Василий Аксёнов - Весна в Ялани Страница 3

– Чтобы красиво было.

– Людоед.

Дымчатый, пушистый кот вышел из горенки важно, запрыгнул на диван бесцеремонно, уселся рядом с Колей, задрал вверх заднюю лапу, пах палевый взялся вылизывать, ни на кого внимания не обращая.

– Не садись, а… – глядя на кота, сказал Фёдор, не договаривает.

– На табуретку вот… присаживайся.

– То-то… Сибирский?

– Кот-то?.. Местный. Принёс от матери ещё… котёнком.

– Сибирский, значит, сибарча.

Сел Фёдор на табуретку – под ним, большим, она пропала, маленькая, сразу, словно и нет её под ним, – осмотрел прихожую, сказал после, глядя теперь на своего бывшего одноклассника:

– Ну, чё?

– Ничё, – ответил бывший одноклассник.

– А как живёшь?

– Нормально?

– Чем занимаешься?

– Ничем… Дрова колю… снег убираю.

– На что живёшь?

– На пенсию.

– На чью?

– На Лушину.

– То-то. Мужик…

– А чё?

– Не стыдно?..

– Стыдно… А где, скажи, тут заработать?

– Скажу. Я к тебе вот зачем, по делу, – так Фёдор начал было и спросил: – Ты чё, не куришь?

– Почему?

– Да табаком, не чувствую, чтобы воняло.

– Ты не привёз?.. Закончились запасы.

– Ну, значит, раком заболеешь… Мне больше думать было не о чем. Нет, не привёз и привозить не собирался. Вредно курить. Ещё наркотики бы попросил… Я, Коля, приехал к тебе не только повидаться и с Новым годом поздравить…

– Жизни учить?

– Тебя-то?.. Поздно… Техника и два балка стоят у меня на Малом Сосновом. Не согласишься там покараулить?.. А то разберут сволочи какие-нибудь на металлолом и вывезут. Их, разных гадов, расплодилось. Там и… Один балок – как караулка, в другом – продукты. И их сожгут, придурков-то хватает…

– Я в подсобники к бандитам и олигархам, – сказал нараспев Коля, – не нанимаюсь.

– Да перестань ты! – Фёдор засмеялся. – Какой я тебе бандит?! И олигарх – тем более!.. Я – работяга, трудоголик.

– Работяга… А лес изводишь, как чужой. Жил же ведь здесь…

– Вот именно… Что ты городишь?.. Не я, Коля, дорогой ты мой, другой кто-нибудь будет изводить. Легче тебе от этого станет?

– Может, и легче.

– Ну конечно… И пилить будут, как бы ты тут ни переживал, пока будет что.

– Не сомневаюсь.

– Я-то хоть что-то оставляю…

– Твоя бы воля…

– И со мной договориться можно. По знакомству… Моя бы воля… Полюбоваться будет тебе не на что? Несчастный. Открытки купишь, виды всякие – заменят… Ельник же вон стоит вокруг Ялани.

– Пока стоит… Всем приказать вам не могу, – сказал Коля. – А идти к тебе в помощники совесть мне не позволит.

– Себе поможешь, а не мне. Помощник тоже… Себе и Луше… Я и другого ведь найду, – сказал Фёдор. – Только свистни, отбою от желающих не будет.

– Свистеть-то – плохо.

– Почему?

– Денег не будет.

– Я же не в доме, не волнуйся… Какая совесть? Ты о чём? В каком веке живёшь, парень? Совесть – забава для дворян, а их давно уже не существует. Для коммунистов. Но те-то те ещё ребята… И тех уж нет, одно название.

– Чай если будешь, наливай.

– Болтают только. Нет. Спасибо.

– Заварка в кружке.

– Не хочу. Совесть… смешно. Кому, чудо ты моё в перьях, – спросил Фёдор, – через миллион, да через тысячу, да даже через сто лет будет дело до твоей совести? И до тебя? Кому?!

– А чё кому-то?.. Самому.

– Тебе?!

– Ну, мне.

– Тебя уже не будет, Коля, испаришься… вон как тот пар из чайника, и улетучишься… Где он, ищи его… Жить, если уж родился, надо здесь и сейчас – на потом не перенесёшь. Про совесть хочешь рассуждать – копай сам себе и ложись сразу в могилу. Там времени для этого будет достаточно. И отвлекать никто не станет. Там размышляй до умопомрачения. Лет через сто о нас с тобой, родной ты мой, никто не вспомнит. А после миллиона лет и Земли, может, не будет, и что тогда, где будет твоя совесть?.. Чё не смеёшься?

– Не смешно.

– Лет через сто, да через двадцать… Совесть – придумал её кто-то, поэт какой-нибудь или попы… для того, чтобы из людей деньги выдаивать… Какой смысл, скажи мне, радость ты моя, быть совестливым для кого-то? Если она тебе мешает жить и дело делать… Для тёти Маши, дяди Пети – чтоб им удобнее жилось… И без штанов ходить при этом. Совесть в душе – в кармане пусто. Ну и скажи, кому от этого польза?

– А если кроме дяди Пети и тёти Маши есть ещё кто-то…

– Ты про кого?

– Ну, про кого…

– Про Бога, что ли?

– Ну, про Бога.

– А, ну понятно, песенка знакомая – когда-то первая моя, твоя родня, об этом тоже напевала…

– Она какая мне родня?

– По Луше… Кстати, и Бог у вас какой-то… Чисто еврейская арифметика. Троица… Я тебе дал один рубль, а ты считай, что получил от меня три, я тебе одолжил рубль, а ты мне верни три… Вы бы уж с Богом-то своим определились как-нибудь, один Он у вас или Трое. И беспорочное зачатие. А это как?.. При помощи шприца?.. Чудесным образом?.. А согрешил – покаялся?.. Ты вот в запой уходишь, после каешься?

– Каюсь.

– А потом пьёшь опять?

– Ну пью.

– Пьёшь, как свинья, валяешься… А после каешься опять?

– Опять.

– Бог твой – как Луша, всё прощает…

– Нет.

– Не прощает?

– Милосердней.

– Добрее Луши. Быть не может…

– А я…

– Другая бы тебя давно уж выгнала, а Луша терпит… Ну, Коля, ты же не дурак, в школе учился на одни пятёрки, уж не смешил бы.

– Я сказал…

– Бог твой тебя не очень, видно, жалует. Так и живёшь поэтому…

– Нормально.

– Да уж нормально… Ну, мы друг друга не поймём. Для тебя одно нормально, для меня другое. Мне спорить некогда… Так ты пойдёшь ко мне работать? – спросил Фёдор, по коленям себя хлопнув. – Немного с валенок вон натекло.

– Не знаю… Высохнет.

– Не подотрёшь? Слабо?.. Дождёшься Луши… А ты подумай. Ты же ведь лес валить не будешь, – сказал Фёдор, – и совесть у тебя на этот счёт останется спокойной и кристально чистой, как у настоящего коммуниста.

– Я, в отличие от тебя, коммунистом не был.

– Да это так я… Без тебя свалят. Ты будешь только сторожить, и то не лес, а только технику. Валить начнут, ты уберёшься, со своей совестью под мышкой или, как флаг, её взметнув…

– Я…

– Честное слово – это да, без всякой совести – порядочность, для дела выгодно… Сидеть в тёплом балке, чай попивать да изредка в окно только поглядывать. Возьмёшь с собой туда собаку… Месяц, два, ну, может, три… пока людей, – сказал Фёдор, – не наберу на эту деляну. Аванс прямо сейчас могу тебе выдать… Хватит три тысячи?.. На день, на сутки будешь приходить домой, в бане помыться…

– Я не решил, – сказал Коля. – Ты не дави.

– Чтобы от грязи не прокиснуть… Я не давлю. Решай, – сказал Фёдор. – Третьего января или четвёртого заеду. В Исленьске буду. Как вернусь.

– Заезжай, – сказал Коля. – Выпьем.

– Не пью, – сказал Фёдор.

– Давно?

– Давно. Ты будь готов тогда.

– Не знаю.

– Чтобы узнал, – полез Фёдор в карман пиджака, достал бумажник. – Вот тебе к трём ещё две тысячи… Пять сейчас, а как приеду, дам ещё Луше на конфеты. Луше – чтоб ты их не пропил… Мне ехать надо. Тороплюсь. С женой ещё по магазинам прошвырнуться, пока открыты…

– С Богом.

– Это тебе тут – на готовом, а мне – купи всё – разорение… С Богом. Лучше удачи бы сказал. Время – факт неоспоримый, вот оно было, и вот оно сплыло. Всё остальное напридумывали. Бог твой – пощупай ты его.

– И время тоже не пощупаешь.

– Э, время – деньги. Не пощупаешь. Вон на столе лежат, попробуй. Можно пощупать ещё как. Это моё затраченное время. Сиди и щупай…

– А где они, твои деньги, будут через миллион лет?

– Не знаю. Главное – они сейчас при мне.

– Ну, вот и совесть…

– Чудо в перьях.

– Сам ты…

– Деньги, что дал тебе, закончатся, тогда живи на свою совесть – долго протянешь?

Поднялся Фёдор с табуретки – та будто выросла, возникла, – прошёл к столу, положил на него пять тысячных бумажек, сказал:

– Только смотри не потеряй… Я не про совесть, а про деньги, – застегнул дублёнку, подступил к двери, снял с полки шапку и варежки, шапку надел и, пожелав весело, с песнями и танцами, провести праздник, попрощался до скорого свидания, избу покинул.

Вернулась из бани Луша, и они, Луша и Коля, стали ужинать, картошкой с грибами и квашеной капустой, а после пить чай, Коля – пустой, Луша – с конфетами. Водку оставили до праздников, и Коля ночью даже к ней не приложился.

Снег пошёл, куржак на стёклах окон начал утончаться.

Ночью собаки лаяли в Ялани – отогрелись.

Весенний день в марте (Луша)

Март здесь ещё, конечно, не весна. Не календарно, а по климату. Имя с характером не соотносится. Ни в коей мере. Будто прописан он, месяц март, в одном сезоне, а проживает, получается, в другом. Зима зимою, словно серединная, со всей её крутой, но беспристрастной строгостью.

Если, конечно, не искать в картинках несколько отличий. Найти их можно.

По существу. Только об этом.