Дмитрий Бортников - спящая красавица Страница 3

Потом это проходило. Несколько минут — и у меня все проходило. Я смотрел на нее и видел ее. Я смотрел на ветку смородины и видел ветку смородины. Все становилось туда, где было раньше.

Моя фантазия в то лето совсем разнуздалась. У меня была только она и ничего другого! Она вырвалась из конюшни! Надо было в конце концов размять копытца! Все дело в ней, да. В ней, в ней, только в ней. Она! Чем меньше общего с жизнью — тем больше жизни! Да! Как с этой коробкой! Как и со всем остальным! Абсолютно со всем! Игрушки? Да я их ненавижу. Примитив. Что они думают?! Дам в руки машинку и все?! С колесами! С дверью! Скажут: «Посмотри! Как настоящая!.. »

И что?! Что они думают?! Что я обоссусь от счастья?! Встану на карачки и буду молиться?!.. Да те, кто делает все эти машинки, — просто уроды! Недоноски! Что они думают?! Да они просто презирают всех оптом и в розницу! Они нам просто срут на головы! Именно! А мы счастливы! Мы ползаем по полу! Даже целиться не надо! О-о-о! Какая маши-и-инка! Какой паровоз!.. Да поучитесь сначала из собственного дерьма замки строить! Моллюски! Парово-о-озы! И это называется — узнавать жизнь?! Это они называют — учиться моделировать жизнь?! В этих словах вся их тряхомудия! Тряхомудия теплая и тряхомудия холодная! Тряхомудия на любой вкус! Тряхомудия демисезонная! Для всех и каждого! С помпонами и без! Отряхомудить весь мир! Да! Вдоль и поперек! Справа налево и слева направо! Черт! Машинки... Паровозики... Да все просто... Попробуй сделать с этим что-нибудь! Попробуй сделать из этого фокус! Околдовать! Превратить! Ха! Щепка может стать кораблем, а машинка — никогда! Вот! В этом все и дело! Именно. Все — здесь!.. Ну и ладно. Наплевать... Не важно...

Мне сказали: «Она сама все попросит... Скажет ка- ка! Хочу ка-ка. По-маленькому — нет. Сама все сделает. А по-большому — попросит».

Как я ей подтирал попку. Как она меня просила подтереть. Я не понимал ее слов, ее языка. Почти ничего. Наверное, так говорила ее мать. Да. Наверное, так они разговаривали. А отец? Ее отец? Около нее не было этих звуков: отец. Я не слышал. Ни разу не слышал ничего похожего на это слово.

Она захотела свое ка-ка и попыталась спрятаться. Я говорю: «Ну давай... давай здесь... » Она хотела, чтоб я отвернулся. Она вся сжалась, зажмурила глаза. Как будто играла в прятки. Как будто она спряталась. Да.

У нее уже был стыд. Да. Семя стыда. Что-то такое, да, как стыдливость... И чистота. Чистота... Моя чистота и ее чистота. Две. Просто открытые глаза. Просто глаза.

Она начала ворчать, хныкать... Ей нужно было укромное местечко! Она хотела выйти во двор! Убежать от меня! От моих глаз! Спрятаться! Присесть где-нибудь в тайничке! Подальше от меня! Подальше от моих глаз! Только потом она меня позовет. Да. Потом. Чтоб я все вытер! Давай здесь... Ну что ты?.. Смотри... Никого... Никого нет... Садись вот здесь... Да. Вот тут... Ничего. Не страшно. Ничего...

Она закрывала глаза. Ей некуда деваться. Она закрывала глаза ладошками. Она их сжимала сильносильно. И потом все как во сне. Да. Как сон... Она открывала глаза. Она смотрела.

Отставив попку, она смеется... Она оглядывается... Приглашает меня быть смелее! Она мне приказывает! Вытри! А ну вытри!.. Да. Она приказывает. Я беру мягкую вату, она смеется... Еще немного, и она начнет понукать! А ну, для чего ты?! Вытирай! Вот... Вот здесь... Еще... Намочи! Намочи и выжми... Вверх надо! Вверх...

У меня горят уши. Я подхожу к ней, она смеется! Отставив свой вымазанный какашкой зад! Черт! Там еще что-то висит! Да! Там еще болтается! Ей не терпится! Конечно! Ей надо гулять! А куклы?.. Я подтираю этот ее зад! Закрыв глаза... Только она смеется... Да. Она смеется надо мной! А ну открой глаза! А ну!.. А то все расскажу!.. Я чуть не убегал. С этой ваткой в руке! Чуть не прятал ее за пазуху! Только бы с глаз долой! И еще дальше! Я убегал со двора и мчался. Потом — в боку кололо. Как побитый пес, я убегал, и, как побитый пес, возвращался. А она? Да, ей было смешно. Немного. Немного смешно. Да. Как щекотка. И все. А так — все равно.

Потом ее сны. Послеобеденный сон. Мать ее кормила — и в постель. Я подкрадывался к ее окну. Через час. Да, не раньше. Ни в коем случае! Иначе она потом не уснет! Я хотел ее будить тайком от всех! Только для себя. Только для меня. Для вечера. Специально, да, чтоб потом она уснула у меня на руках! Чтоб держать ее. Да. Такую слабую, мягкую... Быть с ней одному... Надо было ждать час. Чтобы она выспалась немного! Иначе начнет ворчать! Хныкать! Я ждал час и потом крался к открытому окну. Именно час. Всего один. Если больше — она потом не уснет со мной. Он спала в большой комнате. Там всегда прохладно. Да. В любую жару.

Она спала в глубине. На сундучке ей стелили перинку. Она не двигалась во сне. Моя мать забеспокоилась, а музыкантша сказала — ничего... Она не двигалась во сне.

Мне нравилось смотреть в эту комнату, на нее, там, в самой глубине. Она лежала в пещере. Да. Глазам было приятно туда смотреть. Комната начинала светиться темным и мягким синим светом. Как пещера, да, правда, как глубокая пещера в воде. Я смотрел-смотрел-смотрел, пока голова не начинала кружиться.

Я уже знал это, да. Когда смотришь в колодец. Долго-долго. Так же все кружится. Смотришь-смотришь-смотришь... Я потом боялся смотреть один. И ходить тоже. Одному там страшно. До сих пор не люблю ходить один к колодцам...

Я точно знал ту минуту, когда надо будить. Не раньше, не позже. Именно в эту минуту. Легкий свист. Да. Я тихо свистел... Это был знак. Не сильно, нет, легко, только для нее, не для себя — для нее... Я знал этот час, когда мой легкий свист проникнет в ее сны... Когда мой легкий свист возьмет ее спящую... Положит на спину и принесет ее ко мне. Поднимет ее ко мне. Да. Именно в этот час мой свист становился волшебным. Никто бы ничего не услышал... Нет. Никто кроме нее... Она сама просыпалась. Да. Никто бы не подумал, что это свист ее разбудил. Мой свист... Никто ничего не знал. Никто.

Но не все было так просто. Нет. Иногда мне не удавалось ее усыпить. Никак! Она вдруг начинала икать! Без предупреждения! Это ей мешало! Уснуть?! Да это невозможно! Попробуйте уснуть, когда вам икается! Черт! Кто ее так вспоминал?! Кто?! Кому это влезло в башку?! Вспоминать ее в такое время! Когда она у меня на руках! Да! Когда она вот-вот заснет! Когда она уже засопела! Ну! Еще немного! Еще... Еще минутка... Нет! Кто ей не давал уснуть?! Мать? Ха! Она и думать забыла о своей девочке! Да! Она была рядом! Совсем близко! Слишком рядом, чтобы вспоминать!

Потом... Она бросилась на меня! По-настоящему. Она меня избила! До крови! Разбила мне бровь! Своей куклой. Да. Она кинулась на меня и ударила куклой по лицу. Со всего размаху! Я не успел понять, что на нее нашло! Что это было?! Она схватила куклу за ногу! Размахивала ею, как палицей! Я не ожидал ничего такого! Нет! Я не был к такому готов! А она вошла в раж! Мое разбитое лицо ей добавило пороху! Моя рожа и кровь, да! Плеснули бензина! Дали ей шпоры! Она била меня по плечам, по лицу, охала, раз, раз, еще раз, еще много- много раз! Как насекомое! Она меня убивала, как насекомое! Я не преувеличиваю! Нет! Так и есть! Как двухвостку! Как паука! Она затаптывала меня, как червя! Еще! Еще! По голове! В ней все пело! Она даже вскрикивала от ужаса! Ай! Ай! М-м! м-м! От ужасного наслаждения! И только когда у меня потекла кровь из обеих ноздрей — она остановилась. Да. Перекур! Только когда она увидела настоящий поток крови — она решила передохнуть... Она отскочила! Да. Отпрыгнула от меня. От того, что сделала! Она хотела полюбоваться издали! Насмотреться вдоволь! А потом она зашвырнула окровавленную куклу далеко-далеко! С глаз долой! И еще дальше! Я ни черта не понимал! Хлопал глазами! Как Саул, да, как он, когда скатился со своей лошадки! А она дрожала! Еще немного, и она бы бросилась на меня так! Без всего, с голыми руками! Будет рвать лицо ногтями! Кусать глаза! Пустит в ход зубы! Вцепится в мои жидкие волосенки! Она сошла с ума! Еще немного, еще чуть-чуть, и она вцепится себе в руку! Вот-вот!.. Сейчас! Она укусит себя! До крови! Она оторвет от руки кусок мяса! Она рычит, да! визжит!

Никто ничего не слышал. Ничего не случилось! Нет. Все шито-крыто! Никакого движения! Только ее огромные сухие глаза! Да. В них сухой гнев! Ненависть! Мышечное отвращение! Как к червю!.. Да. Как к чему-то, что извивается... К чему-то, на что даже смотреть невозможно! Да. И ее дыхание. Тяжелое дыхание этого отвращения... А на дне всего этого — страх. Да. Звенящий ужас! Она увидела что-то перед собой! Во мне...

Что случилось? Что? Почему она бросилась? Она будто просила меня. Да. Просила очень долго, терпеливо... Что она хотела? Куда она смотрела во мне? Что это? Что? Она искала. Да. Она перевернула меня с ног на голову и обратно! Она вскрыла мне череп, вывернула мозги! Как шапку из каракуля! Она искала искала искала... Что? Что ей было нужно? Я был спокоен. Да. Я играл с ней. Следил, чтоб она не упала в колодец. А она? Что ей было нужно? Почему она взорвалась?! Она нашла что-то? Что это?! Что она увидела?! Если б она могла мне сказать... Даже не сказать, нет, просто сделать жест! Показать! Вынуть это! Поднести к моим глазам! Что она нашла?.. Она не знала. Нет. И она мучила меня, да! как дети мучают сумасшедших. Пытаются проникнуть в обезумевший мозг. Увидеть там что-то. Найти. Это любопытство... Оно говорит кровью! Разрушить! Да! Взломать и засунуть свой нос! И растоптать! Вот это... Да. Именно это. Я знаю. Я это видел. Эту жажду... Когда дети просят: ну давай! Давай! Покажи нам это! Покажи нам твою силу! Вынь твое сердце! Покажи нам то, от чего мы не спим! То, что нас пугает в тебе! Что нас так щекотит! Покажи это! Достань!