Мария Нуровская - Письма любви Страница 3

Отец поднял на меня глаза и извиняющимся тоном произнес:

— Вот мы и съели все.

— Хорошо, теперь будем сыты, — отрубила я с какой-то гордостью в голосе.

Я действительно была горда собой, потому что, несмотря ни на что, не отказалась от этой работы. Верин рассказ показался мне страшной сказкой. Но это была правда. Ночью я не могла заснуть, думая о том, что же принесут мне ближайшие дни. В какое-то мгновение я положила руку на живот, потом — еще ниже. Я дотрагивалась до своего тела со странным чувством. Мне так мало было известно о взрослой жизни. То, что только намечалось между мной и студентом моего отца, было чем-то едва уловимым, недосказанным. Напоминающим шелест листьев перед бурей. Вырастет ли когда-нибудь это дерево? Или я окончательно побеждена? «Победа» — подходящее слово. Победа над собой, над своим страхом одновременно была и поражением, даже не знаю — детства или уже юности. В свои шестнадцать я еще не созрела физически, но интеллектуально была на высоте. Мое участие в дискуссиях отца со студентами что-то значило! Хотя не так много, если говорить о реальной жизни. В этом смысле Вера уже давно окончила «университет», в то время как я еще была в «первом классе начальной школы».

На следующий день соседка шепнула на кухне, что вечером я должна выйти из дома первой, а она за мной. На улице Вера объяснила, что мы направляемся к ее жениху. Я ни о чем не спрашивала, обрадовавшись, что этот день еще не настал… Вера подозвала извозчика. И вскоре мы оказались на другом конце гетто, где жила самая нищета. Мы вошли в полуразрушенный дом, с виду необитаемый. Вера без стука открыла дверь в какую-то комнату — похоже, кухню. В углу под окном старец с длинной седой бородой совершал молитву, в кровати лежала молодая, очень худая женщина, а посредине на цементном полу играли грязные дети. На их изможденных лицах выделялись только белки глаз и зубы. Вера провела меня дальше за занавеску, где находилось захламленное помещение. Здесь стояла железная кровать с серой от грязи постелью. Молодой мужчина в мундире полицейского пил за столом самогон из стакана. Несмотря на то что он не казался пьяным, я почувствовала неожиданный страх и желание убежать.

Вера поцеловала его в щеку.

— Ну вот и мы, — сказала она, явно обрадованная встречей.

Мужчина посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на Веру.

— Это она? — спросил он.

— Она, — с готовностью подтвердила Вера.

— Ты, наверное, чокнулась. Это же ребенок!

— Нет, Натан, — запротестовала Вера, — со вчерашнего дня она уже женщина.

— Тогда я зачем нужен?

— Ты только окажешь ей маленькую услугу. Спасешь от голодной смерти. Ее и старичка отца.

Я очень удивилась, что папа представлялся ей стариком, ведь ему было всего пятьдесят лет.

— По крайней мере, она хоть знает, зачем пришла сюда?

— Сейчас мы ей расскажем.

Вера налила полстакана самогона и сунула мне в руку.

— Пей, — приказала она.

Самогон обжег внутренности, я подавилась, но она приказала допить до конца. Потом налила еще. Во второй раз пошло легче. Все вокруг поплыло, ноги стали ватными, и я присела на край разворошенной постели.

Вера, заглянув мне в лицо, спросила:

— Ну как, детка?

— Хорошо, — услышала я свой слабый голос.

— Мне нужно идти. Ты вернешься домой сама?

Я послушно кивнула головой.

Она похлопала меня по плечу, потом вынула из сумки деньги и всунула мне в карман:

— Это на извозчика.

Я осталась одна с мужчиной. Он сидел за столом, спиной ко мне. Шло время, а он не двигался. Я подумала, что он забыл о моем существовании. Неожиданно услышала его голос:

— Ну что, готова?

— Да, — проговорила я, сглатывая слюну.

Одним движением он опрокинул меня на кровать.

Я чувствовала себя как под наркозом. Иногда мне снился сон, что я лежу на операционном столе, хирург наклоняется надо мной со скальпелем, а у меня нет сил сопротивляться. Теперь этот сон ожил. Я упала в вонючую постель, а может, это был запах самогона, который исходил от нас обоих. Мужчина оказался рядом, он откинулся назад и одним движением развел мне ноги, положив их себе на плечи. Затем приблизил свое лицо. Одновременно что-то чужое вторгнулось в мое тело. Я почувствовала боль, хотела кричать, но голос куда-то пропал. Я была неестественно изогнута: ноги оставались где-то наверху, а колени доставали почти до подбородка. Надо мной склонялось красное мужское лицо с изменившимися, огрубевшими чертами. Я потеряла ощущение реальности. Мое тело и внутренности выкручивались словно в жутком танце. Все приближалось и удалялось в установленном кем-то ритме. Я не могла из него вырваться, я была его частью. Граница между моим телом и телом этого незнакомого мужчины исчезла, и это соединение двух тел было кошмаром. Неожиданно все прекратилось. Одним движением мужчина вышел из меня. Встал, застегнул штаны и, не взглянув в мою сторону, удалился. Я потихонечку выпрямила ноги, оправила юбку. Ноющая боль разливалась по всему животу. Все же мне удалось сесть. Одежда была сильно помята, не хватало той части туалета, о которой Вера все объяснила мне еще на улице. Мои трусики свисали со спинки кровати, как белый флаг…

Когда мужчина вернулся, я сидела так же, как перед этим только что совершенным актом милосердия. Не глядя на меня, он налил себе водки и залпом выпил.

— Может, ты тоже хочешь? — спросил он.

— Нет, я сейчас уйду, — произнесла я, глядя ему в спину, и добавила только одно слово: — Спасибо.

Когда я проходила через кухню, никто не обратил на меня внимания. Старик все так же молился в углу, дети играли посреди комнаты, и только лежащая на кровати женщина повернулась лицом к стене. На улице уже сгущались сумерки. Я подняла голову и увидела небо — полное звезд…

Папа ждал меня в дверях:

— Я беспокоился о тебе.

— Не беспокойся обо мне, больше никогда обо мне не беспокойся, — ответила я чужим голосом. Это правда, я не узнавала ни отца, ни себя. Мне казалось, что до сих пор, как бы по ошибке, нам были предназначены другие роли.

В кухне я поставила на примус воду. Когда она медленно нагрелась, перелила ее в тазик на полу. Наклонившись над ним, почувствовала внутри какое-то дрожание и только потом поняла, что это был безголосый плач. Мылась я с таким ощущением, будто тело больше мне не принадлежит. Я продала его. Но в одном была твердо уверена: оно поможет мне выжить.

Услышав, как Вера топчется по кухне, я встала с постели. Было раннее утро. Весь дом спал, только мы двое должны были жить в другом ритме.

Когда Вера меня увидела, на ее лице появилось любопытство, но, присмотревшись повнимательнее, женщина все поняла.

— Хочешь водки? — спросила она. И, отметая мои колебания, твердо произнесла: — Выпей, сможешь уснуть.

Ее слова звучали как пророчество. Вскоре я действительно уже не могла спать, не выпив полстакана этой отвратительной вонючей жидкости.

Итак, наступил этот день. Я — в прокуренном зале, выставленная, как товар. На мне длинное платье, скрывающее худобу. В чашечки под корсетом Вера подложила вату, чтобы груди выглядели побольше. Волосы причесаны в кок. Моим первым клиентом стал тучный мужчина, как потом выяснилось, владелец погребальной конторы. Он рассматривал меня, сидя за соседним столиком. Чувствуя его взгляд, я молилась, чтобы это был кто угодно, только не он. Но когда мужчина поднялся со своего места, уже знала: он направляется ко мне. Я провела его наверх в маленькую комнату. Около покатой стены стояла железная кровать с сеткой. Когда толстяк сел на нее, кровать жалобно заскрипела. Он наклонился, чтобы снять ботинки, но ему мешал жирный живот.

— Помоги мне, детка, — попросил он с извиняющейся улыбкой.

Я почувствовала к нему что-то вроде симпатии, помогла снять неудобные ботинки. Мужчина расстегнул пояс и спустил брюки. Он стоял передо мной в кальсонах до колен, из которых вылезали короткие волосатые ноги, и продолжал улыбаться.

— Ты новенькая? — спросил он. — Быстро привыкнешь.

А мне казалось, уже привыкла. Когда я думала об этом ночью, то представляла все гораздо сложнее. Раздевшись за шторкой, я хотела лечь на кровать, но толстяк притянул меня к себе и взял в руки мои ладони. Он начал проводить ими по своему телу, опускаясь все ниже. Неожиданно мои пальцы на что-то наткнулись. Это «что-то» существовало как бы вне его грузного тела и походило на только что вылупившегося птенца. Я вырвала руку и убежала за шторку. Добродушие мужчины тотчас улетучилось. Он со злостью сказал, что мы должны это сделать, а если нет, то я тут надолго не задержусь. Однако я не хотела выходить, и он с силой вытащил меня назад. Не отпуская мою голову, он старался втиснуть ее между своих ляжек. Мы боролись с ним все с большим ожесточением. Руки толстяка стали мокрыми от пота, и поэтому мне удалось освободить свои волосы. Заскочив за шторку, быстро натянула платье на голое тело и, пока он не успел что-то предпринять, вылетела в коридор. Я не могла в таком виде вернуться в зал: волосы растрепаны, ноги босые. Боялась, что увидит шеф и этот день станет первым и последним днем моей работы здесь. Но возвращаться в свою комнату все равно не захотела, а забилась под лестницу в коридоре. Я решила дождаться Веру. Она была с клиентом, но «это» не продолжалось долго, скоро Вера должна сойти вниз. Наконец я услышала ее гортанный смех, он был моим спасением.