Виктор Корнев - Четыре реки жизни Страница 3

Но однажды, оседлав втроем проплывающее по перекату бревно, я замешкался и слишком поздно его покинул – перекат уже переходил в глубину. И хотя до берега было меньше десяти метров, мне пришлось приложить все свои детские силенки, чтобы доплыть до берега и ухватиться за свисающие к воде ветки тальника. Помогла наука старших, не плыви поперек, а плыви чуть наискосок, тогда течение будет тебе немного помогать, а не наоборот. Обессиленный и нахлебавшийся воды, я получил урок на всю оставшуюся жизнь – на реке к течению надо относиться с уважением и быть всегда на чеку, промахи река не прощает.

Поверху, по скале над омутом шла древняя, узкая тропка, с укоренившимися кустиками и деревцами. С одной стороны почти отвесная скала, уходящая вверх, затем метровый уступ, по которому и шла эта тропка, и пятиметровый обрыв в омут. Летом это был самый короткий путь от барака к поселковому магазину за горой. В сухую и светлую пору ходить по тропке было не очень страшно, а вот в дождливую, пасмурную пору, или зимой, когда скользко, пройти по тропке было очень и очень опасно.

Мужики даже опутывали вход на тропку колючей проволокой, но летом ее опять кто-то срывал. Поэтому осенью и зимой все ходили в школу и в магазин по окружной дороге, через вершину горы. Такой путь был безопаснее, но занимал втрое больше времени.Несколько раз путь по тропке пришлось проделать и мне. Осенью я пошел в первый класс, а порядки в те времена были строгие, опаздывать на уроки было нельзя, иначе приходи с родителями. Когда страх опоздать превышал страх ухнуть со скалы в омут, приходилось идти по тропке, распластав руки по скале и держась за тонкие свисающие ветки. Не понимаю, почему взрослые не протянули вдоль скалы страховочный трос из проволоки, которой в те годы кругом было навалом. Длина опасного места не превышала 10 метров. Но всегда у нас легче запретить, чем сделать. Видно родителям было не до нас, самых «драгоценных» в этом замученном проблемами обществе. Сказали не ходить по тропке, а ходить по окружной дороге через гору, значит так и ходи, а тот, кто не выполняет указание, тот не наш человек, плевать на него, сам виноват. Это черта нашего российского менталитета – будь, как все, не высовывайся.

Помню, когда мы приехали в Миньяр, была весна. Нас поселили в частный дом, на квартиру к чалдонам. Так звали местных уральских жителей. Больше месяца, наша большая семья из трех детей и родителей ютилась в двенадцати метровой комнате. Хорошо, что еще братик не родился. Он появится на свет, когда мы уже переедем в барак, две просторные комнаты которого покажутся хоромами, в сравнении с жильем на квартире. Но частный дом был хорош тем, что стоял на высоком берегу реки. Начиналось половодье и мы, ребятня, смотрели, раскрыв рты, как плывут голубовато-зеленые льдины, унесенные чьи-то бревна, заборы и настилы. Недалеко от дома был перекинут на тросах хилый подвесной мостик, шириной меньше метра. Половины боковин из ограждения не было, да и внизу некоторые доски имели такие щели, что свободно можно было через них ухнуть ребенку в бурлящий под мостом паводок. Когда кто-то взрослый шел по мосту или был сильный ветер, мост начинался раскачиваться и скрипеть, поэтому все дети боялись по нему ходить одни. И только маме приходилось по несколько раз в день спешить на другую сторону в магазин за хлебом или на рынок. Ходили по этому мосту и другие взрослые, но так никто и не залатал прорехи в мосту, хотя рукастому мужику работы-то всего на час-два. В 2002 году этот знакомый с детства мост мельком показали по TV, в связи с сильным паводком. Удивительно, что столь хилый мост простоял более пятидесяти лет, а может это был на него похожий более младший собрат.

Остался в памяти и сундук, в который мама прятала от нас разные «вкусности» к праздникам - конфетки, печенье и даже сахар. Это сейчас всего вволю, поэтому и праздники не ждутся и не запоминаются, а тогда… Мы находили спрятанный ключ от сундучного замка и понемногу, втихаря, лакомились. Мама ахала, когда вытаскивала печенье к празднику, почему его так мало осталось и начинала проводить допросы. А когда много детей, то каждый отнекивался и валил на другого. Запомнилось так же, как я несколько раз снимал приводное колесо ножной швейной машины и катал его по улице. Возмущался отец: «Закручиваю гаечным ключом, а этот малец как-то откручивает гайки руками». А я постучу по гайке маленьким молоточком, она и откручивается легко руками. Видимо тяга разбирать различные механизмы и изучать их устройство, проснулась с раннего детства.

Еще в детстве я любил лазить по чердакам и крышам. Боязни высоты не было, а руки были очень «цепучими», не зря потом стал гимнастом. И когда нас вселили в частный дом, первое, что я сделал, это залез на дворовые ворота. В те далекие времена уральские и сибирские дворы окружались высоким деревянным забором с широкими двухстворчатыми воротами для въезда подвод. Внутри одной из створок ворот вырезалась дверь для прохода людей. Обязательной была металлическая кованая щеколда на этой двери. Ворота сверху прикрывались от дождя двускатной крышей. Все это сооружение делалось из толстых добротных бревен и досок, благо лес рос рядом. Мне не составляло труда залезть под крышу над воротами и устроить там себе «захоронку». И когда нужно было от кого-то прятаться, я взлетал с разбегу на этот почти трехметровый забор и скрывался в своем укромном месте.

Ни старшие сестры, ни мама не могли меня оттуда выкурить, пока я сам не слезу. Когда построили барак на горе в лесу и мы туда переехали, моей новой «захоронкой» стала раскидистая сосна, что росла у самого входа в барак. В бараке мы прожили больше года, я пошел в школу, родился братик, но в конце осени отца перевели в другой город и мы покинули этот маленький поселок у лагеря. Так пришлось мне распрощаться с моей первой речкой Сим и с первыми друзьями.

Будучи взрослым, несколько раз проезжал мимо этих мест в поезде по железной дороге. До боли в глазах вглядывался через мутное вагонное стекло, отыскивая среди новых построек на горе, наш первый барак. Щемило сердце от скалы, где я по тропке ходил в школу и от нашего деревянного моста, прыгая с которого мы учились плавать, любить и узнавать все, что плавает в воде или порхает над ней.

***

ЧАСТЬ 2.

Главная Река.

Глава 1. Наш двор.

После переезда в поселок, что строился в глухой южной башкирской степи, первые несколько недель, мы жили в настоящем грузовом двухосном вагоне. Посреди вагона стояла постоянно горящая железная печка на ножках и поэтому в вагоне было почти тепло. Окна отсутствовали и наше убогое жилище тускло освещала подвешенная на крючок керосиновая лампа. Тяжелые двери вагона открывались вдоль, со всех щелей к утру наметало по небольшому снежному сугробу, которым мы, детвора, умывались с криком и оханьем. Для входа в вагон была поднята на козлы широкая доска с поперечными брусьями, чтобы не скользить. Однако на ней всегда был снег и наледь и мы нередко скатывались на заднице. Вагон стоял в тупике, возле какой-то базы снабжения, где было много разных огромных труб, интересных железок и механизмов. Невдалеке водил туда-сюда вагоны маневровый паровоз «Кукушка» и будил округу своими пронзительными гудками.

Однако, вскоре наши жилищные мытарства закончились и мы переехали в шикарный четырех квартирный барак, с двумя подъездами и высоким крыльцом. Мы вселились в угловую двухкомнатную квартиру с большой кухней, длинной кладовой, в которой было окно с большой форточкой. В квартире имелось две печки, малая на кухне и большая между комнатами. В большую печь свободно залезали здоровенные метровые поленья и она служила для обогрева комнат. Но к утру наша большая квартира выстывала, особенно в ветреную холодную погоду и мы зимой обычно укрывались поверх одеял отцовской шубой. Две квартиры выходили в большой коридор, с закрывающейся на ночь дверью, в котором мы хранили дрова, санки и другую детскую мелочь.

Напротив нашего барака, метрах в пятидесяти, стоял еще один такой же барак. Слева от бараков располагалась стена сараев, а пред ними гудящая трансформаторная подстанция, вечно искрившая в сильный дождь. Трансформатор находился на высоте, а внизу, в будке, был огромный рубильник, с полуметровыми проволочными предохранителями, которые нередко сгорали, оставляя один из бараков без света. Трансформатор был огорожен высоким забором с оторванными и незапертыми воротами и это было лучшее место для смелых мальчишек при игре в прятки или в войну.

Справа, метрах в сорока, простирался высоченный и длиннющий забор гарнизона. Высотой он был более трех метров, состоял из широченных полуметровых досок, толщиной 40-60 мм. Удивительно, что это огромное сооружение, было сделано из розового бука. Где-то на западе, после войны, вырубили прекрасную рощу вековых красавцев-буков. Тогда понимание, что мы часть природы, отсутствовала у правителей и милостей от природы не ждали, а брали, сколько могли осилить. Да и не до сантиментов с природой было. Начиналась гонка вооружений и, проповедуя борьбу за мир во всем мире, властные главари, тронутые умом от идеи насадить коммунизм по всей планете, заставили весь полуголодный, избитый народ Союза работать на войну. Чем это закончилось, теперь известно, а тогда победное шествие коммунизма по всей планете, принималось за истину без обсуждений.