Андрей Саломатов - Девушка в белом с огромной собакой Страница 3

– На вокзал.

В машине Зуев уснул. Затем, не помня как, сонный очутился в купе на второй полке. Напротив на такой же полке лежал Шувалов в пальто и ботинках. Он положил под голову какой-то мерцающий предмет и, видимо, уже спал.

Зуев закрыл глаза, а открыл их, когда уже совсем рассвело. Охая, он свесил с верхней полки ноги, наступил грязным ботинком на белоснежную постель соседа снизу и извинился. Сосед посмотрел на него ясными трезвыми глазами и безразлично произнес:

– Вы бы еще насрали мне на голову.

– Ну, я же сказал: извините, – морщась от головной боли, ответил Зуев. Он толкнул в бок спящего Шувалова и неожиданно визгливо крикнул: – Подъем!

Шувалов заворчал, словно дворовый пес, начал подтягивать колени к подбородку, а затем, не открывая глаз, поинтересовался:

– Где я?

– А ты что, не слышишь? Тук-тук, тук-тук? – ответил Зуев.

– Едем, что ли? – спросил Шувалов. Он открыл глаза, кряхтя сел и таким же грязным, как у Зуева, ботинком заехал соседке снизу в ухо. Женщина, видимо, была женой пассажира с трезвыми ясными глазами, потому что тот вдруг вскочил со своего места, выпрыгнул из купе и заорал:

– Ну, что это такое?! Что это такое?! Какие-то два рыла все утро терроризируют нас своими грязными ботинками! Проводник!

– Да ладно вам, – примирительно сказал Зуев. – Нечаянно же.

Шувалов тем временем спрыгнул с полки, извинился перед женщиной и даже помог ей стряхнуть с волос и коленей кусочки засохшей глины. Женщина все время говорила: «Да не надо, спасибо. Я сама». А Шувалов знай бубнил свое: «Ну, бывает. Не по злобе же». При этом он старательно тер грязной ладонью колено женщины, на котором и сразу-то не было никакой глины. А муж женщины вызвал проводницу и в сердцах наговорил ей всякой всячины: и про отравленный перегаром воздух, и про ночные вопли и храп, и про ботинки, которые культурные люди снимают, а всякая пьяная сволочь спит прямо в них. В общем, поднялся скандал. Проводница тут же потребовала у Зуева с Шуваловым билеты. Зуев посмотрел на Шувалова, а Шувалов на Зуева, и вскоре выяснилось, что билетов у них нет, а может, и не было вовсе. Это известие вконец разъярило обиженного пассажира.

– Так это они без билетов нас своими ботинками пачкали? – задыхаясь от гнева, закричал он. – Ну, свиньи! Ну, гады! Ну, сволочи! – Возмущение пассажира было таким неистовым, что даже жена его, до сих пор не принимавшая в склоке участия, заговорила:

– Не надо, Степ. Ну, зачем ты так?

– А тебя вообще не спрашивают, дура! – заорал на нее муж. – По-твоему, всякая пьяная сволота без билета может…

В общем, Зуева с Шуваловым попросили сойти с поезда, и чем скорее, тем лучше. Зуев сразу согласился. Он отвел проводницу в сторону и миролюбиво объяснил ей, что билеты должны быть, но, видно, из-за этого дела, – Зуев щелкнул себя пальцем по горлу, – они или потеряли их, или забыли взять. Зуев прижал обе ладони к левой стороне груди и проникновенно произнес:

– Не помню ничего. Честное слово.

Сошли горе-путешественники на какой-то маленькой станции с неинтересным названием Тулепово. Здесь было заметно теплее, чем в Москве, но по дорожной грязи столица сильно устала своему младшему собрату. Шувалов с тоской окинул взглядом небольшой двухэтажный поселок, растянувшийся вдоль железнодорожных путей, и смачно сплюнул.

– Черт тебя принес в это Тулепово, – зло проговорил он.

– Меня? – удивился Зуев.

– А кого же еще? Ладно, пойдем посмотрим, что такое это Тулепово. Не здесь же стоять.

Друзья спустились с платформы и, увязая в жидком черноземе, отправились в поселок.

Если мерить величину населенного пункта затраченной на дорогу физической силой, то Тулепово было где-то размером с Люксембург или Сан-Марино. Были здесь и своя баня, и книжный магазинчик, и две пивные – одна напротив другой. Начинали работать пивные в восемь утра, и к тому времени, как наши герои попали в этот поселок, злачные заведения давно уже работали, а может, и выручили рублей по сто двадцать. Одна за счет того, что пиво там стоило дешево – двадцать копеек. Зато во второй не очень брезгливый посетитель мог посидеть на стуле, а кружку поставить на стол, и это вполне оправдывало то, что пиво здесь стоило вдвое дороже. Правда, клиенты второй забегаловки состояли в основном из посетителей первой. Пиво они покупали по двадцать копеек, а выпить его приходили в «бар», как было написано на дверях этого заведения. Хозяйка бара ругалась, но не очень. Право посидеть получали только те, кто взял хотя бы одну кружку дорогого пива. Кроме того, тулеповцы оставляли после себя пустую винную посуду, за которой внимательно следила грязная старуха в кружевном от пивных подтеков халате. Она, как хороший главнокомандующий, видела сразу все поле боя и очень точно определяла, где требуется ее присутствие. С бесстрастным лицом мягкой шаркающей походкой старуха маневрировала между столиками, запуская руку именно туда, куда нужно, и именно тогда, когда там появлялась пустая посудина. Видно, не первый год она занималась этим пивным биатлоном, и не мешали ей уже ни старческая слепота, ни пьяная разболтанность суставов. Профессионализм сидел в каждой клетке ее прокопченного, проспиртованного тела, и даже потеряй она мозжечок, этот координатор движения всякой более или менее высокоорганизованной твари, то и тогда рука не подвела бы ее.

Зуев с Шуваловым сразу направились в бар. Выбрав столик поближе к окну, они взяли по две кружки дорогого пива, по бутерброду с фиолетовой селедкой и заняли свои места. С довольной миной, деловито, Шувалов достал из кармана захваченную в дорогу бутылку портвейна, которую он ночью использовал в качестве подушки, залихватски сорвал с нее пробку и налил вино в матовый от ежесекундного пользования стакан.

– Ну, что ж, Тулепово так Тулепово, – без радости и сожаления сказал он. – Слава богу, наше с тобой дело не требует каких-то особых условий. Портвейн, он и в Африке, и в Тулепове портвейн. – Шувалов выпил, налил Зуеву и подвинул ему стакан.

После того как друзья «поправились», они уселись на своих колченогих стульях поудобнее, оба распахнули пальто, и потекла беседа, неторопливая, как жизнь лесного отшельника.

– Я бы не смог здесь жить, – сказал Зуев, поставив кружку на стол. – И пиво плохое – кислое.

– Да, – через минуту откликнулся Шувалов, – городишко дрянь. Что с того, что страна такая огромная? Везде одно и то же: грязь до колен да кислое пиво. Две недели можно поездом ехать, чтобы перебраться из одного Тулепова в другое. Неужели во всем мире так живут?

– Нет, я слышал, в Индии никто не носит пальто, – прыснул Зуев, но сразу как-то поскучнел и добавил: – Дрянь городишко. И люди страшные какие-то. Понапяливали телогрейки. Тоже мне, национальный костюм. Не отличишь, где мужик, а где баба.

– Интересно, куда подевались хорошенькие пастушки и пастушки-очаровашки, – поддержал Шувалов друга. – Откуда взялись все эти двухъяйцевые близнецы? Вроде живут на природе, пьют молоко, едят хлеб, выращенный своими руками…

– Ну, о молоке – это ты загнул, – перебил его Зуев.

– Но по идее-то так, – ответил Шувалов. – Откуда эти бугаи с апоплексическими лицами и глазами убийц? Они же не здоровые, они опухшие.

– Вон та вроде ничего, – кивнул Зуев в сторону прилавка. – В ватных штанах которая. Плечи узкие, бедра толстые, и волосы ничего… грязноватые малость.

– Ты уже сбрендил, – приглядевшись к фигуре у прилавка, сказал Шувалов. – Это мужик. Хипует.

В этот момент приглянувшаяся Зуеву селянка повернулась к друзьям лицом и выяснилось, что это действительно мужик.

– Фу, ну и рожа, – с отвращением проговорил Зуев и усмехнулся: – Молоко!

– Да они здесь все на одно лицо, – сказал Шувалов. – И бабы такие же. Лошади, а не бабы. С ними только вагоны с гирями разгружать.

– Ну, летом они, может, и ничего, – предположил Зуев, – без телогреек.

– Без телогреек, – вздохнул Шувалов и неожиданно поинтересовался: – Слушай, Саша, а ты-то почему женился? Ты что, без нее жить не мог? Или потому, что это у нас пока не запрещено?

– Отстань, – отмахнулся Зуев. Он уже порядочно захмелел, и попытка залезть к нему в душу напомнила о неприятностях, которые ожидали его дома.

– Ну, не жадничай, колись, – не унимался Шувалов. – Я никому не скажу, не бойся. Может быть, и сам во второй раз женюсь.

– Я уже засыпать начал, – капризно проговорил Зуев, – а ты с ерундой… – Он потер кулаком глаз и куда-то в воротник пробурчал: – Почему, почему. Да ну тебя к черту! Наливай давай. Великий вселенский запой продолжается.

И он действительно продолжался. Посетителей в пивной прибывало и прибывало, воздух густел и становился все менее прозрачным от табачного дыма. Соответственно все громче надо было говорить, чтобы тебя услышали, и все труднее было услышать, что тебе говорят. В конце концов, утомившись от постоянного необязательного напряжения, друзья задремали и проснулись уже в полдень. Разбудил их крик, на октаву ниже чем у чайки, но такой же резкий и противный: