Джеймс Олдридж - Победа мальчика с лесного берега Страница 3

Он не здоровался с людьми, которых видел на задних двориках, выходивших к линии: это были горожане, считавшие Бедного Тома сумасшедшим, а его сына — уродцем. А когда на рельсах показалась четырехколесная дрезина путевых обходчиков, он медлил до последней секунды (пока дрезина едва не наехала на него), и только когда обходчики закричали и остановились, он соскочил с линии на каменистую дорожку, с вызывающим видом пропуская дрезину мимо себя.

— Эй ты, щенок! — заорал Тим Беннер, главный обходчик. — Не смей лазить по рельсам, не то я поймаю тебя да так выдеру, что и сесть не сможешь.

Тим Беннер никогда не поймал бы Эдгара, и оба они это прекрасно знали, но все же мальчик промолчал. Он снова взобрался на полотно, стал на одном рельсе, балансируя для равновесия руками, и посмотрел вслед дрезине. Он восхищался Тимом. Тим был самый толстый и самый сильный человек в городе; однажды он приподнял с земли малолитражку Остина, ухватившись за передние колеса.

— Беннер-обходчик, никудышный молодчик! — крикнул Эдгар вдогонку.

Некоторое время Эдгар шел следом за Питом Поттером, подручным кузнеца и речным браконьером. Пит был невысокого роста, и Эдгар, держась в пятидесяти шагах позади него, подражал его походке, покачиваясь на ходу и размахивая руками. Когда Пит обернулся и заметил это, Эдгар пулей кинулся прочь, пролез через проволочную ограду и побежал напрямик, палисадниками. Он знал, что, попавшись Поттеру, заработает здоровый пинок в зад, так как он лучше всех в городе был осведомлен о проделках Пита, и тот не упустил бы случая припугнуть мальчишку, чтобы заставить его молчать.

— Пит Поттер ворует раков, — проговорил Эдгар, отбежав подальше.

Угрозы Пита его не страшили: они были понятны ему, и он, пожалуй, даже испытывал удовольствие, чувствуя себя на равной ноге с Питом — с ним одним во всем городке Сент-Элен; и не раз Эдгару снилось, что констебль Булл допытывается у него, где прячет Поттер свою лодку, удочки и сети, и он переносит ужасные муки, но не выдает Пита.

Очутившись среди низеньких городских домиков и высоких заборов, Эдгар немного присмирел и тихо побрел между огромными эвкалиптами, окаймлявшими улицу; в городе ему было не по себе. Когда он вышел на главную улицу и его босые ноги ступили на гладкий и теплый асфальт, он сразу превратился в обыкновенного мальчугана, который уныло плетется в школу.

Перед каждым домом был палисадник с розами, декоративным кустарником и узорной проволочной оградой. Нередко к парадному подъезду вела асфальтовая дорожка, а перед несколькими новыми домами дорожки были бетонные. Эдгар глядел на эти дома, от которых так и веяло зажиточностью, точно лондонский кокни — на Букингемский дворец, пытаясь представить себе, что там внутри и как там живут люди. Он увидел, как зубной врач мистер Пени поцеловал на прощание жену, и очень удивился — ведь его самого не целовали ни разу в жизни. Пройдя еще немного, он остановился поглазеть на дом доктора Медоуза. Это был единственный кирпичный дом на всей улице и один из немногих в городе. Единственный дом с черепичной крышей и поющими петухами на каждом из остроконечных коньков, Эдгар разглядывал кирпичную веранду, окна со свинцовыми переплетами и блестящую кнопку электрического звонка и вдруг заметил жену доктора, которая копалась в саду, держа лопату затянутыми в перчатки руками.

— Это ты швыряешь камни мне на крышу? — спросила она, снимая перчатки и выставляя напоказ свои кольца, сверкавшие, словно пригоршни росинок.

— Нет, миссис Медоуз, — ответил Эдгар. И на этот раз он говорил правду: слишком уж хороша была зеленая черепица, чтобы кидать в нее камнями.

— Не лги, я знаю, что это ты, — сказала докторша. — Смотри же, если констебль Булл увидит, ты мигом угодишь в тюрьму. А если увижу я, то пожалуюсь директору школы, и тогда тебе тоже несдобровать.

Эдгар устыдился своей мнимой вины, пробормотал: «Да, миссис Медоуз», — и побежал дальше, а потом свернул с главной улицы в первый же грязный переулок, уже не глядя ни на какие дома.

Только одного мальчика встретил Эдгар в этот ранний час — Багса Бентли, который развозил молоко на тележке вместе со своим старшим братом Бэром Бентли. Хотя не было еще и половины восьмого, Багс, высокий чахоточный мальчик лет пятнадцати, успел уже развезти первую партию молока.

— Эй, Багс! — окликнул его Эдгар, когда тот остановил тележку и спрыгнул с нее, гремя молочным бидоном.

— Что, твой старик все валяется пьяный? — небрежно осведомился Багс и, не останавливаясь, побежал к дому с криком: «Молоко!»

— Нет, — ответил Эдгар. — Он поехал в лес.

Эдгар любил смотреть, как работает Багс, опытный молочник, взрослый среди детей, любимец всех домохозяек.

— Вам сколько сегодня, миссис Меткаф? — спросил он.

— Кварту, Багс, — ответила женщина.

Эдгар видел, как Багс дважды погрузил оловянный ковшик в блестящий металлический бидон, каждый раз зачерпывая пинту густого молока. Еще небольшая добавка, а затем он повесил ковшик на край бидона, захлопнул крышку и, не теряя времени, направился к следующему дому. Багс был мастером своего дела, и Эдгар, подражая ему, на ходу начал играть в молочника.

Шагая по мостовой, он едва успел увернуться от грузовика. Следом ехал Рой Тилли на своем велосипеде с мотором, и Эдгар чуть не задохнулся от пыли.

— В школу опоздаешь, Эдгар! — крикнул ему Рой.

— Не опоздаю! — ответил Эдгар. Он не почувствовал насмешки, хотя до начала занятий оставалось еще добрых полтора часа. Чтобы убить время, Эдгар сделал крюк, завернув на городскую свалку, и только после этого неохотно поплелся к школе; он пролез под проволочную изгородь, не обращая внимания на ворота, как на нечто совершенно бесполезное.

Школьное здание делилось на две части: в одной помещалась средняя, а в другой — начальная школа. Дом был низенький, прижавшийся к земле под тенью двух-трех эвкалиптов и полузасохшего мастикового дерева; рифленая железная крыша покато спускалась к веранде, которая шла вокруг всего дома, делая его похожим на вытянутое бунгало. Кругом был пустырь, и только у подножия холма, где стояла школа, росла высокая трава и виднелось несколько деревьев. Еще дальше начинались болотистые луга, где паслись стада молочной компании Уильберфорс.

Двор школы был пуст, двери наглухо заперты. Эдгар не спешил приблизиться к ненавистному зданию. Он посидел на зеленом берегу канавки, ломая тонкую корочку льда в поисках лягушек, которых там не было. Затем пересек газон и поскакал вниз по сухому и твердому склону, брыкаясь, как лошадь. Там, у подножия холма, возле старого пня, он мог в одиночестве беспрепятственно вершить свой суд: экзаменовать учителей, драть их за уши, пороть ремнем и с позором выгонять из класса — на болото.

Покончив с этим, он вынул из кармана два мраморных шарика и, хоть сезон игры в шарики еще не начался, сыграл сам с собой партию около ворот. Потом повисел на воротах, ожидая, не придет ли кто из товарищей, и глядя, как оживает город, движутся лошади и повозки, проезжают грузовики и первая подвода с мусором тащится к свалке. Потом вприпрыжку пересек площадку, где обычно играли девочки, и встал на руки, упираясь ногами в залитую солнцем стену. В конце концов он уселся на землю, прислонился спиной к стене и, заложив руки за голову, стал думать о наступающем лете.

— Как Дела, Эдгар?

Это пришел Скотти Кэмпбелл.

— Порядок, Скотти! — ответил Эдгар и встал. — У тебя есть шарики?

— Дома у меня тысячи две наберется, но с собой нет.

Ни у кого из мальчиков не было и тысячи шариков, а тем более у Скотти — он плохо играл и был сыном бедных родителей. Но Эдгар был не так глуп, чтобы открыто уличать Скотти во вранье, так как Скотти давно искал случая подраться, а в драке его нелегко одолеть.

Полгода назад Скотти доставалось больше других, потому что он был из семьи иммигрантов и разговаривал на шотландском диалекте, которого никто из учеников не понимал. Над Скотти издевались все, не исключая и Эдгара; все, что имело отношение к Скотти, казалось смешным: его странная мать, носившая чепец и приезжавшая в город на подводе; рыжий отец, вечно погруженный в свою Библию; илистое болото у реки, на котором иммигрантский союз отвел им участок для фермы. Но смешней всего была его лошадь, Битсер, огромный битюг с косматыми ногами. Скотти, живший за пять миль, каждый день приезжал на ней в школу, и при виде восседающей на огромном тяжеловозе коренастой фигуры с англосаксонской физиономией весь город покатывался со смеху; так продолжалось до тех пор, пока однажды Скотти не соскочил со своей лошади, испустив дикий и непонятный клич горцев, и тут же, на улице, не положил на обе лопатки Джека Мэрфи, обозвавшего его скотиной. Вкусив крови, он скоро сумел проложить себе дорогу в общество мальчиков постарше и посильнее его и одновременно тешил свое тщеславие безудержным хвастовством, в котором звучал вызов всякому, кто вздумал бы сомневаться или противоречить.