Тоби Янг - Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть Страница 3

Однако кто-то из зевак за моей спиной, видимо, решил отомстить мне за то, что не он, а я иду сейчас по ковровой дорожке.

— Кто это? — закричал он.

Я почувствовал, как несколько тысяч пар глаз начали пристально меня изучать.

— А, это никто, — закончил он. — Просто какой-то лысый парень.

Все вокруг мгновенно погрузилось в темноту, а меня едва не сбило с ног мощным порывом воздуха. На секунду я подумал, что всему виной маленькое торнадо. Но затем я понял истинную причину произошедшего. Узнав, что я никто, не только операторы выключили свои прожекторы, но и все папарацци одновременно опустили свои видео- и фотообъективы, вызвав тем самым штормовой порыв ветра. В результате я ввалился на прием словно пьяный матрос на борт североморского траулера.

Когда мои глаза привыкли к яркому свету, первое, что поразило меня, — невероятное количество кинозвезд. Куда бы я не бросил взгляд, всюду натыкался на ряды сверкающих белизной зубов, пшеничные поля уложенных в дорогих салонах причесок и акры сияющей загорелой плоти. Словно я оказался на страницах журнала «Хелло!». Не прошло и нескольких секунд, а я уже увидел Тома Круза, Николь Кидман, Леонардо Ди Каприо, Шарон Стоун, Ральфа Файнса, Алекс Кингстоун, Лиама Нисона и Наташу Ричардсон — причем добрался я только до бара. Позже обнаружил среди гостей также Дэвида Копперфильда, Клаудиу Шиффер, Курта Рассела, Голди Хоун, Принца, Анджелику Хьюстон, Габриэль Бирн, Ширли Макклейн, Керка Дугласа, Рози О'Доннелл, Гора Видала и Нэнси Рейган. Вряд ли будет преувеличением сказать, что количество знаменитостей на приеме превышало число простых смертных вдвое. Неудивительно, что мне было так сложно сюда попасть. Это чудо, что в такое маленькое пространство удалось втиснуть такое огромное количество раздутых «эго».

Я чувствовал себя не в своей тарелке из-за того, что я знал каждого, но меня не знал никто. Мне даже не с кем было просто поговорить. Я решил, что первым делом надо выпить. Протиснувшись к бару и получив при этом чувствительный тычок в ребра от Холли Хантер Оскаром, который она получила за роль в «Пианино», я заказал бармену «Черную метку» со льдом — замечательный коктейль из шотландского виски. Ожидая заказ, я заметил справа от меня весьма привлекательную молодую женщину чуть старше 20-ти, судя по всему, без кавалера. Это была Аманда де Кадане, бывшая ведущая шоу «Слово», одетая в нелепое платье с глубоким декольте. Ее груди практически выскакивали из него, словно две порции мороженого.

— На что вас номинировали? — Я попытался перекричать шум. — На лучшее подчеркивающее фигуру платье?

Она посмотрела на меня непонимающим взглядом.

— Я ни на что не номинировалась.

— Я знаю. Просто хотел сказать, что вы здорово выглядите.

— Простите, что?

Она повернула голову, и ее левое ухо оказалось совсем близко от моего рта.

— В этом платье вы выглядите великолепно!

— Спасибо. — Она отодвинулась. — Извините, но я должна вас покинуть. Я только что увидела своего знакомого.

Прежде чем я успел ответить, она уже была на другом конце ресторана. Мне явно не удалось произвести на нее впечатление. Впрочем, причина моей неудачи могла скрываться в том, что она малозначительная актрисулька. Да, чем мельче звезды, тем они надменнее, успокоил я себя.

Взяв выпивку, я принялся разглядывать толпу, выискивая в ней дичь покрупнее. И почти мгновенно наткнулся взглядом на Кеннета Брана. Его жена, актриса Эмма Томпсон, в этом году была номинирована по двум категориям — как «Лучшая актриса» и как «Лучшая актриса второго плана», — но на приеме ее не было видно. Насколько я мог судить, Кеннет ни с кем не разговаривал. Поэтому, глотнув немного виски, я направился в его сторону.

— Тоби Янг из «Дейли телеграф», — представился я, остановившись прямо перед ним.

Кивнув, он посмотрел на меня, словно спрашивая: «И что тебе от меня нужно?» Было очевидно, он совсем не расположен к вежливой беседе с представителем британской прессы. Я отчаянно пытался придумать какую-нибудь шутку, чтобы растопить между нами лед.

— Наверное, за этот вечер вам уже надоели безграмотные голливудские продюсеры с их излюбленной фразой: «Я просто без ума от вас в той шекспировской вещице». — Ее я постарался произнести с самым жутким американским акцентом.

Он склонил голову набок.

— Какой шекспировской вещице?

Я понял, что он не расслышал меня, и почувствовал, как начинаю паниковать. Я не мог вспомнить ни единой экранизации из той полудюжины, в которой он снимался. Поэтому брякнул наугад:

— Э… «Гамлет»?

— Его сыграл Мел Гибсон, а не я.

— О Боже, — хлопнул я себя полбу. — Я хотел сказать «Книги Просперо».

— Здесь играл Джон Гилгуд.

Я залпом проглотил виски.

— По-моему, наш разговор складывается не слишком удачно, не так ли?

— Согласен.

— Можем мы начать сначала?

— Только если назовете мою самую последнюю шекспировскую «вещицу».

Последнее слово он произнес так, словно выплюнул таблетку цианида. Я поднапряг свою память, но безрезультатно. Из всех его фильмов я видел только «Возвращение смерти». Когда стало ясно, что мне нечего ответить, он слегка пожал плечами, давая понять, что нам не о чем больше говорить. Я неохотно развернулся и, поджав хвост, ретировался к бару.

Заказав очередную порцию «Черной метки», я погрузился в невеселые раздумья. Вечер оказался не таким забавным, как я представлял. Я считал, что привычная пропасть, разделяющая знаменитостей и простых смертных, должна раствориться в неформальной атмосфере приема, к тому же обильно сдобренной бесплатной выпивкой. Разве Том Круз не представился Алексу на вечеринке Шустряка? Сейчас в это было трудно поверить, глядя, как он стоит в окружении льстецов, словно покоривший весь мир принц эпохи Возрождения. Неожиданно я понял, что Алекс наверняка соврал про тот случай. Потому что на приеме, как ни на каком другом, неофициальная иерархия Голливуда строго отвела каждому свое место. Я мог стоять всего в нескольких шагах от самых известных людей мира шоу-бизнеса, но дистанция, которая нас при этом разделяла, была бы непреодолимей любой пропасти.

Неожиданно краем глаза я заметил кого-то, кто, как и я, чувствовал себя здесь не в своей тарелке, — фигуристку Нэнси Керриган. Эта красивая 24-летняя девушка получила широкую известность в январе прошлого года, когда во время подготовки к Зимней Олимпиаде 1994 года подверглась нападению неизвестного злоумышленника, нанесшего ей удар по колену «выдвижным прутом» — как газеты назвали орудие преступления. А когда всплыла информация, что нападавший был связан с ее конкуренткой Тоней Хардинг, история стала настоящей золотой жилой для таблоидов.

— Впечатляющее общество, правда? — Я поспешил ослепить ее своей самой победной улыбкой.

— Это точно, — улыбнулась она в ответ. — У меня ощущение, словно я попала в кино или что-то в этом роде.

— У меня тоже. Я даже попросил у бармена поп-корн и кока-колу.

К моему изумлению, она рассмеялась. Наконец я нашел собеседника, способного оценить мой юмор!

— Тоби Янг, — представился я. — Пишу репортаж о приеме для британской газеты.

— Нэнси Керриган. — Она крепко пожала мне руку. — Рада нашему знакомству.

С каждым мгновением моя самооценка словно возвращала утерянные было позиции. Я представил, как вернусь в отель под руку с этим аппетитным кусочком «американского пирога» и, прежде чем отвести ее в свой номер, постучу в дверь Алекса и пожелаю ему спокойной ночи. Хотелось бы мне сфотографировать выражение его лица в тот момент!

Неожиданно кто-то довольно невежливо похлопал меня по плечу.

— Простите, сэр, могу я узнать ваше имя?

Вышибала!

— Неужели все повторяется? — протестующе простонал я. — Я уже прошел эту процедуру на входе.

Он опустил свою огромную лапищу мне на плечо.

— Если вы пройдете со мной, я уверен, мы решим эту проблему к всеобщему удовлетворению.

Я оглянулся на Нэнси. Она широко распахнула глаза и с тревогой следила за каждым моим движением, словно боялась, что в любой момент я выхвачу «выдвижной прут» и стану лупить им по ее колену.

— Пройдемте, — не унимался вышибала, усиливая хватку, — ПРЯМО СЕЙЧАС.

Интересно, каким образом им удалось меня рассекретить? Оглянувшись, я тут же заметил широкую ухмылку Алекса. Ему не только удалось уговорить цербершу на входе в ресторан пропустить его, но и получить у нее разрешение вышвырнуть меня. Гаденыш всегда отличался умением заговаривать зубы.

— Хорошо, хорошо, — забормотал я. — Пойду сам.

Через тридцать секунд я вновь стоял по ту сторону полицейского оцепления, ничем не отличаясь от остальных зевак. К счастью, никто из них не узнал меня.

Другой, окажись он на моем месте, поразмышляв о событиях прошедшего вечера, заявил бы, что этот новый мир не стоит того, чтобы быть завоеванным. И по правде говоря, это бы уберегло меня от множества проблем. Но обида из-за бесславного выдворения со светского раута продлилась недолго. Напротив, я был повергнут ниц в благоговейном восторге перед невероятным зрелищем, развернувшимся у меня на глазах. Образ всех этих известных людей, собравшихся под одной крышей и осаждаемых со всех сторон журналистами и фотографами, был настолько манящим и соблазнительным, что у меня не хватило духа ему сопротивляться. Даже простым зевакам в этом действе была отведена своя роль. Все это напоминало сцену из «Сладкой жизни» Феллини. Именно о таком я мечтал, сидя в своей квартире на Шепардс-Буш.