Дмитрий Орехов - Будда из Бенареса Страница 29

— Разумеется.

— С тобой я буду откровенен. — Бывший атхарван скосил глаза в угол. — Сегодня ты рассказал красивую легенду… Ей уже верят. И все-таки я хочу знать — он точно ушел? Может быть, ты расскажешь мне, как это случилось? Был ли это укус змеи или…

Девадатта сохранял на лице озабоченное и серьезное выражение, хотя ему было почти смешно. Неужели он когда-то боялся этого заклинателя крыс и червей? Сейчас Девадатте казалось, что он видит мысли в голове Моггаланы, словно зерна риса на дне ковша. Он положил руку собеседнику на плечо.

— Тебе не о чем беспокоиться, друг. Община в Велуване — твоя.

Моггалана понимающе кивнул.

— И еще — по поводу моего архатства. Я хочу знать, Сиддхарта и вправду это предрек?

— Видишь ли, у моего Царственного Брата не было времени поведать мне обо всем. У него очень быстро разрушались ассавы…

— Ты понимаешь, что ты взял на себя? — нахмурился Моггалана.

— Я все понимаю! — перебил его Девадатта. — Главное, я понимаю, что нашей общине нужен учитель-садху, опытный и мудрый, уважаемый всеми. Такой, как ты.

— Допустим, но…

— Учитель должен быть хорошим магом и хорошим проповедником. Ему предстоит говорить перед толпами людей, смирять недовольных, поддерживать слабых, карать неугодных, вселять силы в колеблющихся. Он должен знать, что происходит за его спиной, и без умения путешествовать вне тела ему тоже не обойтись…

— Вне тела? — удивился бывший атхарван. — Конечно, я слышал, будто древние риши обладали этим умением, однако…

— Древние риши выходили из тела через сердце и возвращались через макушку. Это не слишком надежный способ, мне больше нравится другой, с помощью праны. Ты закрываешь глаза и, стиснув зубы, прижимаешь язык к нёбу, сдерживая вдохи и выдохи. Первое время ощущения довольно болезненные, но уже через несколько недель упорных упражнений у основания позвоночника ты чувствуешь пробуждение силы. Эта сила восходит кверху упругим волнообразным движением, подобно змее. Ты произносишь «Аум» и на выдохе выскальзываешь через собственное горло…

Глаза Моггаланы беспокойно забегали. Узкоплечий, с маленькой обритой головой, сейчас он больше походил на придворного писаря, чем на садху.

— Это очень любопытно, но…

— Для пользы нашего дела мы провозгласим тебя архатом или… Или буддой. Буддой даже лучше, ведь архатов в долине немало, а о Буддах почти забыли. В самом деле, почему нет? Старики еще рассказывают о будде по имени Дипанкара, который творил гроздья чудес и не умирал целую кальпу…

Моггалана прервал его:

— А сколько учеников ты возьмешь в Кошалу?

— Я возьму тех, от кого откажешься ты.

— Пожалуй, мне хватит и сотни.

Девадатта недоуменно воззрился на него.

— Ты удивляешь меня. Сто — это мало. У лотосовых стоп будущего будды должно быть больше монахов.

— Знаешь, откровенно говоря… — Моггалана поскреб бритый затылок. — Я еще не готов.

— Ты боишься?

— Дело не в страхе. Просто мне нужно время, чтобы привыкнуть… к новому положению вещей.

Юноша вскочил на ноги и закружил по хижине, как оса.

— О, дротик богов! О, бык-громовержец! О, кроны смоковниц! — горестно восклицал он, поддавая ногой косу Нагасамалы. — О, лучше бы меня полили кипящим маслом! Опустили в воду по самые губы! Ты понимаешь, что ставишь под удар все? Ты понимаешь, что так можно все погубить?

Бывший атхарван пожал худыми плечами.

— Я не отказываюсь, но…

— Пойми, упрямый ты человек! Общине нужен старший, общине нужен садху, общине нужен учитель! Без учителя община не устоит, как шатер, у которого подрубили канаты!

Моггалана поджал губы.

— А почему бы тебе самому не взяться за это?

— Мне?!

— Почему бы и нет? — уже уверенней продолжал Моггалана. — Судя по твоей утренней речи, тебя ждет успех. Конечно, ты молод, вспыльчив, несдержан, у тебя маловато опыта, но зато и способности налицо! Только что ты очень неплохо провел совет…

Юноша, скрестив на груди руки, молча и серьезно смотрел на него. Моггалана тоже встал.

— Уверяю тебя, я не шучу! Ты здоров, полон энергии, у тебя есть дар убеждения. Кроме того, ты обладаешь силой иддхи и магическими навыками. Клянусь богами на небе и на земле, ты справишься! Как-никак ты его брат?

Девадатта глубоко вздохнул.

— Так бывает всегда, — сказал он. — Всегда! — повторил он. — Мне всегда, всегда достается самое трудное.

Глава XII

ШРАВАСТИ

— А если я велю посадить тебя на кол?

Дым благовоний смешивался с запахом мускуса. Молодой раджа Видудабха в золотой диадеме, тучный, как Ганеша, восседал на троне, отделанном серебром. Его лицо хранило угрюмое и брезгливое выражение, и вельможи, входившие для доклада, раболепно склонялись перед правителем.

Двое слуг овевали Видудабху опахалами из павлиньих перьев, но радже все равно было жарко, и он часто отирал пот со щек и лба. Справа от трона сидели дряхлые старцы-советники, похожие на обуглившиеся стволы, слева — начальники войска в шкурах черных ланей. За троном рдели, подобно лотосам, лица воинов-кшатриев. Воины были в доспехах, несмотря на жару, и каждый держал в одной руке копье, а в другой щит, обтянутый воловьей кожей. Сейчас взгляды всех были обращены на молодого отшельника с обритой головой, который, войдя в зал совета, не только не упал на колени, но даже не закинул на плечо край своего плаща.

Правители Кошалы сурово карали рабов за необдуманные поступки, и советники, зная об этом, молчали. Все помнили, как супруга раджи Прасенаджита едва не утонула на глазах всего двора во время лодочной прогулки по Ганге. По приказу Прасенаджита спасший ее ловец рыб, осмелившийся прикоснуться к царственной особе, был казнен в муравьиной куче.

— Ты волен поступить, как тебе угодно, раджа Видудабха, — отвечал отшельник ровным уверенным голосом. — Но ты имеешь власть только над моим телом — грубым, бесчувственным, бесполезным, как чурбан. Если ты посадишь меня на кол — что же, мы вместе будем смотреть, как мое тело извивается ужом. Если ты отрубишь мне голову, мы вместе поглядим, как она катится.

Удивленный ропот пронесся по рядам воинов и советников.

— Клянусь палицей Индры, ты напрасно бахвалишься своей силой, — сказал раджа. — Да и в чем она, твоя сила?

— Моя сила — в энергии иддхи и созерцании Истины.

— Напрасно ты говоришь дерзко и непонятно. У меня не так уж много терпения.

Молодой шраман осклабился:

— О, раджа! Мой путь, как и путь журавля в небе, труден для понимания. Я не привязан к пище и удовольствию; мой удел — освобождение.

«Освобождение… — подумал Видудабха. — Этот человек как будто знает, о чем я думаю».

На улицах Шравасти уже третий день проповедовали бритоголовые аскеты в одеждах цвета красной охры. Они по-своему излагали уже не новую идею сансары, утверждая, что к освобождению от колеса ведет знание четырех благородных истин и некий таинственный Срединный путь. И все-таки доклады советников настораживали.

Во-первых, Видудабхе не очень-то нравилось слово «освобождение» — в нем слышалось нечто мятежное. Раджа понимал, что несмотря на казнь военачальника Дигхи, его по-прежнему подозревают в сговоре с убийцей отца. Подобные слухи распространялись среди шудр и неприкасаемых, но Видудабха собирался править в Кошале подобно второму Индре, и чернь тоже занимала его мысли. Во-вторых, отшельники в красном, и это было непривычно для долины, не выглядели усталыми и изможденными. Они не ходили голыми, не натирали тело золой и скорее походили на воинов, чем на аскетов. Бритоголовые действовали слаженно, и за их поступками угадывалась чья-то направляющая воля. Они устраивали в городе шествия с пением и танцами; эти шествия привлекали любопытных, а дети бегали за красными монахами гурьбой. Утром у дворца раздавалась странная песня:

Кто на земле живет — страдает.В трудах, заботах нету смысла.Все существа судьбой влекомы,Как бечевой влекома лодка.

И, наконец, в-третьих, сегодня утром из сточной канавы у Западных ворот извлекли труп с перерезанным горлом. Это был Алавака, знаток сказаний о карликах-якшах, фокусник и гадатель, ходивший по городу со связкой павлиньих перьев и слывший человеком слегка поврежденным в уме, но вполне безобидным. Алавака толковал о добрых и злых предзнаменованиях по кулакам, знакам на теле и отметинам в доме, сделанным крысами. В последнее время он увлекся наблюдениями за созвездием Семи мудрецов и выступил с рядом необычных пророчеств. Гадатель предсказывал возвышение Кошалы и Магадхи, причем Магадха, как он утверждал, будет шестнадцать лет воевать с личчхавами, а Кошала подчинит себе Капилавасту и Бенарес. Прямых улик, указывающих на то, что его смерть — дело рук бритоголовых, не было, но один из соглядатаев сообщил, что в дни, предшествовавшие убийству, Алаваку видели в обществе рослого монаха, угощавшего его пальмовым вином.