Роберт Ирвин - Пределы зримого Страница 3

Я берусь за простыни, встряхиваю и крепко натягиваю их, разглаживая малейшие складки. Филипп иногда говорит, что я несколько склонна позволять своим фантазиям брать верх над собой. Наверное, он прав. Мне не очень нравится, когда он так говорит. Утренний кофе я накрою в гостиной. Нужно будет пропылесосить пол, прежде чем они придут. Вся в раздумьях, я делаю шаг назад, чтобы оценить результаты работы. Вот именно. А то геологи полагают, что всякие там складки на местности очень важны, и все потому, что, как я предполагаю, они такие большие и находятся там, где находятся, очень долго. Тогда почему бы складкам на постельном белье не быть столь же важным объектом наблюдения хотя бы по той причине, что они столь малы и их существование столь кратковременно? Лично я считаю серьезным делом попытаться поймать все время меняющийся ландшафт складок на простынях и наволочках уже потому, что они настолько изменчивы и неуловимы. Все относительно — вот что я хотела сказать (разумеется, говорю я это только самой себе; ни при ком другом я не осмелилась бы это произнести). Я думаю, что для какого-нибудь микроскопического клеща эти складки предстают в виде могучих горных хребтов, перевалов и таинственных высокогорных плато. Этот клещ живет в том же самом мире, в котором обитаем мы. И тем не менее его мир отличен от нашего. Мне так тяжело высказать то, что я думаю. Я даже решила, что разглядела нескольких клещей на белье прямо сейчас, но это не они — просто белые искорки на грани видимого. Согласно разработанной мной теории, однообразие постельного белья в сочетании с одиночеством, свойственным, по определению, процессу застилания кровати, имеет тенденцию к порождению обманчивых визуальных эффектов. Все это похоже на то, что я читала — уже не помню где — об участниках одной антарктической экспедиции, которых все время преследовало ощущение, что в их партии на одного человека больше, чем было на самом деле.

На простынях действительно видны крохотные белые точки. Я их вижу совершенно отчетливо; они неподвижны. Наверное, это отслоившиеся частицы верхнего слоя кожи. По каждой чешуйке мертвой кожи, должно быть, ползают армии клещей. Они так малы, что оказываются недоступными моему зрению. Мне остается только думать о них и восхищаться их запредельной малостью. Я восхищаюсь ими, но в то же самое время их невидимость, их безмолвное существование, их тайна приводит меня в трепет — но это уже между нами. Я ни за что не рискнула бы даже упоминать о таких мыслях при ком бы то ни было. Но вот сегодня, прямо сейчас, утром, мне приходит в голову, что и другие люди, вполне возможно, думают о том же и точно так же боятся говорить об этом. Я решаю затронуть эту тему сегодня в разговоре за кофе, и это решение наполняет меня беспокойным зудом предчувствия: разговор предстоит не из легких. Чего стоит одно лишь молчание клещей. Оно, конечно, пугает меня, но я хотя бы знаю почему. Силуэты и тени, которые я видела, формы, которые они принимают…

Но нет. Все эти мысли вокруг простыней — не более чем игра, призванная скрасить время, проводимое за каким-то скучным занятием. Ситуация всегда остается под моим контролем, просто иногда мне нравится поиграть в то, что это не так. Как бы то ни было, с постелью я управилась, и мои мысли привели меня вниз, к кладовке, из которой я извлекла пылесос. Я стою в конце коридора: одна моя рука сжимает ручку на корпусе пылесоса, другой я придерживаю длинную трубку на конце его шланга. Я тащу пылесос за собой, как дрессировщик, приучающий ходить рядом упирающегося мастифа. Холл должен быть тщательно вычищен пылесосом, начиная с угла, ближайшего к лестнице. Нажимая кнопку «вкл.», я одним движением пальца высвобождаю буйные силы, до этого мирно дремавшие в чреве машины. Я требую от пылесоса склонить предо мной голову и приступить к пожиранию грязи, лежащей у меня под ногами. Он жадно фыркает и, урча, крутится вокруг моих лодыжек. С тех пор как у меня появился пылесос, я знаю, что мне нечего бояться грязи. Принцесса и прирученное Чудовище — мы более всего походим на персонажей какой-нибудь тайной книги магических символов. Нас соединяет металлическая цепь, и мне далеко не всегда понятно, кто же именно из нас к кому прикован.

Мы доходим примерно до половины ковра в холле, и вдруг я замечаю, что мой дракон, хотя и по — прежнему громогласно рычит и свистит, больше не пожирает грязь и пыль. Я встаю перед ним на колени, чтобы разобраться, в чем дело. Мешок для пыли не переполнен. Наверное, забилась одна из трубок. Одну за другой я снимаю их, смотрю сквозь них на свет и даже, для полноты и убедительности доказательств, продуваю. Бесполезно, они все чисты, ни одна не забита.

Тут меня начинает бить дрожь. Мой самый могучий союзник умер у меня на руках. (Нет, разумеется, есть еще один, не менее грозный воин — стиральная машина. Она стоит в ванной и оказывает неоценимую услугу в деле задержания, ареста, пристрастного допроса, а затем и ликвидации грязи. Но, согласитесь, едва ли я смогла бы рассчитывать на ее помощь, взбреди мне в голову таскать стиральную машину за собой из комнаты в комнату.) Я внимательно осматриваю еще не вычищенную территорию — часть ковра перед собой. Я все еще стою на коленях и здесь, у самого пола, явственно ощущаю идущий из-под двери сквозняк. Может быть, это из-за него я вся трясусь?

Каких-то несколько минут назад пылесос был лучшим помощником мудрой женщины. Теперь же, если мне не удастся вновь заставить его работать, он переметнется в стан врага — превратившись в мусор. Мой закадычный друг, столь ценный ренегат, он украсит собой вершину одной из груд мусора где-нибудь в Южном Лондоне. Его шланг, словно хвост дракона, обовьется вокруг чрева, в один миг потерявшего силу и всякую ценность. Итак — пылесоса нет, а мои милые гостьи, участницы кофейного утренника, будут здесь меньше чем через час! Что же мне делать? В такие мгновения я страстно желаю, чтобы ко мне вдруг заглянул на огонек кто-нибудь, кто мог бы оказаться действительно полезен: например — весело улыбающаяся соседка, которой невтерпеж обсудить новое чистящее средство, чем мы и занимаемся, прихлебывая растворимый кофе, или же — вечно суетливая приходящая прислуга-шотландка, настоящий демон натирки полов, или, наконец, проводящий исследование эксперт из Института Белизны. Нет, я, конечно, не знакома с ними. Тем не менее у меня действительно бывают самые непредсказуемые посетители. Уверена, что мои «подруги» по утреннему кофе обмерли бы от изумления, доведись им встретиться с этими посетителями. Хорошо, если эти гости зайдут именно сегодня и помогут мне управиться с работой.

Глава 3

Скоро придут приглашенные на утренний кофе. Они непременно заметят, что не весь ковер вычищен пылесосом. Но что именно они увидят при этом? Все еще стоя на коленях, я перевожу взгляд с двери на пол.

Взгляд опускается все ниже и ниже. Старый серый ковер, местами протертый до перекрещивающихся нитей — основы и утка. Под ковром — голые доски. Я одергиваю юбку и наклоняюсь еще ниже. Мое лицо приближается к истоптанному углу ковра, где лишь островки ворса остаются посреди моря решетчатой основы. Здесь сотни островков — темных на светлом фоне. Лишь на некоторых из них сквозь густые шерстяные заросли что-то блестит и сверкает. Это крохотные осколки стекла, каким-то чудом пережившие здесь предыдущую чистку две недели назад. Теперь эти сверкающие кусочки взывают о помощи, приговоренные к одиночному заключению на необитаемых островах. Одиночество. Необитаемые острова. Все, что здесь есть, — либо выброшено морем на берег, либо еще плавает. Я задаюсь вопросом, на что было бы похоже путешествие во тьму — долгий морской поход к этим серым, мрачным островам.

Другие опередили меня. Словно галеоны, пересекают это высохшее море комочки пыли. Сто двадцать восемь дней потребуется одинокой пылинке, чтобы, двигаясь без остановки день и ночь, пересечь ковер в холле из угла в угол. Шарик сбившейся пыли способен проделать этот путь за неделю, даже меньше. Эти на первый взгляд неуклюжие и громоздкие сооружения на самом деле отлично приспособлены к тому, чтобы ловить даже самые слабые воздушные потоки, дующие из-под входной двери. Я восхищаюсь их конструкцией. Например, ближайший ко мне комочек пуха представляет собой сложное сооружение на основе взаимопроникающих и входящих в сцепление друг с другом спиралей. Самые слабые волокна, свивающиеся в мелкие арабески, пересекаются с большими спиралями, соединяя их кольца между собой. Такая конструкция превосходно захватывает и включает в себя встреченные на пути частицы пыли или новые завивающиеся волоконца.

Самые сильные, несущие на себе всю нагрузку спиральные конструкции созданы из человеческих волос, в основном — моих и Филиппа. Почти прямые, не способные завиваться волоски, по всей видимости, принадлежат какой-то собаке, хотя я уже и не припомню, когда у нас в доме в последний раз была собака. Впрочем, сейчас не это важно. Оказывается, меня пытаются запугать вот этими клубками пыли.