Виктор Пелевин - Затворник и Шестипалый Страница 3

– Что с тобой? – испуганно спросил Затворник.

– Ой, я вспомнил. Точно. Раньше мы были белыми шарами и лежали на длинных полках. В этом месте было очень тепло и влажно. А потом мы стали изнутри ломать эти шары и… Откуда-то снизу подкатил наш мир, а потом мы уже были в нем… Но почему этого никто не помнит?

– Есть миры, в которых это помнят, – сказал Затворник. – Подумаешь, пятая и шестая перинатальные матрицы. Не так уж глубоко, и к тому же только часть истины. Но все равно – тех, кто это помнит, прячут подальше, чтобы они не мешали готовиться к решительному этапу, или как он там называется. Везде по-разному. У нас, например, назывался завершением строительства, хотя никто ничего не строил.

Видимо, воспоминание о своем мире повергло Затворника в печаль. Он замолчал.

– Слушай, – спросил через некоторое время Шестипалый, – а откуда берутся эти белые шары?

Затворник одобрительно поглядел на него.

– Мне понадобилось куда больше времени, чтобы в моей душе созрел этот вопрос, – сказал он. – Но здесь все намного сложнее. В одной древней легенде говорится, что эти яйца появляются из нас, но это вполне может быть и метафорой…

– Из нас? Непонятно. Где ты это слышал?

– Да сам сочинил. Тут разве услышишь что-нибудь, – сказал Затворник с неожиданной тоской в голосе.

– Ты же сказал, что это древняя легенда.

– Правильно. Просто я ее сочинил как древнюю легенду.

– Как это? Зачем?

– Понимаешь, один древний мудрец, можно сказать – пророк (на этот раз Шестипалый догадался, о ком идет речь) сказал, что не так важно то, что сказано, как то, кем сказано. Часть смысла того, что я хотел выразить, заключена в том, что мои слова выступают в качестве древней легенды. Впрочем, где тебе понять…

Затворник глянул в небо и перебил себя:

– Все. Пора идти.

– Куда?

– В социум.

Шестипалый вытаращил глаза.

– Мы же собирались лезть через Стену Мира. Зачем нам социум?

– А ты хоть знаешь, что такое социум? – спросил Затворник. – Это и есть приспособление для перелезания через Стену Мира.

3

Шестипалый, несмотря на полное отсутствие в пустыне предметов, за которыми можно было бы спрятаться, шел почему-то крадучись, и чем ближе становился социум, тем более преступной становилась его походка. Постепенно огромная толпа, казавшаяся издали огромным шевелящимся существом, распадалась на отдельные тела, и даже можно было разглядеть удивленные гримасы тех, кто замечал приближающихся.

– Главное, – шепотом повторял Затворник последнюю инструкцию, – веди себя наглее. Но не слишком нагло. Мы непременно должны их разозлить – но не до такой степени, чтоб нас разорвали в клочья. Короче, все время смотри, что буду делать я.

– Шестипалый приперся! – весело закричал кто-то впереди. – Здорово, сволочь! Эй, Шестипалый, кто это с тобой?

Этот бестолковый выкрик неожиданно – и совершенно непонятно почему – вызвал в Шестипалом целую волну ностальгических воспоминаний о детстве. Затворник, шедший чуть сзади, словно почувствовал это и пихнул Шестипалого в спину.

У самой границы социума народ стоял редко – тут жили в основном калеки и созерцатели, не любившие тесноты, – их нетрудно было обходить. Но чем дальше, тем плотнее стояла толпа, и уже очень скоро Затворник с Шестипалым оказались в невыносимой тесноте. Двигаться вперед было еще можно, но только переругиваясь со стоящими по бокам. А когда над головами тех, кто был впереди, показалась мелко трясущаяся крыша кормушки-поилки, уже ни шагу вперед сделать было нельзя.

– Всегда поражался, – тихо сказал Шестипалому Затворник, – как здесь все мудро устроено. Те, кто стоит близко к кормушке-поилке, счастливы в основном потому, что все время помнят о желающих попасть на их место. А те, кто всю жизнь ждет, когда между стоящими впереди появится щелочка, счастливы потому, что им есть на что надеяться в жизни. Это ведь и есть гармония и единство.

– Что ж, не нравится? – спросил сбоку чей-то голос.

– Нет, не нравится, – ответил Затворник.

– А что конкретно не нравится?

– Да все.

И Затворник широким жестом обвел толпу вокруг, величественный купол кормушки-поилки, мерцающие желтыми огнями небеса и далекую, еле видную отсюда Стену Мира.

– Понятно. И где, по-вашему, лучше?

– В том-то и трагедия, что нигде! В том-то и дело! – страдальчески выкрикнул Затворник. – Было бы где лучше, неужели б я с вами тут о жизни беседовал?

– И товарищ ваш таких же взглядов? – спросил голос. – Чего он в землю-то смотрит?

Шестипалый поднял глаза – до этого он глядел себе под ноги, потому что это позволяло минимально участвовать в происходящем, – и увидел обладателя голоса. У того было обрюзгшее раскормленное лицо, и, когда он говорил, становились отчетливо видны анатомические подробности его гортани. Шестипалый сразу понял, что перед ним – один из Двадцати Ближайших, самая что ни на есть совесть эпохи. Видно, перед их приходом он проводил здесь разъяснения, как это иногда практиковалось.

– Это вы оттого такие невеселые, ребята, – неожиданно дружелюбно сказал тот, – что не готовитесь вместе со всеми к решительному этапу. Тогда у вас на эти мысли времени бы не было. Мне самому такое иногда в голову приходит, что… И, знаете, работа спасает.

И на той же интонации добавил:

– Взять их.

По толпе прошло движение, и Затворник с Шестипалым оказались немедленно стиснутыми со всех четырех сторон.

– Да плевали мы на вас, – также дружелюбно сказал Затворник. – Куда вы нас возьмете? Некуда вам нас взять. Ну, прогоните еще раз. Через Стену Мира, как говорится, не перебросишь…

Тут на лице Затворника изобразилось смятение, а толстолицый высоко поднял веки – их глаза встретились.

– А ведь интересная идея. Такого у нас еще не было. Конечно, такая пословица есть, но воля народа сильнее.

Видимо, эта мысль восхитила его. Он повернулся и скомандовал:

– Внимание! Строимся! Сейчас у нас будет нечто незапланированное.

Прошло не так уж много времени между моментом, когда толстолицый скомандовал построение, и моментом, когда процессия, в центре которой вели Затворника и Шестипалого, приблизилась к Стене Мира.

Процессия была впечатляющей. Первым в ней шел толстолицый, за ним – двое назначенных старушками-матерями (никто, включая толстолицего, не знал, что это такое, – просто была такая традиция), которые сквозь слезы выкрикивали обидные слова Затворнику и Шестипалому, оплакивая и проклиная их одновременно, затем вели самих преступников, и замыкала шествие толпа народной массы.

– Итак, – сказал толстолицый, когда процессия остановилась, – пришел пугающий миг воздаяния. Я думаю, ребята, что все мы зажмуримся, когда два эти отщепенца исчезнут в небытии, не так ли? И пусть это волнующее событие послужит страшным уроком всем нам, народу. Громче рыдайте, матери!

Старушки-матери повалились на землю и залились таким горестным плачем, что многие из присутствующих тоже начали отворачиваться и сглатывать; но, извиваясь в забрызганной слезами пыли, матери иногда вдруг вскакивали и, сверкая глазами, бросали Затворнику и Шестипалому неопровержимые ужасные обвинения, после чего обессиленно падали назад.

– Итак, – сказал через некоторое время толстолицый, – раскаялись ли вы? Устыдили ли вас слезы матерей?

– Еще бы, – ответил Затворник, озабоченно наблюдавший то за церемонией, то за какими-то небесными телами, – а как вы нас перебрасывать хотите?

Толстолицый задумался. Старушки-матери тоже замолчали, потом одна из них поднялась из пыли, отряхнулась и сказала:

– Насыпь?

– Насыпь, – сказал Затворник, – это затмений пять займет. А нам уже давно не терпится спрятать наш разоблаченный позор в пустоте.

Толстолицый, прищурившись, глянул на Затворника и одобрительно кивнул.

– Понимают, – сказал он кому-то из своих, – только притворяются. Спроси, может, они сами что предложат?

Через несколько минут почти до самого края Стены Мира поднялась живая пирамида. Те, кто стоял наверху, жмурились и прятали лица, чтобы, не дай Бог, не заглянуть туда, где все кончается.

– Наверх, – скомандовал кто-то Затворнику и Шестипалому, и они, поддерживая друг друга, пошли по шаткой веренице плеч и спин к терявшемуся в высоте краю стены.

С высоты был виден весь притихший социум, внимательно следивший издали за происходящим, были видны некоторые незаметные до этого детали неба и толстый шланг, спускавшийся к кормушке-поилке из бесконечности, – отсюда он казался не таким величественным, как с земли. Легко, будто на кочку, вспрыгнув на край Стены Мира, Затворник помог Шестипалому сесть рядом и закричал вниз:

– Порядок!

От его крика кто-то в живой пирамиде потерял равновесие, она несколько раз покачнулась и развалилась – все попадали вниз, под основание стены, но никто, слава Богу, не пострадал.