Алекс Шталь - Ваше дело Страница 3

Как же мне ко всему этому относиться?

И как же ко всему этому относиться нам? Ко всему тому, что моральные уроды называют единственной действительностью.

Например, к повальному алкоголизму, именуемому, простите, российской действительностью. Или к нежеланию некоторых молодых людей обзаводиться потомством. Они объясняют свою стерильность тем, что этот мир, с его действительностью, слишком плох для их детей.

Мир плох, но сами-то они в нём живут…

Как же нам ко всему этому относиться?

Только не предлагайте мне бороться с этим!

Уж я-то знаю, что действие рождает противодействие. Большинство умников предлагают просто мирно сосуществовать различным системам, не вмешиваясь в жизнь друг друга.

Идиоты!

Они что, не знают, что любые изменения, которые им придётся наблюдать в своём мире, будут наталкивать их на мысль, что соседняя система оказала дурное влияние на их сказочный мир и что надо срочно принимать меры?!

Нет, видимо не знают, раз предлагают.

Да, подобные вопросы появляются на совершенно законных основаниях, и игнорировать их нельзя. Даже более того, преступно! Поэтому, честно отвечаю на вопрос: «Что со всем этим делать?»

Называть всё своими именами, – вот что со всем этим делать!

Перестать называть умственно отсталых простыми людьми. Перестать называть никогда никем не воспитанного и теперь в конец опустившегося мужика – человеком неприхотливым в своих желаниях. Перестать называть человека, уродующего собственную жизнь и подающего отвратительнейший пример своим детям-невезучим человеком.

Ведь пока мы говорим, что ему не везёт, он не перестанет протягивать руку за пособием. Пока мы будем его жалеть и оправдывать, он будет преподавать своим детям этот способ жить за чужой счёт. За счёт жалостливых старушек и разжиревших тёток, которые так любят подавать несчастненьким. Одни подают из жалости и по привычке, другие – в попытке дать взятку богу, в которого они и не очень-то верят, но если он всё-таки есть, то они надеются поговорить с ним, как с человеком, который забыл поставить «галочку» напротив их фамилии. Они надеются, что есть такая ведомость на получение площади в «Царстве Небесном». Они не знают, что жалость порождает нищету. Нищету, прежде всего, духовную.

Помните, в каком-то старом фильме про войну промелькнул момент, в котором было показано, как выглядела агитационная листовка, в которой фашисты предлагали советскому солдату сдаться в плен: «Германское командование гарантирует вам жизнь: водку, хлеб и гармонь». Вот так-то! Про такую мелочь как секс в листовке даже не упоминалось! Но это было тогда. А теперь почти любая реклама начинается с секса или намекает на него. Так вернее. Вот она – действительность!

Когда такая действительность вторгается в вашу жизнь, вы начинаете всерьёз задумываться: а есть ли на этой планете такое место, где можно было бы надёжно укрыться от назойливых щупалец, произрастающих из навозных куч псевдочеловеческих страстей, желаний и понятий? Укрыться так, чтобы они не дотянулись до вас. Чтобы не ощупывали душу в поисках отверстия, через которое можно было бы не только проникнуть, но и пустить корни. А пустив корни, они начинают вами питаться и отравляют продуктами своей жизнедеятельности ваше существование.

Когда такая действительность вторгается в вашу жизнь, вы, как всякий нормальный человек, испытываете шок. А немного отойдя от потрясения, пытаетесь понять: кому всё это нужно? Кто же это не может жить так, чтобы не мешать жить окружающим? Кто портит воздух свободы продуктами своего извращённого мышления, считая его – это своё мышление – единственно правильным, потому что, оказывается, оно основывается на вековых традициях?

Как будто вековые традиции не могут быть заблуждениями!.. Да сколько угодно! Куда ни глянь, люди отгородились от трезвой мысли при помощи традиционных заблуждений. При помощи теперь уже родных заблуждений. Таких родных, что ценятся они куда выше, чем рассказанная кем-то правда, или указанный кем-то выход из лабиринта. Из лабиринта, который они называют традициями. Всё, что можно оправдать при помощи традиционных заблуждений, они называют своей действительностью, отказаться от которой не могут потому, что не знают, чем её заменить, несмотря на то, что постоянно находятся в поиске альтернатив… Вот, что такое действительность в представлении среднестатистического гражданина, отца семейства, мужа своей жены и сына, любящего свою престарелую матушку, которая не только, как он считает, совершила нечеловеческий подвиг, произведя его на свет, но ещё и дала ему правильное воспитание. Как будто у неё был выбор?

«А как же! – скажет она, – выбор у меня был». Она могла сделать аборт, но она не сделала его из любви к не родившемуся тогда ещё сыночку. Или она могла отдать ребёнка на воспитание в детский дом. И тогда бы её молодость не пропала в сырой ванной комнате, где она только и делала, что стирала пелёнки и зарабатывала ревматизм, теперь так её мучающий. Зато она чиста перед Богом, да и люди теперь её не осудят. Ведь у неё всё было, как у них.

И говоря всё это, она не замечает, что противоречит всему, во что, как ей кажется, она верит.

Веря в Бога и в его всепрощение, она одновременно верит в то, что ему… Нет, не ему, а Ему можно сунуть взятку в виде несделанного аборта, несданного в детский дом ребёнка и таким образом отмолить, откупить греховные мысли, некогда зародившиеся в её, тогда ещё молодой, головушке. Ведь Бог, по её представлению, такой же подслеповатый, да ещё и глухой на одно ухо старичок, с какими она сталкивается каждый день в магазине, просто… просто в его власти сделать с ней всё, что ему заблагорассудится. В отличие от знакомого ей старичка, Он всемогущий.

Но обмануть его так же легко, как и того старичка…

Вот это и есть действительность. Человек, пытающийся сам себя оправдать, зачитывает сам себе обвинение и не видит этой ошибки! И учит своих детей и внуков повторять эту ошибку. Потому что для них, живущих по шаблону, это не ошибка, а закон жизни. Закон жизни, не ими придуманный, и потому им и в голову не придёт, что пора уже что-то менять. Отменить, или хотя бы подправить ошибочные представления своих отцов, которые, в своё время, немного подправили ошибочные представления своих отцов. Успеть сделать это, пока действительность, вскормленная уважением к глупым традициям, не превратилась в слепое поклонение извращённым понятиям, зародившимся в головах детей, чьи матери не пошли на аборт из-за того, что боялись людской молвы и Бога, созданного ими же по своему образу и подобию. Вот она, эта действительность! Все повторяют друг за другом одни и те же ошибки и называют это традицией. Мать тычет сыну в лицо свою «любовь», из-за которой она не разрешила себе – нет, вы послушайте! – она не разрешила себе позволить врачам выковырнуть из своего чрева продукт, а в будущем ещё и объект своей любви.

Вы, так любящие разглагольствовать о том, что жить надо не умом, а сердцем, вы об этой действительности говорили, когда упрекали меня в том, что я, как индийский созерцатель, любуюсь закатами, а всё негативное обтекает меня, как вода обтекает камень на дне реки?!..

Я не собираюсь переделывать этот мир, я постараюсь сделать всё, чтобы мир не переделал меня.

Действительность и истина – знают ли они о существовании друг друга?

Почему, когда я поворачиваюсь лицом к истине, действительность оказывается у меня за спиной? А когда, налюбовавшись истиной, я поворачиваюсь к действительности, то вижу – она приняла такие уродливые формы, что назвать её отражением истины язык не поворачивается.

Когда эта самая «действительность» вторглась, наконец, и в мою жизнь, кроме шока мне пришлось испытать ещё и многосерийное прозрение. Действительность спустила меня с лестницы, да так, что я пересчитал носом все ступеньки. Я познакомился поближе с каждым этапом своего восхождения на вершины человеческих ценностей. Глядя из подвала, в который так неожиданно грохнулся, я с ужасом осознавал, что возраст человека не может быть мерилом жизненного опыта, а то замечательное образование, которое мы получаем, ни в коем случае нельзя рассматривать как индикатор интеллектуального уровня. Перед лицом правды мы не находим одежд, чтобы прикрыть свою моральную наготу, которую мы так запросто рядили в интеллектуальные платья, оказавшиеся набором звуков, которые мы, по всеобщей договорённости, или произносим, или слушаем.

Многое, конечно, зависит от того, в какой роли мы оказываемся в момент, когда сталкиваемся с действительностью: в роли судьи, истца, или в невыгодной роли ответчика.

А если мы выбираем себе роль наблюдателя, то автоматически попадаем в число летописцев, пишущих для следующих поколений грязную «Историю человеческих заблуждений», которая оправдывает наше сегодняшнее неразумное поведение.