Алексей Филиппенков - Воронка Страница 29

Улицы города предстали разоренными руинами. Стены домов были единственным, что уцелело. Оборона города не удалась и французы стали отступать. Позиции в городе защищал только один арьергард, прикрывавший отступление своих солдат. Но и прикрывающие тоже вскоре были уничтожены.

Немецкая пехота заняла круговую оборону в ожидании контратаки. Выстрелами были полны все окрестности вокруг города. В городе же все стихало. Солдаты стали оглядываться, ожидая дальнейших приказаний, но майора Райнера нигде не было. Командование на себя взял его заместитель – капитан. Он приказал перенести французские пулеметы на обратную сторону городка, опасаясь, что французы предпримут попытки вернуть Биаш и занять окопы, окружающие городок. Майора под руки привели на центральную улочку города, куда сносили большинство раненых. Он получил легкое ранение в ногу и во время атаки остался лежать на нейтральной территории, но после того как его принесли, он организовал оборону, обеспечил связь с дивизией. Опорный пункт Биаш был взят! Но потери Райнера составляли больше половины, а оставшаяся часть была измотана окончательно. Произойди французская контратака, то она смела бы несколько десятков солдат майора обратно на их позиции. Райнер еще будет проигрывать, но это будет в будущем, а сейчас он победил, это была его маленькая, хотя и Пиррова, победа. Оставшаяся горстка героев – кто они? Те, кто останутся в живых, разбредутся через несколько лет по своим домам, а их имена никто и не вспомнит.

Трупы убитых французов растаскивались в наиболее глубокие воронки и закапывались слоем земли, перемешанной с камнями, кровью и тем, что лежало на поверхности. Тела немцев были отправлены в тыл для захоронения. Город был настолько маленьким, что с одного конца на другой можно было дойти за каких-то десять минут, и Вернера удивило, что за несколько разрушенных улочек сегодня полегло столько народу. В город вбежал уже батальон прикрытия, и безопасность опорному пункту была обеспечена.

Рядовой Гольц шел улицами разбитого города, которые вывели его на главную площадь. Некогда красивая площадь теперь лежала в руинах. От маленькой аллеи не осталось и следа. Фонтан в центре был разбит прямым попаданием. Через всю площадь извилистой змейкой тянулись траншеи, кое-где покрытые досками. Эта площадь совсем не похожа на ту, по которой Вернер гулял в Йене. Она была мертвой. Разрушенная церковь перед площадью давала понять, насколько это место было красивым, пока сюда не пришла война.

Вернер увидел деревянный ящик из-под снарядов и, почувствовав бессилие, опустился на него. Адреналин сражения постепенно выветривался и на первый план выходило осознание. Все его мечты испарились, и он все-таки стал тем, кем когда-то себя представлял, – он стал героем, но этим героизмом он не гордился. Реальный же героизм вызывал у него тошноту и слабость. Он наконец-то увидел реальность, и она была суровой, кровавой. Он увидел изнанку жизни, через которую прошел самостоятельно, взяв ответственность за себя и свои поступки. Подсознание уже не уничтожало Вернера своими обвинениями, а лишь беседовало с ним: «Я убил человека. – Он задумался. – А если он был чьим-то отцом и вскоре семье придется узнать трагическую весть. Я видел страдания Герхарда и не смогу смириться с тем, что принес такую же боль кому-то. Это война. Но… я спас жизнь другому человеку. Помни, что говорил Франсуа и совесть не будет тебя мучить. Бывают моменты, когда иного выбора просто нет. Если я отобрал у этого мира жизнь, то обещаю подарить ему новую достойную жизнь».

Вернер впервые стал задумываться о тех вещах, которыми раньше никогда не интересовался. Ему захотелось семью, детей. Он был одним из немногих, кто не потерял человеческого облика, в ком еще жили душа и надежды на будущее. Он не стал тем отважным героем, изменившим ход войны, не убил много врагов и не спас страну. Он увидел настоящую войну, которая окутала его своими лапами, только высвободиться из этих лап, будет почти невозможно уже никогда. Он – маленький Вернер, от которого ничего в этом мире не зависит. Кем бы он ни был в своих мечтах, но здесь он – обычный человек. Какие бы образы он себе ни придумывал и кем бы себя ни представлял, он всегда будет знать, что есть госпожа Реальность, и в любой момент она может прийти и показать ему, кто он на самом деле. Можно рассуждать о своем величии где-то далеко от войны, в тихой и темной комнатке, но реальность всегда следит за тобой. Жизнь – это не речка, мостик и луга. Это злая собака, бегущая за тобой всю жизнь, и она укусит тебя именно в тот момент, когда ты меньше всего этого ждешь. Что бы ты ни сделал в своей жизни, какие бы миллионы ты ни заработал, какую должность ни получил, умирать ты всегда будешь так же, как и любой бедняга, не имеющий даже корки хлеба. Заставь идти в атаку на пулемет президентов и королей всех стран, и все они будут умирать так же, как и Руди Байер, как Франсуа Дюфур, и все их требования и права исчезнут в одно мгновенье. Для кого-то война является концом пути, а для других – это уроки, которые, хочешь или нет, но ты выучишь. Вот что понял Вернер здесь, на войне. Он вечно чувствовал себя изгоем общества, думал, что он отсталый и не вписывается в этот мир. Два месяца назад Вернер не имел никакого понятия о своем месте в этом мире и война, протянувшая руки в каждый дом, мало заботила его. Он представлял войну романтичной, битвы он видел поэтическими страницами людской истории из мира «Илиады» Гомера. Он мечтал, спасая на войне незнакомую девушку, умереть во имя любви, но о войне и смерти тогда он знал столько же, сколько и о самой любви. Но некогда далекое чувство стало теперь целой жизнью.

Вернер поднял отяжелевший взгляд после бессонной ночи и увидел дерево, растерзанное снарядами, черное от огня, но живое. Он, как и всегда, грустно улыбнулся ему. Глаза этого стеснительного мальчишки по-прежнему выдавали детский максимализм и наивность. Его брови, как всегда, были чуть приподняты вверх, словно он нашкодил и признает это. Все его миловидное лицо было покрыто черной копотью, но источало жившую в глазах человечность. Целую ночь он прожил с единственной мыслью скорой смерти. В душе стало настолько спокойно, как не бывало никогда. Вернер опрокинул голову на руки, закрыв ладонями лицо.

Вся площадь Биаша словно заснула, отдавая дань уважения павшим на ней воинам. Вокруг было тихо-тихо, лишь только солдаты, проходившие рядом, своими разговорами нарушали минуты тишины. В город вбежал третий батальон для поддержки и укрепления позиций. Все что-то кричали, перетаскивали пулеметы, растаскивали различный инвентарь. На войне они – сила, хотя и имен друг друга не знают. Здесь Вернер ощутил то, что никогда не мог понять там, в другой жизни. За кафедрой университета ему не давали списать те, с кем он много лет знаком. А здесь незнакомые тебе люди, не знающие твоего имени, готовы были отдать за тебя собственную жизнь, прикрыть и просто помочь, только потому, что это их долг, и война стала для Вернера домом больше, чем родная Йена. Здесь его понимали и любили. Но война уйдет, окопы заплывут землей, он вернется в родной город и будет слушать от студентов, которые и хлопушек не слыхали, как надо поступать в критической ситуации. Ему будут хамить в библиотеках, в магазинах. С ним вновь будут общаться как с ничтожеством. Но все это впереди, а сейчас Вернер Гольц просто сидит. Он медленно закрыл глаза, и из них потекли слезы, сильно отличающиеся от тех, что были ночью и до призыва. В этих слезах были свобода и умиротворение. Мимо площади проходил строй солдат, они тянулись медленной колонной куда-то в другой конец городка.

В начале площади, на ступеньках жилого дома сидел фельдшер с листом бумаги, быстрыми штрихами он зарисовал Вернера, сидящего в одиночестве на небольшом клочке земли, закрыв лицо руками. Врач не стал подходить с просьбой позировать, а просто нарисовал откровенную сцену, где человек остается один на один с самим собой, и о чем он там себе думает, знает только он сам. Врач рисовал его со всей откровенностью – маленького человека большой войны.

– А-а-а, Гольц, ты живой, оказывается.

Вернер резко открыл глаза и увидел, как к нему подошел солдат из соседнего взвода, с которым он общался, когда прибыл сюда.

– Клаус, и ты живой, – с легкой улыбкой проговорил Вернер.

– Как видишь, солдат. Как ты себя чувствуешь после такого, Верн? Вижу и тебе досталось, тебе нужен врач, – с весельем в душе спросил закаленный в боях солдат.

– Это неважно, щека заживет, я даже не чувствую. Только вот друг погиб, – с досадой ответил Вернер про Франсуа.

– Да, понимаю тебя, я сам потерял сегодня хорошего товарища, ему прострелили горло. Слава богу, все закончилось. Это же твой первый бой, страшно было?

– Да как-то не успел понять, Клаус, все произошло настолько быстро.