Майк Телвелл - Корни травы Страница 3

Айван задержался, но не нарочно. Во-первых, он не любил сердить и расстраивать мисс Аман-ду. Во-вторых — и это была самая веская причина — темнота в долине его действительно пугала, особенно перед восходом луны. Самые разные духи бродили во тьме, и встреча с одним из них, а то и с двумя могла быть ужасной. Даппи, духи мертвых людей, покинувшие тела, могли входить в любые оболочки, становиться черным псом, ночной совой, принимать человеческий, страшно изуродованный облик. Но их всегда можно было узнать по болезненному, тошнотворному запаху, предвещавшему их появление. Если они нападали на кого-то, их жертва навсегда оставалась калекой. Как Маас Зеекиль, которого семья нашла без сознания под красным деревом, — его лицо так и осталось кривым от удара даппи. С этого времени его речь стала невнятной, с ним стали случаться припадки, непредсказуемые и жестокие судороги, после которых он, лишенный сил, отлеживался. Сколько денег истратил на посещение знаменитых знахарей, и все без толку!

Айван крепче сжал в руках две большие морские кефали и связку плодов хлебного дерева, которые нес с собой, и пошел быстрее. Он преодолел уже второй перевал, и дальше на некоторое время тропинка становилась ровной. Все изменилось в наступившей темноте, все стало таинственным, все вызывало страх. Свежий горный ветерок овеял прохладой вспотевшее лицо мальчика, и дрожь пробежала по его спине. Для храбрости он запел — один из самых любимых мисс Амандой гимнов «санки»:

Я хожу-брожу по долинамВот уже много лет,Но я никогда не устануПока не погаснет свет.

Красное дерево казалось гигантским, почти угрожающим, его крона была какой-то необычной — темной и подвижной. Айван напряг глаза, чтобы пронзить взглядом тьму. Его дыхание стало прерывистым, но он продолжал петь, пока песня не превратилась в набор беспомощных фраз, и наконец замолчал. Он сделал глубокий вдох. Воздух был чистый и сладкий, напоенный нежными ароматами тропической ночи. Когда нашли Маас Зеекиля, над ним, как говорили, подобно облаку, висел резкий запах перебродившего свиного пойла. Уставившись на дерево, Айван двигался вперед, с трудом сдерживая желание броситься во всю прыть на окостеневших от страха ногах.

«Давай, Иисус, сделай так, чтоб я быстро-быстро домой пришел, я никогда больше не буду так поздно». Он уже проходил мимо дерева, сильнейшим усилием воли подавляя нервное напряжение, пульсирующее в теле и доводящее его до состояния паники. Движение на дереве вроде бы усилилось. Казалось, дерево раскачивается, хотя никакого ветра не было. Но победа была на стороне Айвана. Он смело оставлял красное дерево позади и, как ему показалось, преодолел страх. Но он же должен петь, кричать, заявлять о своем присутствии, чтобы кто бы там ни был на дереве не подумал, будто бы он испугался. Жаль, нет с собой барабана или хотя бы жестяного ведерка. К нему пришла песня, и он прокричал: «Годы летят стрелою…», — но дальше ничего не получилось. Верхушки ветвей внезапно зашевелились, послышались звуки. Какая-то тень отделилась от дерева, издавая хриплое и нестройное квохтанье: семейка цесарок, этих вздорных и сварливых птиц, обосновалась там на ночлег.

Только увидев мерцание огня из кухни мисс Аманды, Айван полностью овладел собой. Взбежав на последний холм и перейдя на шаг, потому что тропинка здесь шла ступеньками, он сосредоточил взгляд на успокаивающих отблесках огня на кухне. Странно: уже после первых своих панических прыжков, он сообразил, кто это — так квохтать могли только цесарки, — но все равно не мог не бежать: раз уж плотину прорвало, ноги его больше не слушались. Удивительная вещь этот страх, Жуткая Жуть, как его называют. Как говорится: «Если Жуткая Жуть овладеет человеком, он и от ребенка побежит и корова его забодает».

«Если бы не цесарки, я был бы молодцом, — подумал Айван. — Бабушке нравится жаркое из цесарок. Когда-нибудь он удивит ее и испечет ей такое. Даю слово, — поклялся он себе, — что вы в последний раз меня испугали». Смешно сказать, но, когда он перестал бежать, он уже больше не боялся.

Сегодня был великий день. Отец Дадуса взял их обоих на свое каноэ вытаскивать рыболовные сети. Айван и раньше плавал и играл на берегу, но чтобы заплыть на лодке так далеко за рифы? Дадус — счастливчик, он каждый день это может. На обратном пути Маас Барт разрешил им поплавать в прозрачной воде между рифами. Как здорово! У отца Дадуса есть такая коробка со стеклянным дном, если опустить ее в море, видно все дно, усеянное кораллами самых разных форм и цветов. Это был новый мир чистейшего белого песка и причудливого вида созданий, голубых, красных, пурпурных. И тысячи рыб — в крапинку, в полоску, круглых, длинных, красных, синих и таких расцветок, которые на земле не встречаются. Их так много, что за один раз всех и не пересмотришь. Айван сгорал от нетерпения показать бабушке двух толстых желтохвостиков, подаренных ему Маас Бартом, и рассказать об удивительном новом мире, который он увидел. Сидя в лодке, поднимавшейся и падавшей на каждой новой волне, наблюдая за тем, как мастерски Маас Барт управляет лодкой, на дне которой бьется рыба и ползают омары, он твердо решил, что станет рыбаком. Маас Барт понимающе ему улыбнулся.

—Бвай, ты такого небось еще не видел, а? Айван только качал в восхищении головой.

—Красотища, — сказал Маас Барт, — какая красотища, ман.

Обоих мальчиков и мужчину объединило чувство восхищения перед прекрасным. В следующее мгновение высокая волна ударила в лодку и проволокла ее над скрытым в воде отрогом рифа. Айван вскрикнул от удивления, утирая с глаз соленые брызги. Маас Барт, удовлетворенно посмеиваясь, боролся с лодкой, направляя ее по волне.

—Тоже здорово, — протянул он, вытирая глаза.

Солнце было уже на полпути к горизонту, когда они вытащили лодку на теплый песок. Айван двигался как во сне; его лицо и глаза излучали чудо сегодняшнего дня. После неугомонного моря, земля под ногами казалась какой-то непривычной. Румяный полдень играл над маленькой бухтой, омывая лодки и блистающий океан теплым золотым сиянием. Айван опьянел от восхищения, чувствуя, как теплый слой песка облегает его лодыжки, а лучи горячего солнца покрывают плечи, и смотрел на геометрически правильные тени, отбрасываемые рыболовными сетями и вершами. Он наблюдал за тем, как Маас Барт сортирует красочных рыб странных форм, называя каждый вид, объясняя их ценность, повадки и способы приготовления. Как мало он еще знает; быть может, Маас Барт возьмет его с собой и научит морскому делу. Айван не отводил от происходящего глаз. Группы людей, рыбаки, женщины и дети бродили вокруг да около, поглядывая на улов. Они расхваливали Маас Барта и его удачу, громко восклицая при виде диковинных тварей, выловленных в море. Айвана в особый восторг привели две рыбы — странное создание, которое все называли "морская кошка ", с круглым телом, из которого торчало восемь длинных щупалец, и уродливая серая рыбина, вся в зловещих иглах, которые, когда она надувалась, внезапно выдвигались вперед, так что рыба становилась похожей на бычий пузырь в шипах.

Когда отец Дадуса закончил сортировать рыбу, у него получилось три кучи: большая рыба предназначалась для продажи на рынке, немного оставили себе на жареху, а всевозможную мелочь Дадус и Айван должны были раздать толпившейся вокруг детворе. Изо всех сил стараясь казаться безразличными, мальчики управлялись со стремительно исчезавшими рыбешками. Именно тогда Айван и дал себе слово, что станет рыбаком, хотя уже час спустя его слово было подвергнуто самому серьезному испытанию.

Нож рыбака сверкал на полуденном солнце — это Маас Барт чистил и потрошил две пухлых кефали. Он работал очень проворно, внутренности подбрасывал в воздух, где их тут же подхватывали кружащие возле него птицы.

—Айван, иди сюда. — сказал Маас Барт.

—Да, сэр?

Рыбак приблизился к нему.

—Ты, значит, внук мисс Аманды? Что же ты пугаешь ее до смерти? Я хочу, чтобы ты взял эти кефали и отнес бабушке. Скажи, Маас Барт дарит их из уважения.

—Спасибо, сэр, — Айван взял рыбу.

—А ты, Дадус, отнеси эти кильки в кафе. Скажи мисс Иде, что я зайду к ней позже.

Рыбак подхватил большую корзину и с кряхтением водрузил ее на голову, чтобы нести на рынок. Оба мальчика смотрели, как он бредет по берегу и как тяжелая корзина, не качаясь, возвышается над его прямой спиной и мощными черными плечами, поблескивающими на солнце, Клубы дыма из трубки волнами кружили вокруг его головы, над ним пищали и клекотали морские ястребы. Они описывали круги и снижались, но так и не набрались храбрости спуститься так низко, чтобы схватить рыбу.

—Хочешь сходить со мной, Айван? — спросил Дадус.

—Куда ты идешь?

—В кафе. Ты разве не слышал, что сказал папа?

Айван замешкался. Ему очень не хотелось обрывать магическое сияние этого полдня, но он знал, что не скоро доберется до дома, и ему не хотелось, чтобы на холмах его застала ночь.