Виктория Токарева - Полосатый надувной матрас Страница 3

Так было легче думать. Если признать, что не завидует и не дура, то получается, что Люся – крыса, попавшая в мышеловку времени. И так же взметнулась к любви, а значит, к жизни, перед тем как быть выброшенной на вечный холод.

Люся подошла к зеркалу и посмотрела на себя. До войны это зеркало жило на даче, в ее комнатке, у окна, откуда была видна речка с маленьким островком посредине. Все время казалось, что островок уйдет под воду, но после войны прошло почти пятьдесят лет, а островок не уменьшился.

Люся вдруг вспомнила, как отец привез ей из заграницы надувной матрас, сине-красный, полосатый, вызывающе нарядный. Он был один-единственный на всем пляже и даже в Советском Союзе. Таких у нас в стране не делали. И вообще никаких не делали, не было еще ни надувных матрасов, ни телевидения, ни ракет. Двадцатый век только начинался.

…Люсе тринадцать лет, у нее белые шелковые волосы, как у русалки, большие синие глаза. Она плавает по речке на надувном матрасе, и все смотрят на нее и на матрас, и соседский мальчик, студент третьего курса, – тоже смотрит. А рядом с ней в воде барахтается десятилетний Ромка, сопливый, стриженный наголо, хватается за матрас мокрыми красными руками. Хочет влезть. Он влюблен в Люсю и унижает ее своей влюбленностью. Люся отпихнула Ромку ногой, попала пяткой в нос. Ромка обозлился и поплыл к берегу. Потом очень быстро вернулся и продырявил матрас железным гвоздем. Матрас зашипел, стал погружаться в воду. Люся нырнула, схватила Ромку и стала топить. Тот вывернулся, доплыл до берега и бросился бежать. Люся тоже выскочила на берег и послала ему вслед камень – небольшой, с куриное яйцо. Камень попал в голову, Ромка взвыл, и у него тут же, прямо на глазах, выросла шишка. Люся испугалась, выловила из воды свой раненый матрас и пошла домой.

Через полчаса на дачу явилась Ромкина мать, продавщица пива, известная в дачном поселке матерщинница. Но сейчас она не кричала, а спокойно спросила:

– Люся, что это такое?

Из-за ее спины, как наглядное пособие, выглядывал Ромка со своей шишкой.

– Он мне матрас продырявил. – Люся показала на безжизненно опавший матрас, брошенный в углу.

– Ты должна была прийти ко мне и сказать. Я сама бы с ним разобралась. А ты посмотри, что ты сделала. Ты же могла его убить…

Ромка ехидно выглядывал из-за спины.

– Чтобы это было в первый и последний раз, – предупредила Ромкина мать и пошла прочь, увлекая Ромку за собой.

Дверь за ней захлопнулась. Если бы Ромкина мать визжала и проклинала, было бы легче. Но она отчитала Люсю с большим достоинством, что подчеркивало ее правоту и Люсину низость. Люся почувствовала, как слезы ожгли глаза. Она стояла возле окна и смотрела в никуда. И вдруг ее взгляд совершенно случайно упал на зеркало, и Люся обомлела от того, что увидела: глаза, полные слез, казались еще больше и еще синее, нежный овал лица, высокая шея и кантик вокруг воротничка. «Какая я красивая…» – ошеломленно поняла Люся. Это было ее первое осознание себя. Может быть, именно в это лето она вдруг проклюнулась, как цветок из бутона, для дальнейшего буйного цветения. Люся забыла про матрас и про неприятности. Стояла, как громом пораженная своим открытием: КАКАЯ Я КРАСИВАЯ…

Сегодняшняя Люся через шестьдесят лет смотрела на себя в то же самое зеркало. Время, конечно, положило свои следы, выдавило глаза, высушило волосы, но ТА, прежняя Люся, была видна в сегодняшней. Просвечивала, как сквозь мутное стекло. Та же самая девочка, просто она очень много плакала, исплакала все лицо и устала от утрат.

«А где матрас?» – вдруг вспомнила Люся. Она его не выбросила. Нет. Долгое время покрывала им стол на веранде. Получилась сине-красная прорезиненная скатерть. Потом стелила собаке Найде. Потом вырезала из него кружки и заклеивала шину на велосипеде. А сейчас он валяется в сарае среди прочего хлама – рваный, линялый, стершийся от времени. Но ведь он был… Такой яркий, такой сине-красный и такой один-единственный.