Эрик-Эмманюэль Шмитт - Десять детей, которых никогда не было у госпожи Минг Страница 3

Не имея возможности ни вставить слово, ни ретироваться, я вытерпел это представление. Переведя дух, я эхом повторил:

– Да, невероятно…

Я надеялся, что по моему ироническому тону она поймет, что я не повелся на ее небылицы.

Если она и разгадала мои намерения, то неверно поняла их причину.

– Я вас задерживаю? Извините, господин. Когда речь идет о моих детях, я забываю обо всем, даже о вежливости. Умоляю вас не держать на меня за это зла. До свидания, господин, до завтра.

Меня так и подмывало ответить ей: «Извинилась бы лучше за свое бахвальство, гусыня!! Оскорбительно то, что ты держишь меня за дурака!» Однако то ли от внезапно накатившей усталости, то ли из малодушия я ограничился кивком и поднялся наверх продолжать переговоры.

Назавтра, боясь рецидива ее словесного поноса, я решил не спускаться в подвал; тем не менее в середине переговоров я внезапно совершил театральный выход из-за стола и ринулся в туалет.

Госпожа Минг радостно кивнула мне, ее глаза сияли.

Слишком поздно.

Стоя перед умывальником, я разыграл занятого человека, пригладил волосы, сполоснул руки, пару раз потер зубы, снова причесался, тщательно поскреб, смочил и просушил галстук, стараясь удалить с него воображаемое пятнышко. Короче, довольно глупо потратил время. В глубине души я проклинал ловушку, в которую сам себя загнал, сбежав от своих собеседников к даме-пипи. Не лучше ли было укрыться в кабинке и поиграть с телефоном? Нет, это представлялось мне совсем убогим решением, этакой информационной замкнутостью, цифровым аутизмом. Если бы я уступил этой склонности, то никогда не овладел бы девятью языками и не избороздил земной шар. Я так разозлился, стоя перед зеркалом, что, пытаясь отщипнуть заусенец, содрал кожу, и палец начал кровоточить. Первая капля попала на галстук, вторая – на сорочку.

– Вот черт!

Госпожа Минг не понимала по-французски, но тут же бросилась ко мне:

– Позвольте вам помочь, господин. Доверьтесь мне. У меня есть все необходимое.

Я поднял глаза: ее участие казалось искренним. Странная женщина… Глядя на эту фантазерку, я непроизвольно проникался к ней симпатией.

Не ломаясь, я зажал палец бумажной салфеткой, снял пиджак, галстук и сорочку и вручил ей все, кроме пиджака. Очень кстати, согласно китайской моде, на мне оказалась белая хлопчатобумажная футболка, так что, надев пиджак, я сохранил приличный вид.

Госпожа Минг вернулась к своему столику, схватила косметичку, вытащила оттуда тряпочку, какой-то флакон и потерла загрязненные места. От нечего делать я примостился возле нее; она улыбнулась мне, как если бы мое приближение было выражением дружеских чувств.

– Я привыкла. Мои близнецы, Кун и Конг, были такими же. О, извините… Я хочу сказать, еще хуже, чем вы. Кун и Конг просто притягивали пятна. Откуда только они брались, эти жирные пятна, пятна от соуса, пятна от чая, пятна от смазки – они к ним прямо-таки липли и – хоп, на рубашку, на футболку, на свитер, да еще на самом видном месте! С самого детства эти близнецы принялись коллекционировать заляпанную одежду, царапины, ссадины, шишки на лбу, засохшие струпья на коленках. Более безрассудных мальчишек я не видывала: они сигали из окон, лазали по деревьям, бегали по крышам; приходилось прятать лестницы и веревки; отец подарил им велосипед, так они оба сразу взобрались ногами на седло. Сначала мне было страшно; но через несколько лет я перестала беспокоиться: они всегда счастливо отделывались! Задумай они нырнуть в лужу с тридцатиметровой скалы, я бы и глазом не моргнула. Так что я ворчала только из-за одежды, потому что часами стирала, сушила, гладила ее; к тому же меня это раздражало: как можно проявлять одновременно такую ловкость и такую неуклюжесть? Они ходили на руках, зажав голову между ляжками, делали мостик, таскали друг друга на плечах, но не умели ни пить, ни есть, не перепачкавшись. Я чуяла какой-то подвох: если им удаются сложные движения, почему не даются простые жесты? В то время, господин, я не знала, что дар – это несправедливость, как для тех, кто им наделен, так и для тех, у кого его нет. Короче, я из лени решила, пусть ходят в одних шортах. И представьте, оказавшись почти нагишом, они перестали пачкаться, раниться и царапаться! Такие вот это были дети, дети, которых одежда делает неуклюжими, дети, не созданные для ботинок, брюк, свитеров – всего, что сковывает.

– Это что, совет? – Я сделал свой вывод. – Может, мне продолжить работу раздетым?

Я улыбнулся. Она покраснела и уткнулась в складки моей уже почти чистой сорочки.

Госпожа Минг и правда обладала талантом изрекать колоссальную ложь с ангельской мягкостью. В глубине души меня веселил ее бред. Я вступил в игру:

– Куна и Конга пригласили работать в цирк?

Она вздрогнула:

– Откуда вы знаете?

Про себя я подумал: «Логика вымысла… Все заканчивается падением»; внешне же ограничился удовлетворенной улыбкой. Она продолжала:

– Кун и Конг стали акробатами в Национальном цирке. Это было нелегко…

– Почему?

– Потому что они похожи, как два яйца. Совершенно одинаковые. С ума можно сойти. Даже я, их мать, путалась; никогда не знала, досталась ли отвешенная мною Куну оплеуха именно Куну, а не Конгу. На самом деле все зависело от них. Их сходство было столь поразительным, что, когда они вдвоем делали акробатические этюды, это уже никого не удивляло. Видя, насколько они одинаковы, неправдоподобно одинаковы, люди полагали, что природа уже сделала свое дело. Так что им пришлось попотеть, моим близнецам, чтобы идеально отшлифовать ошеломительный акробатический номер, в котором они синхронно выполняли все движения. Полный провал! Зрители зевали… Какая жестокость! Им казалось, что каждый из мальчиков – это отражение другого в зеркале. А отражением-то никого не поразишь… Я сказала Куну и Конгу, что им надо сделать так, чтобы их различали. Решиться на разные прически, отказаться от одинаковых костюмов, по-разному гримироваться. Еще я настояла на том, чтобы Кун поправился, а Конг похудел. Слезы! Целая драма… Я была непреклонна. Они подчинились. В них не только перестали признавать близнецов, но даже не могли заподозрить, что они родственники. Когда они снова показали свой номер, зрители аплодировали стоя.

– Они часто вас навещают?

Она помрачнела.

– Нет. Национальный цирк много гастролирует. Повсюду. Думаю, сейчас они как раз в вашей стране… во Франции… в городе Мароко… или Маноко…

– Монако?

Она поблагодарила меня, довольная, что ей удалось исправить свою ошибку, и, чтобы запомнить произношение, несколько раз повторила:

– Монако! Монако! Монако!

Я не знал, умиляет или раздражает меня правдоподобность деталей ее хвастливой импровизации.

– Монако – это не французский город, хотя находится во Франции. Это княжество, – уточнил я. – Королевство на скале.

Госпожа Минг скептически нахмурилась. Королевство на скале? Нефранцузский город на французской территории? Это ее не убедило, и она чуть ли не с раздражением смерила меня недоверчивым взглядом.

Этой искорки оказалось достаточно, чтобы подпалить порох. Какая наглость! Сомневаться в моих словах, притом что сама бесстыдно дурачит меня россказнями о десятке детей! Меня охватила ярость. Против воли я попытался уличить ее в противоречиях:

– Госпожа Минг, а власти не шокированы тем, что у вас десять детей?

– Мы жили в сельской местности, в очень уединенном доме.

– И никто на вас не донес?

– А что плохого мы делали? Мы с мужем хотели иметь десять детей, у нас десять и было, мы их хорошо воспитывали. С чего бы людям к нам цепляться?

Я вздохнул, но не прекратил своего допроса:

– Какой-нибудь завистливый, чем-то недовольный сосед мог бы донести на вас.

– Мы часто переезжали.

– Учитель мог бы заинтересоваться…

– У наших детей разные фамилии. Мы попросили их говорить, что они двоюродные, а не родные.

Я отметил, что она серьезно обдумала свой вымысел, чтобы придать ему достоверности; разумеется, я был не первым, кому она хвастается своим выводком из десяти детей…

– Кто-нибудь из них до сих пор живет с вами?

– Нет, никто.

– Почему?

– Они взрослые. Все работают.

– Здесь?

– Повсюду. Некоторые далеко.

– Странно, правда?

Она выпрямилась на табурете.

– После смерти мужа я обосновалась в Юнхаи.

– Почему?

Она пожала плечами, сожалея, что необходимо признать очевидное:

– Здесь есть работа. Прежде чем получить эту должность в «Гранд-отеле», я три года была работницей на фабрике «Перл-Ривер пластик продакшн».

Пораженный, я воскликнул:

– «Перл-Ривер пластик продакшн»? Я тоже с ними сотрудничаю! Забавно…

Она метнула в мою сторону враждебный взгляд, полагая, что нет повода ни для смеха, ни для удивления – «Перл-Ривер пластик продакшн» обеспечивала большую часть рабочих мест в Юнхаи.