюсь к традиционному походу на ненавистную работу. Первым делом я капаю «Визин» в свои преступно-красные глаза/угольки. С дичайшей головной болью выползаю из своей квартиры и часам к одиннадцати прибываю на работу.

Сивушный перегар ярким/ароматным шлейфом следует за мной по пятам, заполняя лабиринты пустынных коридоров. Редкие сотрудники провожают меня кто улыбкой, а кто и сочувствующим взглядом. Я прохожу мимо Катерины, едва кивнув своей бесперспективно раскалывающейся головой, и скрываюсь от ужасов окружающего мира за дверями кабинета. Перманентная жажда и изжога бурей эмоций управляют моими мыслями. Ежовыми рукавицами собираю напряжение в кулак и включаю компьютер, вперившись отсутствующим взглядом в монитор.

Новостные порталы рябят знакомыми рекламными баннерами. Взгляд цепляют словосочетания «Единая Россия» и «Элитные девочки с выездом к клиенту», и меня начинает выворачивать. Я бегу в туалет, попутно вспоминая свое попадалово с фальшивой купюрой. Самым нелепым образом я начинаю блевать. Все это продолжается довольно долго и неприятно. Наконец спазмы стихают. Я тупо прислоняюсь лбом к прохладному кафелю и расстегиваю верхнюю пуговичку рубашки. Затем полощу ротовую полость водой, за каким-то хером развожу мыло в стакане (совсем охрен ел, что ли?) и этой гадостью прополаскиваю рот. После чего развожу оставленную кем-то зубную пасту, умываюсь этим раствором и выхожу в коридор.

– Что у вас с лицом? — спрашивает меня длинноногая чувиха с ресепшен.

– А что с ним не так? — нагло глядя в ее размалеванное лицо, спрашиваю я. — Оно не достаточно гламурно для вашего высокохудожественного вкуса? Может быть, нос кривой, глаза не на том месте?

– У вас лицо чем-то белым измазано.

– А это перманентная/омолаживающая маска, — вру я и прохожу мимо хлопающей, как пластиковая кукла, ресницами чувихи.

Я открываю дверь в кабинет и оборачиваюсь. Эта дуреха так и стоит как столб. Вероятно, обдумывает, какую часть тела ей стоит омолодить себе перманентной маской. Несмотря на внутренние страдания, меня распирает от утробного смеха или даже хохота.

Я вхожу в свой кабинет, и теперь уже секретарша Катя спрашивает о моем измазанном пастой лице.

– Катя, занимайтесь делом! Поменьше внимания уделяйте моей скромной персоне! Это я специально намазался, чтобы от вас отличаться и стать немного умнее.

– По системе йогов?

– Типа этого.

В благодарность за ее просвещение в этом важном для нее вопросе Катерина награждает меня кучей бумаг, которые я должен буду пролистать/подписать. Открыв дверь в кабинет, я прошу ее принести мне крепкого кофе без сахара и разыскать хозушника Пашу. Пока дожидаюсь кофе и Пашу, я решаю позвонить Алле.

Напряженно вслушиваюсь в длинные гудки. Алла очень долго не отвечает на вызов. «Странно, — заключаю я. — Может, мобильник забыла?» Но наконец мое долготерпение вознаграждается:

– Что надо?

Ее голос звучит сухо.

– Аллочка, детка, я соскучился просто! Мне жутко как нехорошо. Пожалей меня, — молю я ее.

– Скотина, свинья! — в ответ и ни слова жалости.

– Чем заслужил такие яркие эпитеты? — удивляюсь я.

– А ты не знаешь?!

– Поверь, я чист перед тобой, как депутат перед выборами. Что случилось?

Булькающие звуки, слышимые мной, могут означать как слезы, так и смех.

– Ты плачешь? — обеспокоенно спрашиваю я.

– Еще чего… я ем.

– Так что все-таки произошло? Могу я наконец услышать причины твоей холодности ко мне?

Далее я слышу кучу/массу/бездну упреков и обвинений. Из монолога улавливаю, что Алле что-то сказала моя секретарша. Я прерываю поток беспочвенных обвинений:

– Подожди! Что сказала Катерина?

– Твоя Катерина сказала, что ты пошел по шалавам.

– По каким шалавам?

– Уж не знаю по каким! Всех шалав города я, увы, не знаю, а фамилии она не перечисляла! Знаю только, что ты ее просил, чтобы в случае моего звонка она непременно донесла до меня эту информацию. А я, дура полная, звоню ему, звоню, как овца последняя. А он у шалав! Телефон отключил.

Я с трудом прерываю ее и несколько минут трачу на то, чтобы убедить Аллу в том, что Катя типа перманентная дура. С этим Алла сразу соглашается, но во всем остальном ее удается убедить, лишь пообещав часики от «Guff» (англ. — пустая болтовня) и модную сумочку от Пекинесова.

Разобравшись со своей девушкой, я вызываю Катерину.

– Дождусь я когда-нибудь кофе? — задаю я вопрос, с интересом рассматривая ее глупо моргающие ресницы.

– Ой, Сергей Владимирович, а я про него забыла совсем! — беспечно взмахивая пятисантиметровым маникюром, отвечает секретарша.

– Вы знаете, а я и не сомневался в этом. Ни минуты! — уверяю я. — Что вы наговорили вчера Алле?

– Ничего не наговорила. Все, как вы велели.

– А что я велел?

– Ну, как его… это… сказать, что вы… ну там… по девочкам.

– Что вы несете?! — Я не выдерживаю и вскакиваю с места. — Какие, на хрен, девочки?

– Шалавы.

Уверенность, с какой она произнесла это слово, повергла меня в перманентный шок.

– А я вам сейчас зачитаю. Я записала все, что вы диктовали вчера утром, и сохранила это в блокнотике.

Кивком головы я призываю ее продемонстрировать мне эту запись. Виляя бедрами, секретарша дефилирует из кабинета и возвращается с блокнотом:

– Вот у меня записано. Передать Алле… к рекламщикам… и дальше… вот… по шалавам. Все это надо передать, если позвонит Алла. Что-нибудь не так?

Я прикрываю ладонями глаза:

– О чем вы думаете, Катерина?

– Сейчас?

– И сейчас… и все время? Как вам в голову приходит так все переврать? Я вам говорил, что я не по шалавам, нет, а к рекламщикам пошел, а вам, Катя, надо было это просто записать и тупо прочитать в том случае, если Алла будет меня разыскивать. Неужели это так сложно?

Глупо хлопающие ресницы бессмысленных глаз убеждают, что эта задача не для Катиного мозга.