Джон О`Фаррелл - Мужчина, который забыл свою жену Страница 3

— Нет, Бернард, моё состояние характеризуется другими симптомами. Ты ведь присутствовал, когда врач это объяснял.

— Прости, забыл! Ох, это, наверное, заразно!

Бернард не имел в виду ничего дурного и был вовсё не противным — просто неизбывно оптимистичным. Немного утомительно находиться двадцать четыре часа в сутки рядом с человеком, который полагает, что неврологическое расстройство можно излечить, повторяя себе «мир прекрасен».

— Вот что я тебе скажу: у меня в прошлом были моменты, о которых я с удовольствием позабыл бы! — хохотнул он. — Новогодняя вечеринка в 1999-м — ну, ты понял, о чём я? — И, закатив глаза, изобразил пьяного. — О да, это я не прочь забыть навеки! И одну девицу из танцевального сальса-клуба… да уж… Не могли бы вы стереть этот эпизод из официальной записи, господин Председатель?

Постепенно моё лечение перешло в ведение одного врача. Доктор Энн Левингтон, лет пятидесяти, на вид немного ненормальная, как всё неврологи, появлялась в больнице всего дважды в неделю. Но похоже, мой случай настолько поразил её, что она стала приходить каждый день. По её указаниям мне сделали сканирование мозга, утыкав всю голову датчиками, потом я прошёл аудиовизуальное тестирование. Но всякий раз активность моего мозга демонстрировала «абсолютную норму». Даже неловко, что во мне не нашлось кнопки, чтобы выключить мозг, а потом включить обратно.

Надо сказать, я отнюдь не сразу сообразил, что восторг доктора Левингтон по поводу моих результатов никоим образом не связан с пониманием того, что со мной случилось.

— О-о-о, как интересно!

— Что, что? — оптимистично вопросил я.

— Оба гиппокампа в норме, энторхинальный кортекс и височные доли в норме.

— Верно, и что это объясняет?

— Решительно ничего. Это-то и интересно! Никакого двустороннего повреждения височных долей или диэнцефальной средней линии. Видимо, ваша личная память сосредоточена в неокортексе, независимо от средней височной доли.

— Это хорошо или плохо?

— Ну, никакого явного объяснения или подобных примеров нет. Но тогда получается, что данная картина типична для мозга — просто чудо! Невообразимо!

Она в восторге хлопнула в ладоши, а я обмяк на стуле.

— Как именно функционирует память, где она хранится — это одна из самых запутанных областей. Невероятно захватывающий объект для исследований!

— Угу, отлично…. — потерянно кивнул я. Это всё равно как во время операции на открытом сердце услышать: «Ух ты — что это за штука такая постукивает в своём собственном ритме?!»

Через несколько дней доктор Левингтон пришла к определённому заключению и явилась сообщить, что, по её мнению, произошло. Она говорила так тихо, что Бернарду пришлось даже прикрутить радио у себя за занавеской, чтобы удобнеё было подслушивать.

— Случаи, подобные вашему, зафиксированные в Соединённых Штатах и вообще в мире, подтверждают, что вы пережили «психогенную ретроградную амнезию», буквально «вылетели» из прошлой жизни. Это могло быть спровоцировано сильным стрессом или неспособностью справиться с какими-то переживаниями.

— Психогенная амнезия?

— Да. Каждый год несколько человек в мире переживают нечто подобное, хотя нет двух абсолютно идентичных случаев. Утрата личных предметов, таких как телефон и бумажник, была, возможно, обдуманным шагом с вашей стороны в тот момент, когда вы соскользнули в состояние амнезии. Это нормально — не сохранять воспоминаний, когда сознательно уничтожаешь всё следы прежней жизни. Вы, безусловно, не утратили память полностью, иначе были бы подобны новорожденному младенцу. Пациенты с ретроградной амнезией обычно помнят, к примеру, кто такая принцесса Диана, но могут не знать, что она погибла.

— Париж, 1998-й, — немного рисуясь, объявил я.

— 1997-й! — донесся из-за занавески голос Бернарда.

— То, что вы помните внеличностные события, создает неплохие предпосылки для восстановления личных воспоминаний и возвращения к прежней жизни.

— Но когда именно?

— Тридцать первого августа, — заявил Бернард. — О её смерти сообщили около четырёх утра.

Доктор Левингтон с самого начала была не слишком оптимистична по части прогнозов, а в итоге вообще признала, что нет никаких гарантий, что я смогу окончательно выздороветь. И я остался один на один с жуткими мыслями. Созерцая зелёные занавески вокруг своей кровати, я прикидывал, вернусь ли к своей прошлой жизни.

— А может, ты серийный убийца? — невозмутимо вопросил Бернард.

— Прости, Бернард, это ты мне?

— Она же сказала, что провал в памяти бывает вызван необходимостью отгородиться от прошлого, так вдруг ты не мог вынести мучений от того, что тебя никак не поймают? Тебя — убийцу несчастных бродяг, чьи тела покоятся в морозильных шкафах в подвале твоего дома.

— Восхитительная идея. Благодарю.

— А что, вполне возможно. Или ты, к примеру, террорист.

— Давай надеяться, что всё-таки нет, идёт?

— Наркодилер. Скрываешься от китайской Триады!

Я предпочёл промолчать — в надежде, что гипотезы иссякнут.

— Сутенер… Маньяк-поджигатель…

Где-то тут должны быть наушники. Я заглянул даже под тумбочку, разыскивая то, что заглушило бы перечисление отвратительных преступлений, которые могли спровоцировать мою амнезию, — центральное место занимали «педофил», «вивисектор» и «банкир».

Предположения Бернарда я отмёл как абсолютно смехотворные, но чуть позже жутко перепугался, когда мне сообщили, что в кабинете старшей медсестры меня ожидают два полисмена. Нет, они вовсё не собирались арестовать меня за военные преступления против гражданского населения Боснии, как поспешил объявить Бернард, а просто принесли толстенную папку «Без вести пропавших», которую и принялись неторопливо просматривать, внимательно изучая каждое фото и сравнивая его с моей физиономией.

— Ну это точно ничего общего, — встрял я, отчаянно мечтая обнаружить свои данные на одной из страниц.

— Мы обязаны просмотреть каждый файл, сэр.

— Но я не такой толстый. И не чернокожий. И не женщина.

Они пристально рассматривали меня, словно подозревали, что я пытаюсь скрыть свои африканские или женские характерные признаки, потом нехотя перевернули страницу.

— Хм, что скажете? — Полицейский переводил взгляд с меня на фотографию морщинистого старикана.

— Но ему же лет восемьдесят! — возмутился я.

— Эти люди часто выглядят старше своего возраста, сэр. Они живут на улице, иногда употребляют наркотики. Как давно у вас эта борода?

— Э-э, ну… с того момента, как я вообще что-либо помню.

— Давайте приблизительно. Месяц, год, десять лет?

— Да не знаю я! Вам же сказали, у меня ретроградная амнезия, до событий прошлого вторника в моём сознании — чистое пустое поле.

Они переглянулись, несколько раздражённо качнули головами и продолжили искать сходство между мной и девочкой-подростком, сикхом, джек-рассел-терьером, — последнего, впрочем, всё же сочли случайно попавшим не в ту папку.

Тот факт, что никто не объявил меня пропавшим, был весьма красноречив. Никаких срочных сообщений в новостях, слёзных просьб о помощи от любящего семейства, полосных объявлений в газетах о пропаже драгоценного мужа, отца или коллеги. Интересно, я и до амнезии был настолько одинок? Может, именно стресс одиночества вызвал ментальное потрясение, очистившеё грифельную доску, дабы я начал жизнь заново?

Каково бы ни было моё прошлое, я мечтал, чтобы меня забрали с этого необитаемого острова, затерявшегося в восьмимиллионном городе. Я готов был запалить огромный костер на берегу, отправить письмо в бутылке, выложить гигантские буквы на песке для пролетающих самолетов.

— А мы не можем разместить объявление в газете? — приставал я к медсестре. — Например: «Вы знаете этого человека?» — и рядом моя фотография.

И хотя ей постоянно не хватало ни времени, ни чуткости, в конце концов она всё же признала, что идея недурна. Пока она нервно названивала в «Лондон ивнинг стандард», я торчал в её крохотном кабинетике. Сестра объясняла мою ситуацию, периодически прикрывая трубку рукой, чтобы передать мне вопросы с другого конца провода.

— Они спрашивают, вы выдающийся пианист или что-то в этом роде?

— Ну, не знаю… не помню. Давайте я сам с ними поговорю?

— Он не знает. (Пауза.) Может, вы математический гений или блестящий лингвист?

— Понятия не имею. Но кроссворды и прочие судоку в книжечке Бернарда я в состоянии решить. Не лучше мне самому поговорить?

— Он умеет решать несложные судоку. Это ничем не поможет?

Вероятно, в редакции не нашлось свободных людей, чтобы послать в больницу, но они сказали, что могли бы опубликовать материал, если мы пришлем подробный рассказ, приложив самое свежеё фото. На следующий день в газете появился огромный разворот, озаглавленный: «Кто этот таинственный незнакомец?» И фотография ухоженного молодого человека рядом с Пиппой Мидлтон на благотворительном матче в поло. Я дважды пролистал газету, но не нашёл ни слова о себе. Оказалось, что они вообще-то собирались разместить мою историю, но потом раскопали новость про загадочного спутника невесты принца Уильяма, и редактор сказал, что в одном номере поставить двух «таинственных незнакомцев» — это слишком. Журналист, который с нами разговаривал, успел уйти в отпуск, поэтому работу над потенциальным материалом поручили другому репортёру «Скажите, — начала она, — вы ведь выдающийся пианист или типа того?»