Агония Иванова - Проощание с детством Страница 3

— Он внушает мне надежду, потому что это последнее первое сентября в моей жизни! — радостно призналась Лариса, но старая женщина отчего-то нахмурилась.

— Поосторожнее со словами, моя дорогая, — одернула она девушку, — в школе ты хотела сказать.

— Да, — легко согласилась Лариса и присела на свободный стульчик со спинкой, обшитой тканью. Такими старинными стульями был заставлен весь музей. Помимо десятка бездарных картин местных художников, гипсовых и бронзовых физиономий вождя и одного-единственного полотна заслуженного автора и вот этих антикварных стульев, смотреть здесь было не на что. Да народ и не спешил любоваться на профили главы союза и картины, которые успели приестся и надоесть, поэтому Анастасия Вячеславовна скучала здесь в полном одиночестве и очень радовалась появлению внучки.

— Еще будешь вспоминать школьные годы… — задумчиво произнесла женщина и прикрыла глаза, утонувшие в глубоких складках морщин, словно отправляясь в странствование по волнам своей памяти, — прекрасные семнадцать лет. Ты влюблена?

Лариса отчего-то смутилась, робко покачала коротко стриженной головой и вздохнула.

— Все еще впереди у тебя, — с улыбкой проговорила Анастасия Вячеславовна и погладила Ларису по волосам, любуясь чистой и хрупкой красотой девушки. В ней было что-то трогательное и прекрасное, что бывает только в тех, чьи черты омрачены горем и лишениями, которые им приходится терпеть.

— Да кто на меня посмотрит, — сказала без тени улыбки Лариса, — птушница на картошке, — она подавила смешок и облизнула полные губы и добавила нежно, — зато ты у меня, особа видная!

— Да Бог с тобой, — вздохнула Анастасия Вячеславовна.

— Ну правда, ба! — Лариса прижалась к ее груди лицом, отдавая эту невостребованную нежность, которой у нее было в избытке, как у котенка, которого выбросили на улицу. — Она острит, а я скучна, сижу, потупя взгляд…

— Ну, как назло, семнадцать мне, а Ей под пятьдесят, — закончила за нее старая женщина и довольно улыбнулась, радуясь и гордясь внучкой, но тут же погрустнела, — если бы под пятьдесят. Лара, — только она называла ее так, — засиделась ты со мной…

— И в правду, бабушка, — огорчилась Лариса, поглядев на настенные часы, — опоздаю на смену, будет выговор… Побежала я, не скучай здесь, — она коротко поцеловала морщинистую щеку и выбежала прочь.

Анастасия Вячеславовна подняла глаза к потолку, на котором красовалась псевдо-старинная люстра, изготовленная специально для музея по фотографии старой, когда-то висевшей в этом доме, до того, как его разорили и разграбили большевики. Где-то там над потолком в черных, как змейки трещинках, над еще двумя этажами здания музея, было голубое ясное небо с ленивыми облаками, которые неторопливо плыли куда-то, напоминая огромных белых китов. На одном из них, по предположениям Анастасии Вячеславовны, должен был восседать кто-то, кто создал этот мир и не в первый раз она спрашивала его, почему он так несправедливо обошелся с этой девочкой.

Книга выскользнула из расслабившихся пальцев и Анастасия Вячеславовна смахнула ими слезинки, бежавшие по щекам, смачивавшие живительной влагой сухую старую кожу.

Лариса переодела свой огромный, но такой любимый, от того, что он был связан бабушкой, свитер на нелепую форму забегаловки, где она работала, и вышла на кухню, где уже во всю кипела работа. Ее чуть не облили кипящим маслом, она чудом избежала столкновенья с ножом и еще какое-то время пребывала в некой прострации пытаясь заставить себя привыкнуть к этому новому шумному и быстрому миру. Он ничуть не напоминал нежную тишину старого музея, его прохладный воздух, пропитанный пылью с тонким пикантным ароматом плесени. Сколько воспоминаний было связано с этим местом, сколько она девочкой, кружилась в просторных залах, представляя, что она какая-нибудь графиня, владеющая этим домом, на балах, на приемах. Как читала там книги, которые ей давала бабушка звонким смешным детским голоском…

— Какая-то ты сегодня не расторопная, — заметила ее сотрудница Юля, пакуя пакеты, а потом исчезла, относя их к кассе. Лариса только хотела придумать какое-то оправдание, как к ней подскочила кассирша Алена и утащила за руку в другое помещение.

— Ларис, постой вместо меня, мне нужно помочь Маше отменить заказ, — попросила она и проводила девушку к своему кассовому аппарату, — пятнадцать минут. Я тебя обожаю, — эти слова не предполагали возражения, и Лариса только грустно кивнула. Стоять за кассой здесь была большая честь, ведь это дело было достойнее, чем возиться в гадким мясом, вонявшим чем-то химическим или получать ожоги, работая с кипящим маслом. В какой-то мере сбылась ее мечта и то, что ей обещали, когда она только пришла сюда работать, еще не зная, что будет драить унитазы.

До работы с кассой нужно было еще дослужиться, а это ей не позволяли не возраст, не стаж. Она была самой маленькой из постоянных работников и не имела даже трудовой книжки, что было говорить о каком-то уважении. Тем более таком уважении, как касса!

— О, прелестное создание, — Лариса подняла глаза от кнопок, когда услышала именно такое обращение к себе и ее постная наигранная улыбка поспешно уползла с лица. По ту сторону прилавка стоял очень привлекательный мужчина, но Лариса не привыкла оценивать красоту внешнюю, всегда отдавая предпочтение красоте духовной, как ее учила бабушка с самого раннего детства. Но сейчас она просто не могла остаться равнодушной — если бы не темные волосы, она бы сравнила незнакомца если не с Аполлоном, то Дорианом Греем как минимум, но эта аналогия показалась ей опасной. Слишком уж коварно, подобающе именно этому персонажу, улыбался незнакомец, а его прозрачные зеленые глаза изучали ее слишком внимательно. Это все очень опасно, но пока она всего лишь кассир ей ничего не угрожает. Впрочем, нет. Пока она кассир, она может угодить в любую западню, поэтому нужно вспомнить о том, что она Лариса.

— Что будете заказывать? — без энтузиазма спросила она, постукивая пальцами по кнопкам с номерами заказов.

— Зеленый чай, пожалуйста, — ответил он, поправляя ворот безупречно белой рубашки, — а лучше два. Ведь Ундина не откажется?

— У Ундины нет перерыва, если вы обо мне, — спокойно отказала Лариса, но сравнение ее потешило, она попыталась найти в себе хоть что-то общее с этой призрачной девой, но тщетно.

— С сахаром? — чуть более миролюбиво осведомилась девушка, незнакомец покачал головой, — может быть пирожок? — он снова ответил отрицательно. Лариса оформила заказ, думая о том, что тоже любит зеленый чай без сахара, особенно, если он остыл, но пробила все-таки один. Она чувствовала, что ничем хорошим знакомство и распитие любых, даже не алкогольных напитков, с незнакомым мужчиной на много старше ее, ей не светит.

Вернулась Алена и проводила Ларису обратно, обещая за то, что та помогла ей, вечером угостить ее чем-нибудь, и девушка рада была бы отказаться, но голод был сильнее гордости.

Весь остаток смены она на автомате выполняла свои обязанности, мысленно находясь где-то далеко, даже дальше, чем музей, где работала ее бабушка и дальше, чем страницы книг, которые заменяли ей игрушки.

«Ундина? Почему Ундина? — думала она, но тут же спорила с собой — да так просто ляпнул первое, что пришло в голову».

Так получилось, что у нее появилась возможность получить ответ на свой вопрос. Незнакомец, любивший зеленый чай без сахара, поджидал ее у выхода, нервно комкая в пальцах край пиджака. Увидев ее, он улыбнулся и на его лице выразились чувства человека, измученного долгим ожиданием. Лариса прикинула, сколько ему пришлось бродить в окрестностях забегаловки и даже прониклась к нему если не симпатией, то сочувствием.

На город спускалась ночь и на бульваре уютно горели витрины дорогих магазинов, в которых она никогда не была и старалась не заходить, чтобы не терзать себя глупыми мечтами. Лучше они с бабушкой будут хорошо есть целый месяц, чем она будет красоваться, как Рита Польских.

— Вы меня ждете? — недоверчиво осведомилась Лариса, мужчина кивнул.

— Ты не против? — спросил он, Лариса только равнодушно пожала плечами, кутаясь в свой свитер, ей отчего-то было холодно. Незнакомец заметил это, хотел набросить ей на плечи свой пиджак, но она остановила его.

— Почему Ундина? — вырвалось у нее. Она грустно посмотрела на свое продрогшее маленькое костлявое отражение в витрине какого-то роскошного магазина, где красовались манекены, разнаряженные как на приеме, а внутри блуждали некрасивые женщины, старавшиеся с помощью красивых вещей скрыть уродство тела и души. Лариса в стекле была невысокого роста, коротко стриженной, похожей на мальчика, а не на Ундину.

— Я чувствую себя рыцарем, приехавшим в глушь и увидевшим на пороге хижины деву с глазами, как речная гладь, — восторженно сказал незнакомец и Лариса почувствовала уважение к такой красивой фразе, но тут же одернула себя.