Виктор Мануйлов - Лестница Страница 29

Падая сверху на Лидию Максимовну, он заученным движением вырвал из-за пазухи пистолет, оттолкнулся левой рукой от плотного снега, вывернулся и, едва разглядев своего врага сквозь разбитое дверное стекло, вскинул руку и выстрелил трижды в направлении машины.

Тотчас же там взревел мотор. Машина, взвизгнув на наледи задними колесами, рванула вперед. Тепляков, вскочив, успел послать ей вслед еще две пули. И лишь тогда почувствовал все нарастающее жжение в левом боку, легкое головокружение и тошноту. Ноги вдруг ослабли, и он увидел будто со стороны, как медленно опускается на снег его тело, скользя спиной по раскрытой двери, как поднимается с четверенек Лидия Максимовна, но увидел сквозь обволакивающий его туман. Прошло какое-то время, из тумана выплыло испуганное лицо, несколько раз беззвучно открылся ярко-красный рот, затем над ним склонились другие широкие женские лица, их синие халаты охватывали узкое пространство, в котором метались какие-то тени. Его о чем-то спрашивали, но до его сознания не доходил смысл этих вопросов. Потом его подняли, потревожив рану, острая боль охватила все тело, над головой проплыл белый потолок «Скорой», и черный туман поглотил его окончательно.

— Вам очень повезло, молодой человек, — говорил пожилой доктор в голубом халате и голубой же шапочке, возвышаясь над Тепляковым. — Пуля, судя по всему, срикошетила и плашмя ударила в ваше ребро. как раз напротив сердца. При этом почти переломила ребро пополам. Да так там и застряла. Ребро мы скрепили шиной, рану зашили. У вас был сильный болевой шок. Иногда в таких случаях останавливается сердце: ему ведь тоже больно. Вот ваша пуля. На память. Я думаю, следствию она не понадобится: у него и без нее этих пуль хватает. — И доктор протянул Теплякову кусочек сплющенного металла.

— Спасибо, доктор, — поблагодарил Тепляков, разделяя слова на слоги, стараясь дышать ровно и не слишком глубоко, чтобы не тревожить рану.

— Я смотрю, на вашем теле и без того хватает боевых шрамов. Служили? — спросил доктор, проследив, как Тепляков осторожно засовывает пулю под подушку.

— Служил.

— Оно и заметно. Я тоже служил. Таких, как вы, в Афгане и Чечне прошло через мои руки сотни. Поправляйтесь. Если не будет никаких осложнений, мы вас выпишем дня через три-четыре. Долечиваться будете дома. Есть кому за вами присмотреть?

— Найдется. Спасибо, доктор. Давно я здесь?

— Со вчерашнего вечера. Без малого пятнадцать часов.

— Мне никто не звонил?

— Не знаю, не знаю, голубчик. Это не по моей части. Если у вас был мобильник, то его забрала милиция. То есть, простите, полиция. — И проворчал с презрительной усмешкой: — Некоторым господам кажется, что от перемены мест слагаемых сумма непременно должна измениться в сторону увеличения. Кстати, под дверью давно сидит следователь, ждет, когда вы очнетесь. Сможете с ним поговорить?

— Пожалуй. Только вряд ли я буду ему полезен.

— Ну, это уж вы сами, голубчик. Так я его к вам пущу, если не возражаете?

— Пускайте.

Доктор вышел, а через пару минут в палату вошел человек лет пятидесяти, с лицом, изрезанным глубокими морщинами. Он не спеша приблизился к койке, на которой лежал Тепляков, остановился, внимательно посмотрел в его глаза.

— Здравствуйте, Юрий Николаевич. Я старший следователь по особо важным делам Владимир Харитонович Гуменников. Вот мои документы.

Тепляков протянул руку, и Гуменников вложил в нее красные «корочки», предварительно их раскрыв. На курсах «Кристалла» курсантов знакомили с различными документами, учили отличать поддельные от настоящих, при этом оговариваясь, что иногда поддельные выглядят убедительнее неподдельных, изобличить которые могут лишь эксперты.

Тепляков вернул «корочки».

— Я к вашим услугам.

Следователь сел на табуретку, раскрыл коричневую папку, достал шариковую ручку.

— Итак, начнем с самого начала.

С самого начала шли обычные данные: ФИО, что, где, когда и откуда. Записав, Гуменников закрыл папку.

— А теперь рассказывайте.

— Что именно?

— Кто стрелял? Во сколько это случилось? Короче говоря, все подробности происшествия.

Тепляков, морща лоб, начал рассказывать, как он подъехал, что увидел, почему возникли подозрения, как покидали машину и когда начали стрелять.

Гуменников кивал головой, как будто ему уже все было известно и он лишь хочет поймать Теплякова на лжи.

— Вот, собственно, и все, — заключил Тепляков свой рассказ. — Я думаю, другие, а там были люди, видели больше.

— Где были люди?

— У подъезда.

— И вы при этом стали стрелять в сторону машины. А фактически — в сторону подъезда.

— Да. Стал стрелять в сторону машины. Но не в сторону подъезда. Потому что на линии огня не было никого. Да и те, кто стоял у подъезда, шарахнулись в подъезд при первых же выстрелах.

— И много было выстрелов?

— Не считал. Не до того было. Но думаю, половину рожка он выпустил. Ведь вы же осматривали машину. Небось и посчитали.

— Итак, вы поднялись и, не видя машины, открыли стрельбу. Знаете, как это называется?

— Во-первых, я видел, куда стреляю, — цедил сквозь зубы Тепляков. — Во-вторых… — Он приподнялся на локте, чувствуя, как им начинает овладевать бешенство. — Во-вторых, вы, собственно, зачем сюда пришли? Чтобы найти преступников или обличить меня в преступлении? Если последнее, то. Я вам больше не скажу ни слова без адвоката.

— Ну, зачем же так нервничать, Юрий Николаевич? — сбавил тон Гуменников, кривя узкие губы в густой сети морщин. — Разумеется, первое. Но и второе тоже никуда не денешь.

Тепляков откинулся на подушки, поморщился от боли в ребре.

— Я вам сказал все. Больше мне добавить нечего.

— Почему же? Мне, например, хочется знать о ваших отношениях с госпожой Ковровой.

— Наши отношения находились в строгих рамках служебных инструкций, — отрезал Тепляков.

— Возможно, возможно. Но у меня имеются другие данные.

— Плевать мне на ваши данные, господин Гуменников. И вообще — валите отсюда. Без адвоката я не произнесу больше ни слова.

— Зря грубите, Тепляков. Это может вам дорого обойтись. У меня к вам последний вопрос: каковы отношения между госпожой Ковровой и ее гражданским мужем, Михаилом Михайловичем Укутским?

— Спросите у них, господин. как там вас?

— Сожалею, но придется вызывать вас в следственный комитет, — произнес Гуменников, поднимаясь. — До скорой встречи.

— Пошел ты. — скорее подумал, чем произнес Тепляков, кусая нижнюю губу и от боли, и от досады, что не сдержался.

Едва закрылась дверь за следователем, как в палату стремительно вошла Лидия Максимовна, держа в руке плетеную из ивовых прутьев корзинку с фруктами. Поставив корзинку на пол возле тумбочки, она вдруг опустилась на колени перед кроватью, приблизила лицо к лицу Теплякова. По ее щекам текли слезы, смывая с ресниц черную краску.

Такой он не ожидал увидеть свою хозяйку.

— Юра! Юрочка! — заговорила она придушенным голосом. — Прости меня, глупую бабу! Ради. — она всхлипнула и продолжила: — Ради господа бога и всех святых! Поверь мне на слово: я и представить не могла, что именно на меня совершат покушение! Я следователю так и сказала.

— Да что вы, Лидия Максимовна! У меня к вам никаких претензий! Честное слово! — воскликнул потрясенный Тепляков. — Да встаньте же вы! Вот табуретка. Я сам виноват: все собирался вам сказать, как вы должны себя вести в подобных случаях. Вот и дособирался. на свою же голову. А вы как?

— Да что я? — отмахнулась она рукой, тяжело поднялась с колен и села на табуретку, вытирая глаза надушенным платочком. — Я и сейчас думаю, что они охотились на Михал Михалыча, а не на меня. У тебя-то следователь о чем спрашивал?

— Я рассказал ему, как все было. глядя со своей колокольни, разумеется. — Тепляков судорожно вздохнул и поморщился от боли. — А его больше всего интересовало, как смел я стрелять в сторону машины, когда неподалеку были люди? Я сказал ему, что без адвоката рта не раскрою.

— Тебе больно? — забеспокоилась Лидия Максимовна. — Позвать доктора?

— Не надо. Так, ничего особенного.

— Он и меня расспрашивал о стрельбе, — сообщила Лидия Максимовна. — А что я могла видеть? Только снег у себя под носом. — Она посмотрела на испачканный губной помадой и краской для ресниц платок, убрала его в сумку. — Адвоката тебе я уже наняла. Одного из лучших в городе. Он придет сегодня сюда во второй половине дня. Они забрали твой и мой мобильники, чтобы списать последние разговоры, — торопилась она сообщить Теплякову самое важное. — Я принесла тебе другой мобильник. Боже, у тебя кровь! — вскочила она и кинулась к двери.

Тепляков откинулся на подушку и улыбнулся: странно, как все поменялось в самой хозяйке. Как вообще все изменилось вокруг него. — И тут же его кольнуло: — А как же Машенька? Что с нею? Знает она о его ранении или нет?