Кайли Фицпатрик - Гобелен Страница 3

Теперь что касается моего решения как можно больше узнать про поколения моей семьи. Работа продвигается очень медленно — это подтвердит тебе любой, кто поддался глупому желанию проследить собственную генеалогию. Мне повезло, я подружилась с Джоан Дэвидсон, которая работает в Центре изучения генеалогии здесь, в Кентербери. Она невероятно добра и терпелива, к тому же очень скрупулезна. Она начала с изучения приходских метрических книг в Кентербери. Самые ранние из них относятся к шестнадцатому веку, хотя у меня сложилось впечатление, что за прошедшие века многие фамилии значительно изменились. Это из-за отсутствия единого написания, разницы в произношении, принятой в разных районах, а также из-за того, что иностранные имена переделывались на английский манер. Поэтому я часто оказываюсь в тупике. Я думаю, что моим единственным преимуществом является тот факт, что в Англии сохранились самые старые архивы.

Сейчас мой сад напоминает кладбище, и единственное зеленое пятно в нем — это плющ на фасаде дома. Я посадила на клумбе у задней двери фуксии, а между тюльпанами — маки. Надеюсь, в этом году над входной дверью все же зацветет глициния.

На следующей неделе я планирую сходить в Кентерберийский архив, поскольку мне стало известно, что там хранится много древних публикаций. Некоторые из них написаны местными историками. Надеюсь, это поможет мне лучше узнать историю города. Пока я не могу сказать наверняка, что до Маргарет, моей бабки (женщины-купца, о которой, как я смутно припоминаю, мне рассказывала мать), здесь жили наши предки.

Точно знаю, что ты спросишь об этом, поэтому отвечаю — нет, я еще не получила результаты анализа крови, но чувствую себя вполне прилично и продолжаю считать, что ты зря устроила переполох.

Надеюсь, дорогая, что у тебя все хорошо и зимний семестр в университете не кажется тебе слишком длинным. У меня такое ощущение, будто после рождественской лодочной вечеринки прошло сто лет! С нетерпением жду твоего приезда.

С любовью,

От последних слов Лидии у Мадлен потеплело на душе. Многие говорили, что завидуют таким ее отношениям с матерью и тому, что они с удовольствием проводят время вместе. Однако письмо ни в коей мере не объясняло, почему Лидия прислала ей документ на латыни. Мадлен решила вечером позвонить матери и поговорить с ней.

Она повернулась к монитору и набрала пароль для входа в электронную почту. Проигнорировав письма, которые имели отношение к работе, она открыла сообщение от Розы.

Пора положить конец твоему затворничеству. Как насчет ланча?

Мадлен улыбнулась. Ланч с Розой — это как раз то, что нужно для поднятия настроения. Другое письмо было от Питера. Она поколебалась пару мгновений, прежде чем открыть его. Следовало подготовиться к тому, что могло быть в нем написано. Питер писал только тогда, когда собирался отказаться от встречи, — он был слишком труслив, чтобы делать это по телефону.

Мэдди, похоже, мне не удастся сбежать из Байе после выходных, хотя, разумеется, я бы с радостью тебя повидал. Церковное мероприятие в Кане отменилось, но у меня появилось другое дело. Надеюсь, ты не строила планы касательно моего визита — ты ведь знаешь, какая у меня жизнь!

Да, Мадлен знала, какая у Питера жизнь, — его жизнь как раз и стала причиной того, что они расстались. Это случилось давно, но ее до сих мучила мысль о том, что свою работу он поставил выше их отношений.

Мадлен влюбилась в Питера, когда оба были еще студентами и учились в Париже. Он специализировался в латыни, и это стало главной причиной, по которой она продолжила заниматься основами христианской латыни — единственным предметом, на лекциях по которому они могли встречаться. Студенты сидели полукругом в маленьком классе. Во время самого первого занятия она оторвалась от тетради и посмотрела Питеру прямо в глаза. Они были ясными и серыми, точно подземные озера, чья поверхность всегда остается неподвижной. Считается, что глаза — зеркало души, однако с Питером все обстояло иначе. Его душа, как она узнала позднее, была беспокойной и тревожной. Питер обладал способностью выглядеть внешне совершенно невозмутимым, даже когда в душе бушевала буря, и тогда это казалось Мадлен невероятно привлекательным. В те времена ее юный ум переполняли сомнения и страхи, и она постоянно была возбуждена. Впрочем, со временем мало что изменилось.

За годы, прошедшие после разрыва с Питером, у нее то и дело появлялись потенциальные партнеры. Несколько больше, чем ей хотелось вспоминать, — хотя никому не удалось продраться сквозь шипы к ее сердцу так близко, как это удалось Питеру.

— Говорят, любовь приходит только раз в жизни, — утешила ее Роза, когда последний из краткосрочных друзей Мадлен исчез за горизонтом. Это было больше двух лет назад. Роза, разумеется, была разочарована тем, что Мадлен перестала коллекционировать мужчин, хотя ясно дала ей понять, что не одобряет Питера, навесив на него ярлык типичного француза — без компенсирующего эффекта ловкости в постели.

— Очевидно, я пропустила самую интересную часть твоей жизни, — грустно говорила она. — С тех пор как мы познакомились, ты только и делаешь, что рано ложишься спать и избегаешь вечеринок, на которых присутствует больше трех человек. Надо жить, Мэдди.

Вспомнив слова Розы, Мадлен поняла, что проверка студенческих работ — не самая веская причина для отказа пойти к ней на вечеринку.

Она заставила себя не думать о Питере — устала от эмоциональных испытаний, которыми была полна дружба с ним. Сейчас больше всего на свете ей хотелось кофе.

Шум в университетском кафетерии во время ланча был на несколько децибелов громче, чем в нормальной жизни. Мадлен взяла пару бутербродов и эспрессо и начала пробираться сквозь погруженную в разговоры толпу к столику у одного из длинных окон, выходящих на большой центральный двор. И сразу же увидела Розу, которая, как всегда, опаздывала и быстро шагала по зеленой лужайке, — яркое пятно среди скопления студентов, одетых в серое, черное и хаки. Роза всегда заканчивала свои лекции после звонка и категорически отказывалась замолкнуть, пока не произносила все, что задумала. Так было не только в студенческой аудитории.

Роза была итальянкой и часть своего времени работала в университете — преподавала историю искусств. Остальное время она посвящала моделированию одежды. Если бы вы попросили ее дать определение себе самой, она, скорее всего, произнесла бы только одно слово — «незамужняя». Это было ее принципом. Она считала, что брак хорош ровно столько времени, сколько продолжается свадебная вечеринка. Роза судила по своему личному опыту. Кроме того, она была ходячей палитрой красок. Сегодня, например, она была наряжена в малиновую кружевную блузку (с лифчиком цвета лайма) и красные кожаные джинсы. Роза была миниатюрной и кругленькой, но любила свое тело и нисколько не комплексовала по этому поводу.

Роза считала, что Мадлен угрожает опасность стать Филиппом женского пола среди динозавров, которые водятся на историческом факультете, поэтому задалась целью спасти ее от опасностей одиночества и раннего отхода ко сну. Сегодня она, что было ей совсем не свойственно, довольно философски отнеслась к привычному заявлению Мадлен, что та не сможет прийти к ней на вечеринку. Возможно, причиной тому явился факт, что пару минут назад она закончила читать лекцию, посвященную образам богинь в истории искусства.

— Женщин неминуемо преследуют души их матерей. От этого никуда не денешься. Твоя мать англичанка, а потому не удивительно, что ты такая замкнутая! В этой культуре рождаются люди, которые обожают предаваться размышлениям, тоскливым, как погода на их острове.

Широко распахнутые глаза Розы были полны пламенной страсти, которую пробудила ее собственная речь. Девушка была по-итальянски порывиста. Обычно ей не удавалось одновременно разговаривать по телефону и держать бокал с вином, потому что одной рукой она жестикулировала.

— Посмотри на архетип богини Матери Земли — созидательницы и разрушительницы в одном лице, — продолжала она.

Мадлен пила кофе маленькими глотками и с подозрением поглядывала на Розу.

— Это все притянуто за уши. Тот факт, что меня не интересует канское общество, не имеет никакого отношения к моей матери. Кроме того, далеко не все англичане предаются тоскливым размышлениям — это довольно глупое клише.

Мадлен решила не говорить Розе про средневековое литературное произведение, которое так увлекло ее утром. Она опасалась, что восхищение столь академическим предметом заставит подругу окончательно зачислить ее в разряд пропащих.

Роза ее не слушала — она уже не могла остановиться.