Елизавета Ланская - Принцесса из собачьей будки Страница 3

— Бабуля, это я, Оксана. Открой, пожалуйста, пусти переночевать.

Скрипнул засов, брякнул замок. Дверь открылась. Не решаясь переступить через порог, девочка ждала, что Алевтина Викторовна примется ругаться, а может и драться от злости, что ее разбудили. Но та лишь поморщилась, почмокала губами и, не сказав ни слова, отступила. Хотелось ей сказать, мол, приперлась, малахольная, да вспомнился недавний кошмарный сон, в котором сердце из груди выскочило. Сон как в руку. Не бессердечная она все же — пустит девочку, а завтра разберется.

Как только солнечные лучи запрыгали на подоконнике комнаты, в которой, подперев ладонью щечку, спала Оксана, голос Алевтины Викторовны продребезжал о том, что спать с нее хватит, пусть встает и принимается за дела. Делами оказались мытье посуды со стиркой и кормлением собак. Больше всего из этого маленькой Оксане не нравилось стирать — неприятно было елозить бабушкиными панталонами и сорочками по стиральной доске, от которых девочку воротило, так что она всеми силами сдерживала рвоту.

Зато она очень любила возиться с собаками. Они так приветливо виляли хвостами, так звонко заливались лаем, что улыбка сама собой расцветала на лице. Приглянулась девочке Найда — большая собака с пушистой шерстью и выразительными глазами, словно человеческими. Оксана не разбиралась еще в породах собак, но понимала и так, что Найда — самая добрая на свете, самая преданная.

— Ух ты, да у тебя скоро щенки будут! — с восторгом воскликнула девочка, когда Найда легла на бок, подставив солнечному теплу свой огромный живот. Конечно, девочка отличила это сразу, потому что Найда сильно поправилась, да к тому же соски у нее вспухли. Замечать такое Оксану научил Миша и девочке это нравилось. Может быть, когда она станет взрослой, будет спасать животных, определять болезни и справляться с ними. Оксане думалось, что с животными куда проще и интересней общаться, чем с людьми, ведь они не предают, не обманывают.

— Ау, ветеринарша, сейчас ворона в рот заскочит, вот узнаешь! — звонкий смех прокатился по двору. Девочка подняла глаза. Верхом на заборе, словно заправский ковбой, сидел Костя. Оксана просияла, только хотела подбежать к брату, но он уже сам в несколько прыжков приблизился к ней и обнял. — Ну, привет, сеструха! Опять ты здесь? А мамка с папкой что, совсем буйные?

— Не совсем, — отстраняясь от брата, пробурчала девочка, — может я просто соскучилась без вас!

— Ха-ха! Да уж! Особенно скучно без нашей чокнутой бабульки приходится, правда?

Оксана не хотела отвечать, брат откровенно задирался, а ссориться не хотелось, потому

что настроение и так не веселое. И тут как раз, словно долгожданное спасение, появился Миша. Давно сестренка не видела братьев, удивилась, как они выросли. Про Мишу так и говорить нечего — высокий, плотный, с небольшим пушком первых усов над верхней губой, он смотрелся на все 18 вместо своих двенадцати. В общем-то, он и был заводилой, командиром, которого Костя во всем слушался, чьему примеру следовал. Костя, хоть и старший, но не такой шустрый, сноровистый. Не в тягость ему было уступить лидерство Мишке. Вот и теперь Миша заговорил тоном знатока, понимающего в жизни больше, чем следует.

— Оксанка, дуреха! Чего шляешься туда-сюда? Дома не сидится? Чем не нравится тебе с предками жить?

— Тем же, чем и тебе, — огрызнулась девочка. — Сам-то что здесь просиживаешь, прячешься?

— Ничего не прячусь. Бабке помощь нужна, она же — старая. Челюсть снимет, на полку положит и забудет, где оставила, а потом ходит и голосит, мол, зубы сняли последние. Такого гонору нагонит, особенно если подскажешь ей, куда руку притянуть за челюстью. В общем, и смех и грех!

— Ну и пусть. Я с вами хочу. Дома хуже. Там или пристанет кто или сопьюсь с ними, не жалко разве меня?

— Ого, совсем как взрослая говоришь! — Мишка притворно удивился.

— Ладно, Миха, оставь ее в покое. Мелкая ведь еще. На самом деле, жить там невесело, а тут — хоть не одна, заступиться есть кому.

Возразить на это было нечего. Миша молчал, а значит соглашался. Потом вдруг заговорил заговорщицким шепотом, обращаясь к Косте и Оксане одновременно.

— Костик, помнишь, мы собирались тут с тобой одно дельце провернуть? Давай тогда и Оксанку с собой возьмем, пусть включается? Шустрее соображать начнет, а?

— Опасно с одной стороны.

— Уж всяко не опаснее, чем с предками жить под одной крышей.

Костя согласно кивнул. Они не говорили вслух, но Оксана видела, что нечто важное решается между ними, и в этом важном она примет участие.

Следующим утром вышли на рассвете. Куда шли, для чего — сестра не спрашивала. Она считала, что взрослые на то и взрослые, что лишнего не говорят, а ведь она — взрослая. Пусть братья тоже видят это, тоже понимают. Пришли к пятиэтажному дому. Костя и Миша направились в подъезд, который Оксане был незнаком, но и тут девочка смолчала. Мальчишки стали стучать в квартиры. Девочку терзало любопытство, почему выбрали именно эти квартиры, а не другие, чего хотят и вообще — что это за игра такая — сперва стучать, а когда открывают, — прятаться? Наконец, она не выдержала и спросила разрешения тоже поиграть в эту игру. Ей досталась квартира номер 21 на втором этаже. Оксана принялась стучать. Никакого ответа. Тогда братья сказали, чтоб стучала сильнее, и она принялась с тройным усердием колотить в дверь. Опять тишина. Тогда Костя подмигнул Мише, и они принялись на пальцах что-то высчитывать. Когда высчитали, выбежали из подъезда, немного обошли дом и притормозили напротив одного из окон. Можно сказать, что сегодня им везло вдвойне, потому что окна выходили в небольшой палисадник, который жители старательно взращивали, так что кусты с еще не опавшими листьями были хорошим прикрытием.

— А теперь слушай, мелкая. Сейчас ты встанешь мне на плечи и как раз дотянешься до окна. Откроешь форточку, пролезешь в квартиру и откроешь нам с Костей дверь, поняла?

Оксана угукнула, верная своему намерению быть взрослой и лишнего не спрашивать. В первый раз в жизни она что-то делала вместе с братьями, а потому подвести не могла, иначе ее бы сочли за сопливую неумеху. Взгромоздившись на Мишины плечи, так как он был выше Кости, девочка стала тянуться к форточке. Пальчики чуть не доставали. Оксана пыхтела и кряхтела, пытаясь дотянуться. Ничего не выходило. Тогда Костя шепотом подсказал, чтобы она немного подпрыгнула. Делать это было рискованно, страшно, но трусость показать было хуже. Оксана слегка подпрыгнула. Одна нога чуть не соскользнула с Мишиного плеча, но ручка вовремя ухватилась за оконный выступ. Девочка подтянулась и взобралась на карниз. Довольная успехом, она теперь решительно открыла форточку и протиснула свои маленькие худенькие плечики внутрь, а потом и целиком проскочила внутрь, словно гуттаперчевая. Через минуту замки были открыты, и мальчики вошли в дом. Она не понимала, что происходит, когда увидела, как сумки братьев быстро наполняются чужими вещами.

— Зачем это нам? — наивно спросила она Костю, которого не так боялась как Мишу, — это ведь чужое, а брать у чужих — плохо.

— Плохо голодными и ободранными ходить и перебиваться с картошки на макароны, — отозвался со смешком вместо старшего брата средний. Что на это сказать, Оксана не знала, потому что Миша был прав, макароны с картошкой действительно приелись, а вкус другой пищи она, казалось, уже совсем позабыла…

Итак, набрав вещей и незаметно ускользнув, ребята отправились на рынок, где некоторые вещи продали и выручили за них деньги, другие же обменяли на продукты. Целых три дня дети питались как богачи, не отказывая себе во всяких вкусностях. Бабушка, естественно ни о чем не знала, потому что припасы были спрятаны надежно в подвале, в ящике. Костя и Миша запирали ящик на замок, так что ни одна крыса не могла проникнуть в него.

С того самого дня как братья впервые взяли с собой Оксану на «дело», она утратила границу между плохим и хорошим, правильным и ошибочным. Для нее отныне существовал только закон потребности, так что, если что-то у кого-то плохо лежит, это не значит, что воспользоваться этим запрещается. Пусть потом на себя пеняют, что плохо положили.

Глава 3. Разлучаться и напиваться

У бабушки в доме ничего особо интересного найти было невозможно, поэтому играть Оксане было не с чем, если не считать самодельных качелей, которые братья сделали во дворе из веревок и старой шины. Конечно, если бы Алевтина Викторовна была чуть подобрее, поинтеллигентнее, то она бы не пожалела для внучки ничего из вещей, которые хранила на чердаке, ведь все равно, как она выражалась, это был хлам. Но даже его женщине было жаль. По крайней мере, так понимала ее Оксана, когда видела, как бабушка запирает старенькую дверь на большой чугунный замок. Девочке как-то не приходило в голову попросить братьев о том, чтобы они хитро устранили хлипкую преграду, пока однажды сделать это не предложил Костик.