Владимир Козлов - Политика Страница 29

– Сваливаем!

– Хочешь – сваливай, нам и здесь нормально, – отвечает Нокс. Алиса тупо улыбается.

Блэйк открывает дверь своей квартиры, включает в прихожей свет, проходит в комнату.

Звонит телефон. Блэйк выдергивает вилку из розетки. Он открывает шкаф, достает оттуда рюкзак, бросает в него шмотки, потом бежит в ванную, на ходу сбрасывая с себя одежду.

Блэйк с рюкзаком выходит из подъезда и сворачивает на дорожку, ведущую во дворы. Пройдя мимо пятиэтажек, он выходит на улицу и поднимает руку. Останавливается облезлый светло-коричневый «москвич».

– На вокзал, – говорит Блэйк водителю.

Идет мокрый снег. С шумом работают дворники. Блэйк смотрит на пустую неосвещенную улицу.

Утро. Блэйк лежит на верхней полке в плацкарте и разглядывает серый пейзаж из чередующихся кусков леса, одноэтажных домиков и индустриальных помоек. Мелькают снежные проплешины. На нижней полке старуха ест жареную курицу, бросая кости на газету. Ее руки лоснятся от жира.

Через проход, на боковом месте, два мужика пьют водку и о чем-то спорят. Перед ними на столике на расстеленной газете, лежит буханка хлеба, от которой они отщипывают куски, и несколько головок чеснока.

Вечер. Москва. Ярославский вокзал. Блэйк идет в толпе прибывших. Навстречу катят свои тележки носильщики, а в конце платформы толпятся таксисты. Один спрашивает у Блэйка:

– Куда едем?

– Никуда.

– Что, так и будем жить на вокзале?

– Ага.

Блэйк выходит из трамвая и идет к старому кирпичному дому с торчащими на фасаде лифтами. На домофоне он набирает номер квартиры: «102». Звонит электронный звонок. Раз, другой, третий. Никто не берет трубку.

Блэйк достает пачку «Явы», вытаскивает сигарету, закуривает. Возле подъезда стоит старуха в грязном темно-зеленом пальто. Она держит на поводке овчарку и смотрит на Блэйка. Он тоже смотрит на нее, бросает бычок в урну и уходит.

Блэйк идет по Арбату. Темнеет. Торговцы картинами и сувенирами сворачиваются. Волосатый парень поет под гитару «Оранжевое настроение». Человек пять слушают его, став полукругом, среди них – девушка в нечистых голубых джинсах и черной куртке, с распущенными волосами. Когда песня заканчивается, она с шапкой обходит остальных слушателей, подходит и к Блэйку. Он бросает в шапку рубль.

– Сигареты есть? – спрашивает она.

Блэйк достает пачку «Явы», протягивает ей. Парень начинает следующую песню – «Группу крови». Девушка вытаскивает две сигареты, одну сует в карман, а другую зажигает прозрачной зажигалкой.

Девушка и Блэк стоят рядом и слушают.

– Это была последняя песня, – говорит парень.

Люди расходятся, девушка подбегает к каждому с шапкой. Один Блэйк никуда не уходит. Гитарист укладывает свой инструмент в футляр со множеством наклеек.

– Ты приезжий? – спрашивает у Блэйка девушка с шапкой.

– Разве не видно?

– Не факт. Если хочешь, можешь переночевать у нас с Владом. У него здесь неподалеку квартира – от бабки осталась. Хорошо так: вышел, поиграл на Арбате – сразу лавэ есть, можно идти за пивом или за травой.

Утро. Блэйк в одежде лежит на старом диване в комнате с высоким потолком, обставленной мебелью пятидесятых: огромный письменный стол, такого же стиля книжный шкаф и сервант. По углам комнаты – стопки книг, на которых клочьями лежит пыль.

Блэйк встает, подходит к окну. Над домами нависает мрачная башня МИДа. Он выходит в коридор и, пройдя мимо закрытой двери, попадает на крохотную кухню. Там стоит холодильник – старый поцарапанный «ЗИЛ» обтекаемой формы. Блэйк открывает его и заглядывает внутрь: пусто, только кусок лаваша и несколько проросших луковиц. Он отламывает от лаваша и жует, глядя через окно на детей в песочнице, потом выходит из кухни, приоткрывает дверь и заглядывает в комнату. Вчерашние девушка и парень спят на широкой кровати. Она открывает глаза.

– Ну, что стоишь? Иди к нам, присоединяйся.

Блэйк с рюкзаком идет по бульвару. Вечереет. Тепло. Толпы народа гуляют, сидят на скамейках и на траве, пьют пиво. Под деревом двое девушек – им лет по семнадцать-восемнадцать – мочатся, сидя на корточках. Одна из них нагло, безо всякого стеснения смотрит на Блэйка и улыбается. Он отворачивается.

Впереди слышны крики. Парень невысокого роста бежит через газон бульвара, за ним гонятся двое здоровых, коротко стриженых бугаев.

– Держите этого урода! – орет третий, тоже коротко стриженый, с маленькой бородкой.

Парень перебегает проезжую часть. Возле припаркованных машин его догоняют и начинают бить ногами. Он падает. Люди на бульваре поворачивают головы в сторону драки и смотрят.

Блэйк вытаскивает из сапога нож и подходит к бугаям. Двое месят ногами лежащего на земле парня, а бородатый стоит рядом и орет:

– Мы тебе, сука, покажем. Будешь знать в следующий раз.

– Что такое? – спрашивает Блэйк.

– Ничего. Иди отсюда. Не твое дело, – говорит «главный». Два других бугая останавливаются и смотрят на «главного». Блэйк молча проводит ножом в воздухе.

– Слушай, ты ни хера не знаешь, что у нас с ним за дела. Хули ты лезешь? Мы сами разберемся, а?

Блэйк молчит. Парень, все еще лежа на земле, трогает пальцем разбитую губу. Его светлая куртка вымазана грязью.

– Ладно, уходим, – говорит «главный». Он поворачивается в сторону глазеющих на бульваре.

– А вы ничего не видели. Иначе все – трупы.

Все трое быстрым шагом уходят. Блэйк поворачивается и идет в другую сторону. Парень медленно поднимается.

Блэйк спускается в метро. К нему подходят двое ментов. Один делает неопределенный знак рукой, второй говорит:

– Документы.

Блэйк вытаскивает паспорт и дает менту. Тот листает его.

– Регистрация есть?

– Нет. Я только приехал.

– Где билет?

– Нету, не отдала проводница.

– Пошли с нами.

Блэйк идет за ментами в отделение милиции, которое тут же, в переходе, у входа в метро. Там сидят еще двое ментов.

– Оружие есть? – спрашивает один.

– Только нож.

– Доставай.

Блэйк вытаскивает из сапога нож, отдает менту.

– И на хуя тебе такой нож, а? – спрашивает мент и резко бьет Блэйка ногой по почкам. Блэйк падает. Мент наклоняется, обыскивает Блэйка, достает кошелек, потом начинает бить его по почкам. Остальные менты подключаются. Они пинают Блэйка ногами, стараясь попасть по яйцам или в лицо. Блэйк прикрывает лицо ладонями.

Мент втаскивает Блэйка в обезьянник, закрывает решетку. Там на деревянных скамейках сидят двое бомжей. Блэйк потягивается на руках и тоже садится на скамейку. Один бомж дружелюбно улыбается беззубым ртом.

Утро. Вчерашний мент отпирает клетку.

– Буков, на выход.

Дремлющий Блэйк открывает глаза и поднимается с лавки. Рядом храпят оба бомжа.

– Я связался по месту прописки – там на тебя ничего нет. Вали из Москвы и побыстрее, чтоб тебя здесь не было, а то поставим на особый учет, ясно? Тем более, нож этот твой. За него вообще могли с тобой знаешь, что сделать?

Мент протягивает Блэйку паспорт.

– А кошелек?

– Какой еще кошелек? Не было у тебя никакого кошелька.

Блэйк выходит из ментовки. В переходе к метро уже людно: спешит на работу бедно одетый, пролетарского вида народ. Блэйк находит в кармане помятый проездной на пять поездок, разглаживает, сует в турникет. Машина выплевывает его, Блэйк пробует еще раз – карточка проходит, и турникет пропускает его.

Круглый павильон станции «Новокузнецкая». Блэйк подходит к толстому очкастому парню в костюме и с дипломатом.

– Извините, у вас не найдется двух рублей?

Парень брезгливо смотрит на Блэйка – непричесанного, в грязной куртке с отпечатками ментовских ботинок, с синяками, – лезет в карман, достает жменю мелочи, выбирает из нее четыре монеты по пятьдесят копеек и дает Блэйку.

– Спасибо.

Парень отходит. Блэйк смотрит по сторонам, замечает мужика средних лет с усами и идет к нему.

Блэйк, держа в одной руке шаурму а в другой две бутылки пива «балтика-девятка», садится на газон за павильоном метро. Он кладет шаурму на траву, открывает одну бутылку о другую, делает долгий глоток, откусывает от шаурмы, потом задирает голову и смотрит на небо. По нему плывут облака.

Третье июня[23]

Зазвонил будильник. Я открыл глаза и вылез из-под одеяла. Я встаю по будильнику много лет и никогда не помню, что раньше – я открываю глаза или вылезаю из-под одеяла: все происходит механически.

Дверь маминой комнаты была закрыта – она еще спала. Я вышел на балкон. Было пасмурно, но тепло – градусов двадцать, не меньше. На качелях качалась девочка в синих джинсах и розовой кофте.

Я вернулся в комнату, выдвинул ящик стола и достал старую папину электробритву в пластмассовом черном футляре. Папе ее подарили на сорокалетие – к футляру приклеена полированная железка с гравировкой: «Николаю Петровичу от коллектива техотдела. 26/06/1974». Он умер, когда я учился в девятом классе. Остались часы «Слава», показывающие число и день недели, и эта бритва. «Славу» я носил весь десятый класс и первый курс института, а потом, в «учебке», разбил. Бритва оставалась дома, и я опять стал ею бриться, когда вернулся. Несколько раз носил ее в дом быта – менять ножи. Потом там сказали, что таких ножей больше нет – модель давно снята с производства. Я нашел такую же бритву на барахолке, купил и переставил ножи.