Александр Ласкин - Дом горит, часы идут Страница 3

Кстати, как правильно – Сергей или Сергiй? Это в зависимости от того, что конкретно имеется в виду.

Тут, конечно, разные значения. Назови Роше его Сергеем, это было бы уменьшительное, а ему хотелось преувеличить.

9.

С поэзией у Роше получалось не очень, но все же автором ему удалось стать.

Он чуть не сравнялся в этом с настоящими художниками. Ведь художники не плывут по течению, а сочиняют свою жизнь.

Сочинять – значит усложнять. Придумывать препятствия, которые самому же придется преодолевать.

Если получится, то сразу ощутишь себя не тварью дрожащей, а самым настоящим Наполеоном!

Наполеон ведь тоже художник. По крайней мере, по части создания трудностей ему равных нет.

Сомкнет руки на груди, обнаружит классический профиль и произнесет: “Обстоятельства? Я их создаю”.

Так и Роше создавал. Судьбы народов от него не зависели, но кое-что было в его власти.

Самое важное тут – твердость. Стремление в хаосе впечатлений очертить некий сюжет.

Конечно, недоброжелатели тут как тут. Только почувствовал вдохновение, а уже ловишь косой взгляд.

Больше всего досаждали представительницы противоположного пола. В конце концов Роше опять попал в номинацию “женихи”.

Он уже и забыл, что такое бывает, как вдруг вновь забурлило.

Как вы понимаете, все это под видом сочувствия.

Как же вы один? Неужто никому не захочется ваше одиночество разделить!

Другой не устоял бы, а он непреклонен. Вежливо благодарит и смотрит вдаль.

Претендентки, конечно, так просто не отступили. Еще несколько месяцев ходили друг к другу в гости, чтобы все окончательно уточнить.

Все же трудно мировому судье без внимания. В грустную минуту он сразу начинает искать глазами улыбку.

Да вот же она. Всегдашний спутник его жизни весело и тепло смотрит с портрета.

Всем видом говорит: не тушуйся, Константин Константинович. Ведь в отличие от исполнителя автор прокладывает дорогу сам.

Говоришь, не все получается? Ну так и я начал с чего-то второстепенного, а потом пошло-поехало…

Глава вторая. Новый сын и еще дети

1.

Творчество – это нетерпение. Кажется, или ты возьмешь рубеж, или так и будешь склоняться над чистым листом.

Все это имеет отношение к творцу реальности. Тут та же дилемма: или сейчас, или никогда.

Начинаешь с попытки систематизировать то, что впоследствии пригодится.

Этакий прицельный взгляд на все. Берешь газету с такой мыслью: а вдруг здесь есть что-то для тебя?

Однажды Роше открыл “Сын отечества” и сразу понял: вот оно. Словно это не статья, а обращенное к нему письмо.

Тут тоже не обошлось без преувеличения. Когда типографские буквы стали огненными, он совсем не удивился.

Волнение усиливалось с каждой минутой. Через некоторое время лист пылал и освещал ему путь.

2.

Уж действительно, сюжет так сюжет. Притом без всяких там умело подстроенных неожиданностей.

Во-первых, мальчик резкий, прямой, жесткий. Так и норовящий сделать что-то вопреки.

Непонятно, откуда в нем это. Был бы из семьи одесского биндюжника, так ведь сын почтенного провизора.

Вообще-то аптекарь не только профессия, но и характер. Прежде всего тут нужно хладнокровие.

Как иначе просидеть весь день на стуле? Произвести такое количество микроскопических действий, которое под силу лишь муравейнику.

Не случайно среди людей этих занятий столько евреев. Внимания тут нужно не меньше, чем при чтении священных книг.

Ощущения при этом возникают возвышенные. Ведь ты не только что-то соединяешь, а приобщаешься к мировой гармонии.

Сам удивляешься: буквально один к одному. Обидно, что эта красота исчезнет в чьем-то желудке.

Отец мальчика, Мендель Янкелевич, и в жизни избегал крайностей. По крайней мере, старался их уравновесить.

Например, решил крестить детей. Бог этой потери не заметит, а пятерым его отпрыскам все-таки будет легче.

Кстати, он сам хоть и важная фигура, но несамостоятельная. Достаточно взглянуть на его вывеску, чтобы в этом убедиться.

Называется: “коммерческий агент Санкт-Петербургской химической лаборатории”.

Да ведь это о том же. Как бы кто ни надувал щеки, он на самом деле не целое, а часть.

3.

Это не семейство, а коллектив. Или, как они сами выразились бы, мешпоха.

Два сына, три дочки, жена, дедушки и бабушки… Все время что-то спрашивают, требуют, предлагают.

Можно сказать, гвалт, но точнее все-таки гул. Когда столько людей собирается вместе, жизнь достигает наивысшего напряжения.

Достается бедному аптекарю. Все же имеешь дело с огнеопасным материалом и постоянно ожидаешь взрыва.

Малейшая неосторожность, и все насмарку. Так заполыхает, что только держись.

Никто не соглашается на роль составляющих. Все время заявляют свои права.

Представляете, если бы элемент рецептурной прописи отстаивал независимость?

Мол, не собираюсь никому подчиняться! Объявляю власть низложенной и не хочу вступать ни в какие союзы!

С фтором или сульфатом был бы короткий разговор, а как прикажете поступать с сыном?

Хотелось бы поговорить с Сашей, но как это сделать? Вещи в его комнате на своих местах, а сам он где-то в Петербурге.

Не сидится детям Менделя Янкелевича. Сперва с места сорвался старший, а вслед за ним двинулся младший.

4.

Мы уже говорили, что творца не бывает без нетерпения. Без ощущения того, что этой минутой должен распорядиться ты сам.

Прямо какой-то зуд тебя преследует. Вроде есть другие заботы, а ты возвращаешься к одной мысли.

Вот действительно: кто-то водит твоей рукой. Сам не понимаешь, как оказываешься на вокзале и едешь в Петербург.

В шестнадцать лет можно просчитать последствия, но какой ты тогда автор? Так что без легкомыслия не обойтись.

Правда, иногда одолевают сомнения. Вдруг замечаешь, что одно не сходится с другим.

Вроде все сделал, как хотел. При этом совсем не подумал о петербургском климате.

Приготовился жить при морозце, а тут дождь… У Ротшильда нет столько одежды, сколько раз здесь меняется погода.

Вот такой этот мальчик. Вдохновенный, переполненный своей призванностью, но без ботинок и пальто.

Многообещающая фамилия – Гликберг. В переводе с идиш получается “гора денег”.

У него ни горы, ни пригорка. Редко набирается горстка, но она сразу испаряется.

Так и живет. Хорошо, если поел, а еще лучше, если смог выйти из дома. Когда получается то и другое, чувствуешь себя королем.

5.

Еще прибавим неважные оценки и письма отца, которому если чего-то не жалко, то только проклятий.

Вот бы он присылал обвинения в равной пропорции со вспомоществованием. Несправедливо такое читать натощак.

Непонятно, что ему надо. Вряд ли стоит шуметь из-за отметок, после того как случилось нечто более важное.

Не считает ли он, что Саша своего рода агент одесского дома? Что стоит пересдать какие-то предметы, и все вернется на круги своя.

Так чувствует себя поэт после первой публикации. Самый решительный шаг сделан, а отклика все нет.

Затем вдруг отклик, но такой, что лучше молчание. Удивительно, как можно не замечать очевидных вещей.

Потом открываешь газету, и тебя охватывает счастливое чувство.

Именно это ему хотелось прочесть. Не в том дело, что хвалят, а в том, что угадано что-то важное.

Больше всего радует, что написал это человек почти незнакомый, но ему как-то удалось войти в твою жизнь.

6.

Тут тоже имели место совпадения.

Начать с того, что автор “Сына отечества” Александр Яблоновский окончил одесскую гимназию, а потом переехал в Петербург.

Все же у них с Гликбергом много общего. Если не учителя и соседи, то улицы и пейзажи.

К тому же Яблоновскому двадцать семь. Годы юности еще не окончательно растворились в его памяти.

Не забыл, что такое попасть в столицу. Как это жить, постоянно оглядываясь на ее красоты, и думать: а при чем тут я?

Еще, конечно, Гликбергу повезло. Ведь его случай хотя и типический, но для газеты мелкий.

Каждое утро редактор читает материалы своих авторов и половину выбрасывает в корзину.

А что прикажете делать? Когда речь о двух войнах и трех кораблекрушениях, то приходится выбирать.

Отчего Саше такое почтение? Ведь даже прохожие не обращают на него внимания.

Плетется этакая бледная немочь. Цветом лица почти слился с городским туманом.

Не вспомнил ли редактор о том, что это все-таки “Сын отечества”. Само название предполагает симпатию к детям своей страны.

Так мальчик вознесся на самый верх газетной страницы. Занял положение вблизи коронованных особ.

Представляете: здесь события в английском королевском семействе, а тут горести мальчика из Одессы.

Читатель сам разберется, что важнее. Мало что говорящие перемещения принца крови или Сашино неведение, куда пойти.