Ирина Горюнова - Странная женщина (сборник) Страница 3

Перед отъездом я навестила Николая Ивановича и застала семейство в радостном предвкушении нового витка карьеры. Ей предложили должность заместителя министра здравоохранения, а там, как знать… Фёдор сиял, и видно было, что он действительно счастлив, что талант и трудолюбие жены получили наконец достойную оценку.

Я обрадовалась не только за наставницу, но и за медицину в целом. На посту ректора она проявила себя прекрасным и мудрым руководителем, наше косное учреждение прямо расцвело, так вдруг и здравоохранение изменится к лучшему, когда она встанет у руля.

В Петербург я вернулась только через несколько лет. Муж был родом из Феодосии, а у меня никого не осталось, так что в отпуск мы ездили к нему, и, стыдно сказать, я почти не скучала по родному городу.

Но пришло время мне подтверждать сертификат, и, оставив детей на мужа, я отправилась в Питер.

Про Николая Ивановича я почти не вспоминала, иногда только мимоходом удивлялась, почему она ещё не заняла пост министра и вообще ничего о ней не слышно в СМИ, а потом думала, наверно, просто я не слежу за новостями.

Если бы она дала о себе знать, я бы откликнулась, но навязываться первой казалось мне неприличным. Но, нагулявшись вдоволь по родным местам, я заглянула на старую работу и навела справки о Николае Ивановиче.

Мне тут же злорадно рассказали, что она больше никакой не ректор, и не министр, и вообще никто, а работает хирургом в поликлинике и страшно довольна, что хоть так удалось устроиться.

«Проворовалась и заигралась!», «нечего было лезть, куда не знаешь», все эти песни были мне знакомы, поэтому, не дослушав, я отправилась по знакомому адресу.

Увидев меня на пороге, Николай Иванович ничуть не удивилась. С тревогой вглядываясь в её лицо, я думала разглядеть в нём следы пережитого разочарования, но круглые глаза смотрели всё с тем же непередаваемым выражением удивления и мудрости, только, кажется, стали мягче.

В доме что-то неуловимо изменилось, не к лучшему и не к худшему, а просто стало немножко иначе.

– Федя спит, – сказала она тихо, – поэтому на кухне посидим, ладно?

Мне было немного неловко начинать разговор, но Николай Иванович сама сказала, что вынуждена была уйти с работы из-за Фёдора. Вскоре после моего отъезда он попал под машину и остался инвалидом.

– Но как же так? – растерялась я, зная, что работа всегда была для Николая Ивановича важнее всего, важнее самой жизни.

– Знаешь, в поликлинике тоже интересно. Главное, график удобный.

– Но вы же так потеряли в деньгах! – выпалила я. – Могли бы нанять сиделку…

– Наверное, Фёдору приятнее, чтобы за ним ухаживала я, а не сиделка, – сказала она строго, – пока мы были здоровы, могли делать что хотели, а теперь иначе. Всё меняется, лето проходит, наступает осень, потом зима, и надо одеваться в соответствии с погодой. Пока я могла быть раздолбайской женой, я ею была, спасибо Федьке. Теперь же, как говорил Николай Иванович Пирогов, «движимая милосердием своей женской натуры…»

Она негромко засмеялась, и вдруг я заметила, как от улыбки хорошеет её лицо.

Я недолго пробыла у неё в гостях. Кажется, Николаю Ивановичу не терпелось приняться за домашние хлопоты, и она не знала, будет ли Фёдор рад меня видеть, когда проснётся, поэтому я соврала, что у меня назначена встреча.

Николай Иванович сказала, что ей приятно было меня видеть и она рада знать, что я всё же не пролюбила свой талант, а стала заведующей реанимацией в краевой больнице и не забываю писать статьи. Но номер телефона она у меня не попросила и не поинтересовалась, долго ли я пробуду в Петербурге.

Подруги ей так и не стали нужны.

На обратном пути я думала о странных капризах судьбы, которая иногда не даёт нам ничего решить, а потом ставит перед труднейшим выбором. Никто бы не осудил мою начальницу, если бы она наняла сиделку и продолжила свою карьеру. Наоборот, все только похвалили бы её, что, превратившись в единственного кормильца семьи, она заботится о процветании, зарабатывает деньги. Самая скверная жена современности вдруг вспомнила о своих обязанностях, надо же! Ладно, если бы она была обычной карьеристкой, но её вело призвание, а вовсе не желание добиться успеха любой ценой. И всё принести в жертву…

Но тут я поняла, что между Фёдором и нею нет такого понятия, как жертва и долг.

Было очень жаль, что Николай Иванович не станет никогда министром, но приходится мириться со многими вещами, на которые никак не можешь повлиять.

Тут мне вспомнилась ещё одна цитата Пирогова: «Без нравственного смысла все правила нравственности ненадёжны».

Перед отъездом я ещё раз навещу бывшую начальницу, возможно, это будет наша последняя встреча. Как же сказать, что я никогда не стала бы счастливой без её помощи?

Елена Усачёва

Анкета участницы передачи «Давай поженимся!»

Я странная? Что вы! Я самая обыкновенная. Это все остальные – да, странные. Я и нормальных-то не видела. Даже не знаю, как правильно описать. Все с чудинкой, все с оторванной крышей. Я даже могу сказать момент, когда эту крышу рвёт. Классе в шестом. Или седьмом. Ага, верный срок. Как историю Средневековья начинают проходить, так их и колбасит. Там про всяких баронов, да князей, да про великую любовь, да про рыцарей, что с мыслью о прекрасной даме в далёкий поход ушли. А все эти трогательные убийства? Пожал руку врагу, уколол ядовитой булавкой из кольца, и всё, дело сделано. Жили-были король и королева, у короля, как водится, любовница. Да не одна. И вот стала одна особо выделяться. Королева ей дарит платье. Та надевает его, и через час шуструю любовницу несут хоронить, потому что платье было пропитано ядом. Или вот ещё тоже про любовь до гроба. Он, значит, весь такой из себя, косая сажень в плечах, ну, и она тоже не из печки вылезла – красавица. Но ему понадобилось на минутку отлучиться. Она кивнула и села ждать. Помните, чем закончилось? Ага. Он вернулся, но через пятьдесят лет. Она ослепнуть, бедная, успела.

И вот с этого времени девчонки покой теряют. А всё почему? Потому что мечтают о большой любви, а соглашаются на то, что есть. «Я его слепила из того, что было…» Видимо, все эти сказки и романтические истории в такое время попадают, что на подкорку записываются, в кровь впрыскиваются. И уже ни калёным железом, ни битьём это всё из баб не вышибить. Нет, есть, конечно, такие, что проболели весь шестой-седьмой класс, или отвлекались на уроках, или думали о математике. Есть счастливицы.

Но я таких не встречала.

Вот у меня одна подружка была – влюбилась в парня. Ну, нормально, парень и парень, в поход вместе пошли, в горы. То ли в «четвёрку», то ли в «пятёрку», тащили рюкзаки, карабкались по ледникам, мёрзли в палатках. Подруга моя как всегда – то ли рюкзак у неё самый тяжёлый, то ли ботинки ногу натёрли, то ли приступ малярии начался – лежит в палатке, помирает. А тут он! Весь такой в ореоле снега, обмороженный, но счастливый, принёс ей в палатку бутерброд. И этот бутерброд подругу мою спас, на ноги поставил, малярию прогнал, приступ икоты вылечил, рюкзак сделал легче. Шли они дальше, уже держась за руки, и все вершины были им как равнины.

Но это было бы ладно, если бы к новоиспечённому прекрасному принцу не была прикреплена некая возлюбленная. Ну, не совсем возлюбленная, а погуливали они. А тут ей такая неприятная новость. И применила возлюбленная запрещённый прием. Как узнала, что принц уже не её принц, а соседский, ударилась в тоску и хандру, пообещала на себя руки наложить, если принц на ней не женится. Все, конечно, сильно удивились, потому что принцы на два не делятся и любит он уже давно мою подругу. Но тут бывшая возлюбленная вытащила козырь. Такой козырь, что всем джокерам джокер. Заявила страдалица, что моя подруга уже два раза была замужем, а сама она, горемычная, ни разу. А так как все мы тут строим светлое будущее с мировой гармонией, то для этой самой гармонии принц просто обязан жениться на ней, страдалице. Не по-настоящему, а так, на чуть-чуть. Моя подруга, конечно, напряглась. Не такая рыба – принц, чтобы его из рук в реку бросать. Этот и уплыть может. Но принц попался жалостливый, пошёл да расписался с нелюбимой. А куда деваться? Справедливость – она такая, она требует, она взывает. Ой, сколько мы с этой подругой валерьянки выпили да бессонных ночей просидели, потому что быть замужней той страдалице понравилось. Хоть и без любви и без супружеских обязательств, а всё же статус. Кстати, о статусе. Была у меня ещё одна подруга, та тоже всё о статусе беспокоилась… Хотя о ней чуть позже. Там тоже история – закачаешься. Так вот о принце, жалостливом нашем. Еле уломали его развестись. А ведь дотерпела моя подруга, оказалась в этом плане способной на длинные дистанции. Бывшая она теперь моя подруга-то. А почему? Да все из-за этого принца. Как заполучила она его себе в руки, даже в походы перестала ходить. А ну как он ещё кому бутерброд понесёт да в палатках заблудится. И вот не понравилось моей подруге, что мы с её принцем как люди общаемся – о том, о сём, о пятом, о десятом. И видимо, вспомнила она, что я тоже ни разу замужем не была. Я и не тороплюсь. Чего мне там делать? Пускай другие средневековые страсти разыгрывают. Вот и подруга моя звонит мне как-то да и говорит, чтобы я больше у неё не появлялась. А мне что – не хочет, не надо. Говорят, женился он таки на ней. И вы утверждаете, что мир не без странностей?