Мередит Милети - Послевкусие: Роман в пяти блюдах Страница 29

— Мм, звучит заманчиво. Умираю от голода.

— Тогда чего-нибудь перекуси, пицца будет нескоро. Папа, наверное, укатил в свой офис. Уже несколько часов назад. А я так поняла, что он хотел готовить вместе со мной.

— С каких это пор твой отец увлекся отделкой комнат? — спрашивает Ричард, смахивая с брюк след от муки. — Нужно посмотреть, что он там сделал. Кстати, а что он думает о своей потрясающей внучке?

— Она ему очень понравилась. Представляешь, он с ней сюсюкает! И накупил ей тонну игрушек. Он ее избалует, вот увидишь. — Я замолкаю. Внезапно на меня наваливается усталость, глаза начинает жечь. — А вообще-то он у меня очень хороший.

Ричард подходит ко мне сзади и нежно сжимает плечо. Потом тянется мимо меня к сахарнице, рассеянно поднимает крышку, опускает на место.

— А перекусить чем-нибудь было бы кстати.

Чтобы отвлечь меня, Ричард подходит к буфету и начинает наугад открывать дверцы.

— Не могу поверить, что в доме знаменитого шеф-повара, о котором даже писали в «Gourmet», нечего макнуть в чашку кофе! — Ричард распахивает холодильник, заглядывает в него и с притворным ужасом оглядывается на меня. — В этом доме можно умереть с голоду! Никогда в жизни не видел такого пустого холодильника, — говорит он и вытаскивает пакет, который я принесла от мясника.

— Эй, не трогай, это для пиццы, — говорю я, и Ричард сердито хмурится. — Бери бискотти, они в пакете на столе. Кстати, раз уж ты все равно залез в холодильник, обрати внимание на лак для ногтей на дверце.

— На дверце? — переспрашивает он.

— Угу. В отделении для масла.

Ричард открывает отделение, вынимает флакон с лаком, потом лезет в нагрудный карман и, достав оттуда очки, принимается его рассматривать.

— Кристиан Диор, «Флейм». Дорогая штука. — Он отвинчивает крышку и разглядывает кисточку. — Красивый цвет, только не всем идет. Такой яркий лак не для каждой. — Я молчу, и Ричард продолжает анализировать. — Аккуратная особа. Флакон наполовину пуст, но следов засохшего лака на горлышке нет, — говорит он, показывая мне флакон. Потом завинчивает крышку и вопросительно смотрит на меня поверх очков.

— Блестящий анализ, Ричард. Если твой антикварный бизнес когда-нибудь заглохнет, можешь попробовать себя в криминалистике, будешь искать преступников по лаку для ногтей.

— Таким лаком, — словно приняв мои слова всерьез, продолжает Ричард, — может пользоваться только уверенная в себе женщина. Которая хорошо разбирается в косметике. Только самые искушенные любительницы косметики знают, что жизнь лака для ногтей можно продлить, если держать его в холодильнике.

Ричард садится за стол, снимает очки и ставит перед собой флакон с лаком.

В следующий момент, словно Ричард подал условный сигнал, слышится звук открываемой двери и голоса: низкий баритон отца и другой, мягче и выше. А еще через несколько секунд в кухне появляется мой отец и с ним невысокая, аккуратно одетая женщина со светлыми, туго завитыми волосами. На ней аквамаринового цвета брючный костюм с глубоким (и весьма впечатляющим) декольте, тело покрыто искусственным загаром.

— Ричард! — с преувеличенной радостью восклицает отец. В этот момент он похож на актера, который, хорошо зная свою роль, внезапно вынужден импровизировать. — Как я рад тебя видеть!

Он подходит к Ричарду и протягивает ему руку, которую тот энергично пожимает. Женщина, стоящая за спиной отца, тихонько кашляет.

— О, простите. Я тут кое-кого к нам пригласил. Большую поклонницу пиццы по-деревенски и вообще всего итальянского. Мира, Ричард, позвольте представить — мисс Фиона О'Хара.

Фиона любезно улыбается.

— Ричард, я имела удовольствие сделать покупку в вашем милом магазинчике, но мы с вами до сих не представлены друг другу.

Когда она протягивает руку, сначала мне, потом Ричарду, мы невольно бросаем взгляд на ее длинные, не меньше двух дюймов, ногти, покрытые… чем же еще? Лаком «Флейм».

Глава 14

За обедом выясняется, что Фиона невероятно привередлива в еде, что делает заявление моего отца по поводу ее любви ко всему итальянскому либо ошибочным, либо — учитывая его тосканских предков — просто льстивым. Выбирайте сами. Она ковыряет деревенскую пиццу, говоря, что надеялась на настоящую итальянскую пиццу. Когда я подаю салат, она просит принести еще приправы и приходит в полное недоумение, когда я ставлю перед ней масло и уксус вместо запечатанной бутылки с соусом фирмы «Крафт» с надписью «острый».

Слава богу, Ричард старается сгладить неловкую ситуацию.

— Итак, — говорит он, — расскажите, как вы познакомились.

Фиона смотрит на отца, но он в этот момент наливает себе еще один бокал вина, предоставив ей самой отвечать на вопрос.

— Дело в том, — сдержанно начинает она, — что мы уже много лет работаем вместе, но познакомились только после того, как я записалась на курсы разговорного итальянского.

Фиона смотрит на отца и улыбается, и его губы тоже расплываются в улыбке.

— Фиона — секретарь химического факультета, — говорит отец, не глядя на нее. — Мы сотни раз проходили мимо друг друга в зале заседаний.

— Che bello! Che interessante! Ci sei mai andata?[32] — спрашиваю я.

— Что, дорогая? — переспрашивает Фиона, подаваясь ко мне и отбрасывая с лица покрытую лаком кудряшку.

— В Италии, — переходя на английский, говорю я. — Вы там бывали?

— Я? Боже мой, нет, конечно! — Она смеется, словно я сказала что-то невероятно забавное. — Но в прошлом году на день рождения сыновья отправили меня в «Венецию» в Лас-Вегасе, с тех пор я мечтаю прокатиться на настоящей гондоле. Приехала домой и сразу записалась на курсы итальянского на деньги, которые выиграла в лотерею кено. А вы бывали там?

Я бросаю взгляд на нее, потом на отца.

— Да… вообще-то говоря, я там жила несколько лет, — отвечаю я, удивляясь, почему отец ничего не рассказывал ей обо мне.

— О, я знаю, что вы жили в Италии, я имела в виду Лас-Вегас!

Когда я говорю, что нет, она замечает:

— Жаль. А то вы бы сказали, похож их Большой канал на настоящий, венецианский, или нет. Вдруг я никогда не попаду в Италию, — со вздохом добавляет она.

После ланча Фиона вызывается прибрать со стола. Сделав себе эспрессо, я смотрю, как она вынимает тарелки из посудомоечной машины. Не могу не отметить, что она прекрасно знает, где что лежит. Пока мы работаем, Фиона рассказывает мне о своих поездках.

— То, что начало происходить с нашими авиакомпаниями после Одиннадцатого сентября, ужасно, правда? — спрашивает она, заворачивая в пленку остатки салата. — Когда я летела в Лас-Вегас, у меня из чемодана вынули вязальные спицы! Прямо из чемодана, представляете? Кстати, я могла бы что-нибудь связать и для нашей драгоценной Хлои. Это ведь так приятно — вязать для кого-то. У меня всего один внук, но я его почти не вижу, — говорит она и поджимает губы. Я хочу спросить ее почему, но она, словно предвидя мой вопрос, добавляет: — В каждой семье свои проблемы.

Внезапно эта фраза кажется мне самым глубокомысленным и верным замечанием из всех, что я услышала за сегодняшний день.

Позднее, когда отец уходит, чтобы проводить Фиону, Ричард говорит, что мне должно быть стыдно.

— За что? — спрашиваю я.

— Во-первых, за то, что закатила глаза, когда она заговорила о Лас-Вегасе. Твое высокомерие ощущается просто физически.

Затем он говорит, что я недооценила умственные способности Фионы.

— Иностранные языки даются не всем, — говорит Ричард, и мне кажется, что сейчас он напомнит мне, как я в старших классах получила «двойку» по французскому. — Ты, — надменно заканчивает он, — просто сноб.

И это говорит человек, который носит кроссовки от «Прада» и пошитые вручную рубашки! Однако вслух я этого не произношу.

— А с чего ты взял, что она не дура? Ты что, успел проверить ее ай-кью, пока я переодевала Хлою? — (Ричард фыркает.) — Ну хорошо, может быть, она просто развита несколько однобоко, — говорю я, вспомнив о ее верном замечании насчет семей. Правда, Ричарду я об этом не сообщаю, чтобы не признать свое поражение.

Я сама не понимаю, что меня смущает в Фионе. Да, она сильно отличается от моей матери, но ведь когда-то это было главным условием, чтобы завоевать мою дружбу. Хлоя потянулась к Фионе сразу, восхищенная ее качающимися пластиковыми сережками и браслетами, которые Фиона великодушно позволила ей немного погрызть.

Какое мне дело до того, с кем ходит на свидания мой отец? Я знаю, что это эгоистично, но сейчас мне просто не хочется ни с кем общаться. С другой стороны, довольно неприятно, когда твой отец, восемнадцать лет проживший вдовцом, внезапно распускает хвост, как павлин, и начинает за кем-то ухаживать.

Я наконец понимаю, в чем главная проблема: я приехала в город, который считала хорошо знакомым, а он успел измениться. Да, я регулярно приезжала в Питсбург, но уже двадцать лет здесь не живу. С тех пор, как умерла мать. Все эти годы я чувствовала ее зов, словно призрак той женщины, которая хочешь не хочешь, но была частью нашей с отцом жизни, все еще присутствовал в этих стенах, в материи занавесок, в щербатых фарфоровых чашках, стоящих в кухонных шкафах. Однако теперь я ее не слышу, вот так. И если меня печалит, что призрак рассеялся, то главным образом потому, что из дома его вытеснила такая будничная, домашняя и кроткая женщина, как Фиона О'Хара.