Чель Весте - Кристиан Ланг - человек без запаха Страница 29

В начале сентября к нему обратились несколько журналистов вечерних газет. Они хотели взять у него интервью и предложили вопросы вроде: «Как вы относитесь к своему поражению в борьбе за зрительское признание?» или: «Начало среднего возраста совпало в вашей жизни с концом телевизионной карьеры — как вы с этим справляетесь?» Ланг им отказал. Он пытался убедить себя, что на самом деле ему всегда было плевать на VIP-приглашения и светскую жизнь, что он все равно крайне редко пользовался своими привилегиями, а потому падение с вершины для него ничего не значит. Но это не помогало, он чувствовал, что его провал в шоу-бизнесе больно ударил по его самолюбию, хотя бизнес как таковой он презирал.

Затем последовали удары в виде досадных недоразумений в прессе, которые Ланг не мог признать случайными. Все началось с появления его фамилии в газете «Сими», в колонке, подписанной псевдонимом Вальтер де Камп. Рассказывая читателям о заведениях для сексуальных меньшинств, автор упомянул ночной клуб недалеко от Осторьет и заодно сообщил, что среди известных людей, которые пользуются услугами заведения, — Кристиан Ланг. На самом же деле Ланг часто проходил мимо этого притона, когда, поставив машину, направлялся к Сарите. Наверное, это и послужило поводом для сплетен, рассуждал он. Но уже в следующую пятницу еженедельное приложение газеты «Хельсингин Саномат» — в рубрике «Шик», посвященной светской хронике, — утверждало, что Ланг был замечен в нетрезвом виде после концерта Стинга на новом футбольном стадионе в Тэлё. Снова клевета — в своих музыкальных предпочтениях Ланг был снобом и не слушал Стинга с начала восьмидесятых.

Подобные странные заметки появлялись в прессе весь сентябрь. Однако то, что лежало на поверхности, а именно его длительная связь с Саритой, так и не было предано огласке. Зато одна желтая газета писала, что Ланг вел себя непристойно и вызывающе в парфюмерном магазине аэропорта Ванда, хотя он не был там с тех пор, как вернулся с Саритой из Рима. Другое, чуть более серьезное еженедельное издание подозревало Ланга в алкоголизме, ссылаясь на «источники, близкие Лангу», которые, как сообщалось, были очень обеспокоены. Через неделю другая газета распустила слух, будто в одном из самых популярных заведений Гельсингфорса для гомосексуалистов и бисексуалов Ланга часто видели вместе с молодым, «спортивно одетым» человеком. Правда газета умолчала, что заведение это было нового, либерального толка и его посещало много любопытствующих гетеросексуалов. В этом последнем клеветническом обвинении Ланг увидел определенную извращенную логику, поскольку к этому моменту уже не сомневался, что неожиданный, наглый и бездоказательный интерес средств массовой информации к его личности был результатом проклятия, наложенного на него Марко.

На протяжении пятнадцати лет, со времени литературного дебюта Ланга, пресса, радио и телевидение помогали ему оттачивать и совершенствовать образ, который он выбрал себе сам. Теперь, когда этот же медийный мир пытался смешать его с грязью и раздавить, Ланг словно пробудился от долгого сна и с ужасающей ясностью увидел механизмы обработки массового сознания в действии. Увидел, насколько он связан по рукам и ногам, и понял, что больше уже не сможет попробовать себя в другой роли, что его тело парализовано, а душа замерзла и окаменела, будто он уже достиг всего, чего хотел, а теперь просто дожидается отправки на свалку истории. Он больше уже не станет никем другим, потому что он — Ланг, ну этот, знаете, с телевидения. Когда он писал свои первые романы, он был наблюдателем, тем, кто скользит среди теней и наблюдает, что же происходит там, на свету, где обитают люди. Но после этого Ланг многие годы сам жил в ярком свете прожекторов и когда, щурясь, оглядывался вокруг, чтобы понять, что же происходит в переменчивой стране Финляндии, то видел только тьму и мелькание теней. Он поймал себя на том, что завидует той головокружительной свободе, которой обладают Сарита и Марко, но которую они не замечают, поглощенные извечной игрой для двоих, игрой, где карты имеют лишь три масти — Жестокость, Влечение и Повиновение. В представлении Ланга Сарита и Марко были свободны, потому что мир не знал об их существовании: они жили среди теней, благословенных теней, и могли свободно выбирать любую из предлагаемых ролей. После «разоблачений» желтой прессы Ланг пытался отвертеться от интервью и на все просьбы журналистов смущенно отшучивался.

— Я больше не хочу во всем этом участвовать, — говорил он.

Но скоро Ланг понял, что журналисты не верят ему. Они решили, что он кокетничает и ждет еще большего внимания, а возможно, и денежного вознаграждения. Только когда он сменил телефонные номера и завел новый электронный адрес — чего не делал уже целый год, — это трагикомическое танго с бывшими коллегами из мира медиа наконец закончилось. Но пока танец еще продолжался, Ланг часто вспоминал анекдот, который рассказал ему Мерио за обедом в мае. В этой истории некий Гамильтон хотел написать биографию писателя Дж. Д. Сэлинджера, известного своей замкнутостью и на десятки лет пропавшего из поля зрения читателей. Когда Сэлинджер, верный своей привычке, отказался сотрудничать и вообще иметь с ним дело, Гамильтон все равно написал книгу и отомстил объекту исследования: он изобразил писателя своеобразным интровертным гением пиара, лицемером, который притворяется равнодушным к славе и деньгам, чтобы получить вдвое больше и того, и другого. Это ему никогда бы не удалось, если б он не строил из себя мистическую и таинственную личность, а играл по правилам публичной жизни. Однако игра по правилам тоже не спасла бы Сэлинджера: по словам Гамильтона, его давно бы разоблачили как посредственность и алчного спекулянта, которым он на самом деле является. Теперь-то Ланг отлично понимал, что хотел сказать Мерио. Тот, кто говорит, что устал от лицемерия и наживы, и есть самый большой лицемер и спекулянт. Все очень просто: либо трахаешься добровольно, либо тебя насилуют. Третьего не дано.

С приходом осени Ланг стал все больше похож на то унылое, сонное существо, каким был два года назад, перед самой встречей с Саритой. В конце сентября, устав от самого себя и своей меланхолии, он начал забрасывать Сариту сообщениями, в которых на разный лад твердил одно и то же: он хочет ее видеть. Через десять дней Сарита сдалась. Они договорились перекусить в старом портовом ресторанчике на Сандвикскайен, но, несмотря на попытку встретиться на нейтральной территории, в конце концов они все равно оказались в квартире на Скарпшюттегатан. Сарита полулежала на диване, почти на том же самом месте, где несколько месяцев назад сидел Марко. Она закинула ноги Лангу на плечи, а Ланг, стараясь как можно ритмичнее двигать бедрами, смотрел на маленькую серьгу в ее пупке. Иногда он поднимал голову и встречался с Саритой глазами, и тогда она глядела на него ясным, спокойным и немного веселым взглядом. Это был день, в котором смешались остатки тепла когда-то страстных отношений и ледяной холод вопросов вроде: «Почему все так получилось?» и ответов типа: «Я не знаю, может, с самого начала все было ошибкой». Однако запомнятся Лангу не вопросы и не ответы, а то, что Сарита сильно переменилась и близость, несмотря на полученное удовольствие, казалась совершенно бессмысленной. Он отлично знал, что Сарита вовсе не хочет его — она позволяет ему делать это по какой-то другой причине, из одиночества ли, из сострадания, из любви или ненависти, а может, потому, что переспать с человеком проще, чем честно и открыто поговорить с ним. Возможных объяснений было много, и Ланг не знал, какое из них соответствует действительности.

22

Последнее добровольное появление Ланга на публике было записано спустя несколько дней после той печальной встречи с Саритой. Он участвовал в развлекательной передаче «Кто хочет стать миллионером?» на четвертом канале, который начал работать сравнительно недавно и серьезно конкурировал с каналом Мерио, где транслировался «Сумеречный час». Ланг еще прошлой зимой согласился сниматься в специальном выпуске с участием знаменитостей, и теперь ему волей-неволей приходилось выполнять свое обещание. Следует отметить, что Ланг и другие известные люди — политики, актеры, музыканты, — которые участвовали в трех выпусках передачи, играли не ради собственной выгоды: это была благотворительная игра и игроки сами заранее выбирали, на какие нужды будет перечислен выигрыш.

Во время записи Ланг с особой остротой понял, что он — телеведущий без передачи и романист без романа. Поэтому в течение всей игры пребывал в дурном настроении. В комнате за павильоном накрыли стол с бутербродами, пирожными, кофе и вином, и, когда ведущий «Миллионера» Лассе Лехтинен заскочил туда, чтобы на бегу съесть бутерброд, Ланг стал ворчливым тоном читать ему лекцию о том, как унизительны такие на первый взгляд веселые телевикторины. Лехтинен на секунду оторвался от своего бутерброда, удивленно взглянул на Ланга и пробормотал: