Юля Лемеш - Лежачий полицейский Страница 3

Папа с явным облегчением смеется. Я мрачнею. Что, спрашивается, смешного в том, что у мамы нет никакой модной одежды? Теперь мне немного жаль, что и старого гриба нет тоже. Если бы мама завела роман, я бы не обиделась. На мой взгляд, она вполне может понравиться культурному пожилому дяде. Я тут же продолжаю мечтать про внезапную кучу денег. После трат на себя можно было бы приодеть маму по последней моде. А потом найти пару отморозков и кастрировать папулечку. И заодно укоротить ему язык. Интересно, почем нынче такие услуги? Надо будет в Интернете пошарить.

– Сыночек! Ты мне не веришь? Досмеешься! Как рога потолок задевать станут – вспомнишь мои слова. Женщину не обманешь. Она это была! Только причесана иначе. В вашем захолустье можно и так шлындать. На халат пальто накинут – и ну на рынок.

Тут она попала в точку. Я встречала таких, у кого пальто не халат, а ночнушку прикрывает. Только не мама. Она как мальчишка одевается. Донашивая мои брюки.

– Жаль, я на мобильник ее заснять не успела. И какого черта ты застрял в этом болоте? – продолжает жужжать заезженная пластинка.

Скрестив ноги, я опустилась на чистейший дощатый пол. Сижу как турок, привалившись к стенке. Только кальяна не хватает. Раз я не могу внести исправлений в сценарий бабушкиного спектакля, то почему бы не развлечься разглядыванием изъянов на краске досок. Глядя на пол, вспоминаю, что давно не рисовала. Становится грустно.

Выкатив глаза, бабушка с пеной у рта продолжает доказывать мамину коварную двуличность. Виновница небывалой агрессии свекрови стоит у окна. Провожая взглядом вереницу медленно ползущих машин, которые попеременно сигналят, одурев от черепашьей скорости.

– Ее я видела! Меня не проведешь! Глаза-то разуй – не может у женщины задарма быть такой ухоженной кожи! А стрижка? Говоришь, сама стрижется? Ага, так я и поверила. Где сумку такую оторвала, стерва?

– Мама, перестаньте, наконец, орать. Сами подумайте, на какие шиши она сумки покупать будет? Кроме того, зачем ей вторая сумка, у нее уже есть одна. А стрижется она сама, я собственными глазами видел.

Рисунок потертостей на облезлых досках навел меня на мысли о картах. А мысли о географии плавно перетекли в обдумывание защитной речи в оправдание родного района. У нас есть река. И остров. С дурацким названием Чухонка. После жаркого летнего дня он так и выглядит – зачуханным до противного. Неряхи мы. Национальная черта такая.

Кроме острова на реке сто лет назад была пристань для паломников, где мы с мальчишками в воде монетки старинные собирали. Говорят, к пристани приставали пароходики с паломниками, навещающими собор. От которого стараниями властей не осталось ничего.

Еще на реке прямо с плота устраивают салют, и он стократ отражается в ночной воде под дружный рев восторженной пьяной публики. На Новый год дармового салюта теперь не делают. Считают, и так обойдемся. А еще у нас вместо изысканных развлечений есть много деревьев и относительное спокойствие. Которого тут хоть отбавляй. Особенно летом. Когда почти все жители испаряются с первыми лучами солнца в сторону огородов.

Вспомнила: у нас есть еще обалденный магазин! И нечего тут смеяться. На его крыше даже статуи сидят. Две. Типа рабочего и колхозницы. Здоровенные такие, пофигические. Смотрят в разные стороны. Наверное, поссорились. Правда, внутри магазина от былого великолепия ничего особенного не сталось.

Мама рассказывала, раньше интерьер был сплошь из чистого мрамора. Были и солидные, как трон папы римского, деревянные будки касс. А в кондитерском отделе крахмальные важные тети отпускали всякие вкусности. Которые завлекательно сверкали в хрустальных витринных вазочках. Еще маме запомнился мраморный бассейн с живой рыбой. Она как-то призналась, что, несмотря на специфический запах, часто ходила смотреть на мутную витрину водоема. Из которой выглядывали чудные рыбьи рыла. Особым шиком тогда считалось прикупить зеленоватого сома. Забраться с боем в автобус, удерживая порывы узника в болоньевой клетчатой авоське. Перепачкать рыбьим ароматом сплоченный советский коллектив. Ответить страждущим, где приобретался сом. Дома – непременно поместить сома в ванну. И надеяться, что живность самостоятельно уснет. Она почему-то не стала объяснять, как умертвляли не усопшего сома.

С магазином у меня связано одно забавное воспоминание. Когда я была маленькая, мама там встретила бывшего поклонника. Пока они любезничали, я обнаружила на прилавке уйму киндер-сюрпризов и по-тихому их распотрошила. Надеясь выяснить, какие сокровища там таятся. Всегда кажется, что именно тебе достался самый неинтересный сюрприз.

Поклонник оказался не жадным.

Он нас выкупил.

Бабушка набрала в легкие очередную порцию воздуха. Расправила орлиные крылья и кинулась доклевывать цыпленка в лице моей мамы.

– Шлюха! Я всегда тебе говорила, что она тебе не пара, – это уже папе. – Немедленно собирай вещи. Мы покидаем этот нищенский вертеп!

Последнее восклицание звенит опереточным фальцетом. Отчего тускнеет трагизм сказанного. Перо на шляпке психованно трепещет, малиновые губы дрожат, как кровяной студень. Офигеть, как они мне надоели со своими разборками.

Несмотря на визги свекрови, мама глубокомысленно завершает начатое. Носки вывернуты и благополучно доставлены до пункта назначения. Осторожности ради мама протискивается вдоль стенки, чтоб неровен час не прикоснуться к бабушке. Заходит в комнату. Откуда с характерным шумом выкатывает два увесистых глянцевых чемодана на колесиках.

Ошарашенный босолапый папа цеплялся взглядом за меня, как утопающий за спасательный круг. Я многозначительно пожимаю плечами. Действительно, я-то чем могу ему помочь? Разве что чемоданы до машины донести, и то вряд ли. Они тяжелые, а все, что превышает пять кило, для меня вредно. Так в книжке медицинской написано – позвоночник надо беречь смолоду.

Пока мы обменивались взглядами, мама, сидя на стуле в прихожей, смотрела в пол. Старательно пряча выражение лица. Была видна только рыжеватая пушистая макушка. Бабушка пыталась укорить макушку испепеляющим взором, но получилось не очень. Тогда она уставилась негодующим оком разгневанной индюшки на заранее упакованные вещи.

– Ах, ты предвосхитил меня, мой несчастный ребенок!

Прощебетала. Перевела взгляд на голые ребенковы ноги.

– Что и говорить, даже чистых носков от нее не дождешься! Барыня!

Мама, недолго думая, смоталась в ванную, чтоб предстать перед нами с несвежими носками-путешественниками. Причем папа, не замечая никакой издевки в этом действии, сразу догадался – пора собираться в путь – и мрачно обрядил несвежие ноги в несвежие носки.

Честно скажу, меня в этот момент волновало другое. Наблюдая краем глаза, как бабушка роется в лаковой сумочке, я пыталась сообразить, чем меня субсидируют на этот раз. Шоколадкой «Вдохновение» или денежкой?

Повезло. Суетливая влажная рука всунула мне приятно хрустящую голубую тысячную.

«Спасибо, бабуля».

Чмок. Чмок.

Боже, как я люблю деньги.

Просто обожаю.

Подхваченный нахрапистым ветром чужой воли, папа алчно проводил взглядом исчезающую в моем кармане ассигнацию. Тупо позволил запеленать себя в куртку. Засунул вторично обносоченные ноги в модные штиблеты и вцепился в не им собранные чемоданы. По его лицу видно – он никого не предвосхищал. Он просто хотел поизгаляться над беспрекословной супругой. А тут бабушка некстати приперлась со своими разоблачениями.

«Пока, папа, пока».

Скатертью дорога.

Чмок. Чмок.

В доме наступила такая глубокая тишина, которая случается после долгого крика. Мама бестелесным привидением растворилась в районе кухни. Наверное, снова утешается видом на небо. Пытаясь подражать ее неслышной походке, я засеменила к себе в комнату. Под ногой ехидно скрипнула половица.

На улице глухо стукнула дверь машины. Изображая папин прощальный салют, стрельнул пробитый глушитель.

Задрав ноги на стенку, я разлеглась на неприбранной кровати, уставясь в потолок. Пока есть время до ужина, надо разложить по полочкам последние события. От которых я немного устала.

Итак, бабушка лоханулась и спутала маму с кем-то еще. Папа завел новое увлечение и решил устроить себе каникулы. Стопудово. Вариант, что папе стыдно за вчерашние подвиги, не рассматривается по причине излишней фантастичности. Вывод: папа воспользовался бабушкиной глупостью, чтоб свалить от нас порезвиться.

Приглашение перекусить прервало мои изыскания. Счастливо потягиваясь, я подумала: как здорово слышать мамин голос, зовущий немного подкрепиться.

Только ночью я задалась тупым вопросом: «А откуда мама знала, что папа заведет такой гнилой разговор, а бабушка приедет его вызволять?» Ведь чемоданы были собраны заранее.

Две недели спустя отец, как ни в чем не бывало, в очередной раз вернулся домой. В виде компенсации всучив дрожащими руками мне аж сто евриков от имени бабушки. Так вцепился, когда отдавал, что я даже оторвала краешек. Он тоже деньги любит. Не меньше, чем я.