Дэниел Мейсон - Настройщик Страница 29

Солнце село. Покров ночи распростерся по равнине, закрывая пагоды одну за другой. Военный наконец повернулся и повел своих спутников обратно на корабль.

Ниаунг-У, Пакокку, а затем — новый день. Канма, слияние рек Чиндуин, Мьингьян и Яндабо, а потом — ночь, и на западе высятся горы Сагаинг. Пассажиры отправляются спать, ночью пароход, упорно продвигаясь вверх по реке, должен миновать древнюю столицу Амарапуру, что означает «Город бессмертных». Еще до восхода солнца они должны были прибыть в Мандалай.

9

На следующее утро Эдгара разбудила неожиданно наступившая тишина. Пароход, беспрерывно тарахтевший в течение семи дней наконец замолчал и дрейфовал по течению. В каюту проникали новые звуки: тихий плеск, приглушенный звон металла о металл, какой издает керосиновая лампа, покачивающаяся на цепи, людские крики и дальний, но, несомненно, шум базара. Эдгар встал, оделся и, не умываясь, покинул каюту, затем прошел по всему коридору к винтовой лестнице, которая выводила на палубу, прислушиваясь, как поскрипывают доски пола под босыми ногами. Поднявшись почти до верха лестницы, он едва не врезался в одного из молодых палубных матросов, который скатывался по перилам, как школьник. «Мандалай», — сказал юноша, широко улыбаясь и махнув рукой в сторону берега.

Они проплывали действительно мимо базара. Или как будто плыли по нему, казалось, что пароход оседает все глубже в воде, а берег и его обитатели волнами перекатываются с набережной на палубу. Рынок обступал судно со всех сторон, давая о себе знать суетящимися фигурами и громкими голосами, текущими линиями танакха в тени широкополых бамбуковых шляп, силуэтами торговцев, восседающих на спинах у слонов. Стайка ребят со смехом перемахнула через поручни на палубу парохода, они гонялись друг за дружкой, путаясь в бухтах троса, разбросанных там и сям цепях, наступали на мешки со специями, которые занесли на палубу торговцы. Эдгар услышал позади пение и обернулся. На палубе стоял бродячий певец, улыбаясь беззубым ртом, потряхивая бубном. «Солнце, — пел он, вытягивая губы в направлении к какой-то точке на небе. — Солнце». Бубен задрожал сильнее, и он подбросил его к небу.

Вскоре судна уже не было видно, все кругом превратилось в сплошной базар. Специи высыпались из мешков прямо на палубу. Мимо Эдгара прошествовала процессия монахов, заунывными голосами выпрашивающих милостыню, и осторожно обогнула его, пока он смотрел на их босые ноги, оставляющие следы на палубе, запорошенной пылью цвета монашеских одеяний. Какая-то женщина, жующая бетель, окликнула его по-бирмански, ее язык был темный, как слива, она рассмеялась, и ее смех растворился в звуках шлепающих подошв. Мимо снова пронеслись дети. Снова раздался смех. Эдгар повернулся, чтобы еще раз взглянуть на певца, а потом посмотрел вверх на крутящийся бубен. Человек пел. Эдгар потянулся вверх и поймал в небе солнце, которое было темным. Эдгар понял, что вглядывается в темноту собственной каюты.

Пароход действительно стоял. Он не мог понять, проснулся ли он на этот раз. Его иллюминатор был открыт, и в него не проникало ни луча света. Он слышал голоса снаружи, и сначала ему показалось, что это были команды. Но звуки доносились откуда-то с большего расстояния. Он выбрался на палубу. Луна, почти что полная, отбрасывала синие тени на людей, которые быстро катили к сходням бочки. По берегу тянулись ряды хижин. Второй раз за сегодняшнюю ночь Эдгар Дрейк прибыл в Мандалай.

На берегу их встречал капитан Тревор Нэш-Бернэм, который должен был ожидать Эдгара в Рангуне, его Эдгар знал как автора нескольких сообщений о майоре медицинской службы Кэрроле. В его сообщениях были подробные описания Мандалая, реки, запутанных тропок к лагерю Кэррола. Эдгар втайне мечтал наконец увидеться с Нэш-Бернэмом, потому что большинство чиновников, с которыми ему пришлось общаться после происшествия на охоте, совершенно не впечатлили его. Его поражало, как можно оставаться настолько скучными в окружении столь удивительных красок. Теперь, ступив на берег, он вспомнил, как в Рангуне (это было как раз в самый разгар административного безумия, поднявшегося после выстрела) он шел домой с представителем Департамента сельских дел. Путь им преградила толпа людей, пытавшихся оттащить тело курильщика опиума, заснувшего под телегой, она его и придавила, когда лошади двинулись вперед. Человек кричал низким, леденящим душу голосом, в то время как группа торговцев пыталась то заставить лошадей сдвинуться с места, то поднять телегу. Эдгару стало дурно, но служащий, сопровождавший его, даже не прервал своего монолога о документах на продажу древесины в разных районах колонии. Когда Эдгар спросил, где можно найти помощь, этот человек шокировал его не своим ответом «Зачем?», что можно было бы расценить как бесчувственность, вполне предсказуемая в чиновнике. Но тот удивленно спросил: «Для кого?», эти слова Эдгар едва смог расслышать из-за крика пострадавшего.

Стоя теперь на городской набережной, он встряхнулся. Пока капитан читал письмо из Военного министерства, подробные инструкции о поставках и графиках,

Эдгар изучал лицо человека, написавшего об Иравади: «Сверкающая змея, которая уносит прочь наши мечты только для того, чтобы принести с гор, полных драгоценными каменьями, новые». Это был крепко сбитый человек, с широким лбом, если он говорил слишком быстро, то начинал задыхаться, что поразительно контрастировало с образом молодого и подтянутого капитана Далтона. Для официального брифинга это был несколько странный момент. Эдгар взглянул на свои карманные часы — подарок, который сделала ему Кэтрин накануне отъезда. Было четыре часа, и только сейчас он вспомнил, что часы заржавели и остановились всего через три дня после его прибытия в Рангун. Теперь, как он в шутку написал Кэтрин, показывали верное время лишь дважды в сутки, хотя он продолжал носить их «ради произведения впечатления». Он вспомнил о лондонской рекламе, немного удивившись собственным ассоциациям: «Самый своевременный подарок к Рождеству — качественные наручные часы Робинсона...»

Река начинала оживать: появились вереницы торговцев, потянулись от дороги к воде. Эдгар со своим спутником сели в поданный экипаж и направились в город. Центр Мандалая был примерно в двух милях от Иравади: столицу перенесли из Амарапуры, стоявшей на реке, когда король пожелал устроиться подальше от шума иностранных пароходов.

Дорога была темной, с глубокими колеями. Из окна Эдгар наблюдал за фигурами проходящих мимо людей и животных, пока стекла не стали совсем мутными от испаряющейся влаги. Нэш-Бернэм привстал и вытер окна носовым платком.

К тому времени как экипаж въехал в город, солнце уже встало. Улицы были полны народом. Они добрались до базара. К окнам начали прижиматься чьи-то руки, кто-то пытался заглянуть внутрь. Носильщик с двумя мешками специй, подвешенными к шесту, вовремя увернулся от надвигавшегося на него экипажа. Его мешки развернулись так, что один из них слегка стукнул по окну, засыпав его порошком карри, который в лучах восходящего солнца был похож на золотую пыль, покрывшую стекло.

Пока они продвигались по улицам, Эдгар пытался представить свое местоположение, мысленно представляя карту Мандалая, которую он изучал на пароходе. Но он совершенно запутался, поддавшись настроению, которое охватывает прибывающих на новое место путешественников, доверившись догадкам и предположениям, которые обычно сопровождают знакомство с новым домом.

Они проехали мимо швей, столики которых были установлены прямо посреди дороги, мимо продавцов бетеля с подносами колотых орехов и половинок лаймов, точильщиков ножей, продавцов вставных челюстей и священных иконок, сандала, зеркал, сушеной рыбы и крабов, риса, пасхоу, солнечных зонтиков. Время от времени капитан указывал на что-либо примечательное — знаменитую гробницу, правительственное здание.

Наконец экипаж остановился перед небольшим, ничем не отличающимся от других коттеджем.

— Ваше временное жилище, мистер Дрейк, — сказал капитан. — Обычно мы селим наших гостей в казармах мандалайского дворца, но лучше, если вы пока останетесь здесь. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Сегодня мы будем обедать в резиденции комиссара Северного отдела — будет особый прием в честь присоединения Мандалая. Я пришлю за вами в полдень.

Эдгар поблагодарил Нэш-Бернэма и выбрался из экипажа. Возница отнес его чемоданы к дверям. Он постучал, открыла женщина. Эдгара провели внутрь. Из прихожей Эдгар последовал за женщиной, подойдя к приподнятому деревянному настилу, далее он проник в комнату, обставленную лишь столом и двумя стульями. Женщина показала на свои ноги, и Эдгар, увидев, что она оставила свои сандалии у дверей, присел на порог и неловко стянул с себя ботинки. Она провела его в дверь справа, в комнату, где выделялась широкая кровать, накрытая москитной сеткой, и поставила багаж на пол.