Джулиан Барнс - Love etc Страница 3

И если, с упорством законника, вы все еще настаиваете на том чтобы вынести обвинение, то что я могу сказать кроме mea culpa, mea culpa, mea culpa[18], но я ведь не травил курдов паралитическим газом? В качестве дополнения и возражения со своей стороны, как формулируют это юристы, которые есть среди вас, замечу, что перемена Стюарта на Оливера в сердце Джиллиан было – как вы, лживые, нечистоплотные, чванливые двуногие никогда не скажете, неплохой сделкой. Она оказалась, продолжая фразу, в выигрыше.

В любом случае все это случилось много лет назад, четверть жизни тому назад. Разве термин fait accompli не готов сорваться с уст? (Я не рискую предложить droit de seigneur или jus primae noctis). Неужто никто не слышал о сроке давности? Семь лет за любое число правонарушений и преступлений, насколько я понимаю. Или на соблазнение чужой жены не распространяется срок давности?

Джиллиан: Что действительно хотят знать люди, спрашивают они о том прямо или нет, это то, как я полюбила Стюарта и вышла за него замуж, а потом полюбила Оливера и вышла за него, и все это в столь краткий срок, какой только позволяют формальности. Что ж, я могу ответить, что именно это со мной и произошло. Я не особенно рекомендую попробовать, но уверяю, это возможно. Как с точки зрения чувств, так и с точки зрения права.

Я правда любила Стюарта. Я влюбилась в него сразу же, очень просто. Мы стали встречаться. С сексом тоже не было проблем. Мне нравилось, что он меня любит – вот и все. А потом, уже после того, как мы поженились, я влюбилась в Оливера. Все было не просто, а очень запутанно, совершенно вопреки голосу разума и инстинкту самосохранения. Я не желала принимать это, я сопротивлялась, я остро чувствовала свою вину. Я так же чувствовала себя предельно возбужденной, предельно живой, предельно желанной. Нет, на самом деле у нас не было интрижки, как принято выражаться. Только потому, что я наполовину француженка, люди начинают перешептываться про menage a trois. Это и отдаленно не имело с интрижкой ничего общего. Начнем с того, что все было куда проще. И потом Оливер и я стали спать вместе лишь после того как мы расстались со Стюартом. Почему люди считают, что они знают все, тогда когда они не знают ничего? Любой «знает» что все дело было в сексе, что Стюарт был не слишком хорош в постели, тогда как Оливер был великолепен, что хотя я и произвожу впечатление добропорядочной женщины, на самом деле я вертихвостка, и шлюшка, а может даже еще та сучка. Так что если вы и правда хотите знать, то когда мы с Оливером решили переспать в первый раз, он так нервничал, что совершенно ничего не произошло. Второй раз был не многим лучше. Потом все наладилось. Довольно забавно, но в постели он куда более уязвим чем Стюарт.

Я хочу сказать, что можно любить двоих, сначала одного, потом другого, любить одного, а потом внезапно полюбить другого, как было со мной. Любовь может быть разной. Это не значит, что одна любовь настоящая, а другая поддельная. Вот что я хотела объяснить Стюарту. Я действительно любила их обоих. Вы мне не верите? Что ж, неважно, я больше не пытаюсь что-то кому-то доказать. Я просто говорю: с вами такого не случалось, так? Это случилось со мной.

И, оглядываясь назад, меня удивляет, что это не случается чаще. Много позже, моя мать сказала, по поводу какой-то совсем другой эмоциональной ситуации, не помню из двух или трех действующих лиц, она сказала: «Сердце – мягкая материя и это опасно». Я понимаю, что она имела ввиду. Когда ты влюблен, ты склонен влюбляться. Разве это не ужасный парадокс? Разве это не ужасная правда?

3. На чем мы остановились?

Оливер: На чем мы остановились[19]? Кстати, тангенциальное наблюдение. Удивительно, как каждое из этих трех слов включает последующее, каждая исчезнувшая буква – это потери, которые подкрадываются неизменно, стоит нам, словно Орфей, лишь оглянуться назад. Душещипательное уменьшение, будучи замечено. Сравните и сопоставьте – как обычно говорят учителя – жизни самых значительных английских поэтов романтизма. Сначала упорядочите их по длине имен: Ворсворд, Колридж, Шелли, Китс. Теперь посмотрите на годы их жизни соответственно: 1770-1850, 1772-1834, 1792-1822, 1795-1821. Какая отрада для нумеролога и искателя тайных закономерностей. Обладатель самого длинного имени прожил самую долгую жизнь, обладатель самого короткого – самую короткую, и так далее. Даже так – тот кто родился первым, умер последним, тот, кто родился последним, умер первым. Их можно собрать один в другого как матрешку. Разве не заставляет поверить в божественное провидение? Или хотя бы в божественное совпадение.

Так на чем мы остановились? Хорошо, ради такого дела я поиграю в игру утомительных подробностей. Я притворюсь, что память можно развернуть как газету. Отлично, открываем: новости из-за границы, истории в картинках, а вот в самом низу страницы – Рукоприкладство В Минерве, есть пострадавшие!

В то мгновение, которое вы пожелали избрать, я как раз исчезал из виду (возможно вы решили, что никогда больше меня не увидите, возможно вслед моим нежным лопаткам вы даже испустили крик «Слава Богу»), сворачивая в своем верном Пежо за виноградники Кейв Кооператив. 403 модель, как вы конечно помните. Крошечная решетка радиатора не больше чем глазок тюремщика. Серо-зеленая ливрея навевает воспоминания об эпохе, которая бесспорно стоит того, чтобы о ней помнили. Вы не находите утомительным то, как сейчас воскрешают и превращают в объекты фетиша десятилетия, которые едва успели закончиться? Необходим обратный срок давности: нельзя воскрешать эпоху шестидесятых, если сейчас лишь восьмидесятые. И так далее.

Итак я исчез у вас из вида, промчавшись мимо блестящих стальных чанов, наполненных кровью давленного винограда сорта Минерва, Джиллиан быстро таяла в зеркале заднего вида. Странное название, не находите? – «зеркало заднего вида», утомительно-подробное название. Сравните с более простым французским retroviseur. Ретровизия – как бы нам этого хотелось, ведь так? Но мы живем без этого полезного маленького зеркальца, которое увеличивает отрезок пути, который мы только что проехали. Шоссе А61, едем в Тулузу, смотрим вперед, только вперед. Тот, кто не помнит о своем прошлом, обречен на то, чтобы повторять его. Retroviseur. Необходим не только для безопасности дорожного движения, но и для выживания человеческого рода. Ну вот – я чувствую, что сейчас разрожусь рекламным слоганом.

Джиллиан: На чем мы остановились? Я стояла в халате посреди улицы. На лице кровь, несколько капель упало на Софи. Капли крови на детском личике – словно благословление во время черной мессы. Я выглядела кошмарно, я сделала это специально. Я наседала на Оливера день или больше, пилила его, доводила его до бешенства. Все было подстроено. Я сама подстроила это. Я знала, что Стюарт будет наблюдать. Я все точно рассчитала. Я думала, что если Стюарт увидит, что Оливер жестоко обращается со мной, он решит, что не стоит завидовать нашему браку и это поможет ему вернуться к собственной жизни. Моя мама рассказывала, как он навещал ее и часами говорил о прошлом. Я хотела разбить этот замкнутый круг, как это называется? – поставить точку. Еще я думала, что Оливер и я сможем пройти через это, что я контролирую ситуацию. В конце концов, мне это неплохо удается.

Так что я стояла посреди улицы как огородное пугало, как безумная женщина. Кровь была потому, что когда Оливер ударил меня, у него в руке были ключи от машины. Я знала, что на меня смотрит вся деревня. Я знала, что нам придется уехать. Если на то пошло, французы куда более буржуазны, чем англичане. Приличия должны быть соблюдены. Так или иначе, я объяснила Оливеру, что наша жизнь в деревне была одной из причин срыва.

Но конечно, что действительно имело для меня значение, это чтобы меня увидел Стюарт. Я знала, что он там, в своей гостинице. И я спрашивала себя – получилось ли? Сработает ли это?

Стюарт: На чем мы остановились? Я точно помню, где я остановился. Комната стоимостью 180 франков за ночь, дверь шкафа все время распахивалась, несмотря на все попытки ее захлопнуть. У телевизора была маленькая антенна, которую надо было долго настраивать. На ужин форель с миндальными орехами, на десерт creme caramel. Мне плохо спалось. Завтрак обходился еще в 30 франков. Перед завтраком я обычно стоял у окна и смотрел на их дом.

В то утро я смотрел как машина Оливера со скрежетом неслась прочь на второй передаче. Словно Оливер забыл о том, что есть еще две. С техникой он всегда был безнадежен. Окно было открыто и я мог слышать скрежет его машины, казалось что это скрежет от всей деревни и еще скрежет в моей голове. И в центре всего этого стояла Джиллиан. Все еще в халате, на руках ребенок. Она смотрела в сторону, так что я не видел ее лица. Проехала пара машин, но казалось она этого не слышала. Она просто стояла там как статуя и смотрела в ту сторону, куда уехал Оливер. Спустя какое-то время она повернулась и посмотрела более или менее прямо на меня. Нет, она не могла увидеть меня и не знала, что я там был. К лицу она прижимала платок. На ней был ярко-желтый халат, казавшийся совершенно неуместным. Потом она медленно вошла в дом и захлопнула дверь.