Борис Кригер - Воспоминания Жанны Кригер Страница 3

Глава третья

Поэзия и грёзы: Каким оно было, начало двадцатого века

— У дедушки Якова было десять детей, — продолжает Жанна Кригер. Папа — младший. Разумеется, дедушка был религиозным, соблюдал традиции, но не был ортодоксом. Почему я так говорю? Такой пример. В йом кипур он идет в синагогу и берет с собой самого младшего сына, то есть моего будущего папу. Папа еще маленький, да и не очень крепкий мальчик. Дедушка прикрывает его накидкой и сует ему ножку курицы. Отцовская забота о ребенке превышала запреты. Такой поступок говорит о том, что он не был ортодоксально верующим человеком.

Мама тоже происходила из зажиточной семьи. Ее отец владел небольшим галантерейным магазином. У этих моих дедушки с бабушкой было семеро детей: шесть мальчиков и девочка Ада. Ада Иосифовна Саховалер — моя мама. Дедушка Иосиф несколько строже блюл религиозные требования, хотя и он допускал некоторые вольности. Все мамины братья — революционеры, вообще не признававшие Бога. А значит, не соблюдали и кашрут, ели все, что под руку попадет. Иногда приносили в дом свиное сало.

Дедушка не давал им посуды. «Вот вам бумажки, и на них ешьте вашу гадость». Потом эти бумажки выбрасывали. Из этого можно сделать вывод, что и дедушка по маминой линии тоже не был ортодоксом.

— Бабушка (Ада Иосифовна), — вспоминает Борис Кригер, — часто рассказывала о начале ХХ века, оно было наполнено ее юностью, стихами, веселыми братьями. Кстати, дедушка, Борис Яковлевич, тоже писал в молодости стихи, и его хвалили… Конечно, ничего от этих ранних стихов не осталось… Бабушка очень часто читала мне одно и то же стихотворение: «Итак — начинается утро…» Она говорила, что его сочинил ее брат, но уже после того как бабушка умерла, этот маленький шаловливый обман раскрылся после почти ста лет невинного бабушкиного заблуждения… Это был стихи Саши Чёрного. Вот это стихотворение целиком, во всей своей язвительной красе… Я не уверен, полностью ли его читала наизусть мне бабушка.

ВСЕРОССИЙСКОЕ ГОРЕ

(Всем добрым знакомым с отчаянием посвящаю)

Итак — начинается утро.

Чужой, как река Брахмапутра,

В двенадцать влетает знакомый.

«Вы дома?» К несчастью, я дома.

(В кармане послав ему фигу,)

Бросаю немецкую книгу

И слушаю, вял и суров,

Набор из ненужных мне слов.

Вчера он торчал на концерте -

Ему не терпелось до смерти

Обрушить на нервы мои

Дешевые чувства свои.

Обрушил! Ах, в два пополудни

Мозги мои были как студни…

Но, дверь запирая за ним

И жаждой работы томим,

Услышал я новый звонок:

Пришел первокурсник–щенок.

Несчастный влюбился в кого–то…

С багровым лицом идиота

Кричал он о «ней», о богине,

А я ее толстой гусыней

В душе называл беспощадно…

Не слушал! С улыбкою стадной

Кивал головою сердечно

И мямлил: «Конечно, конечно».

В четыре ушел он… В четыре!

Как тигр я шагал по квартире,

В пять ожил и, вытерев пот,

За прерванный сел перевод.

Звонок… С добродушием ведьмы

Встречаю поэта в передней.

Сегодня собрат именинник

И просит взаймы дать полтинник.

«С восторгом!» Но он… остается!

В столовую томно плетется,

Извлек из–за пазухи кипу

И с хрипом, и сипом, и скрипом

Читает, читает, читает…

А бес меня в сердце толкает:

Ударь его лампою в ухо!

Всади кочергу ему в брюхо!

Квартира? Танцкласс ли? Харчевня?

Прилезла рябая девица:

Нечаянно «Месяц в деревне»

Прочла и пришла «поделиться»…

Зачем она замуж не вышла?

Зачем (под лопатки ей дышло!)

Ко мне направляясь, сначала

Она под трамвай не попала?

Звонок… Шаромыжник бродячий,

Случайный знакомый по даче,

Разделся, подсел к фортепьяно

И лупит. Не правда ли, странно?

Какие–то люди звонили.

Какие–то люди входили.

Боясь, что кого–нибудь плюхну,

Я бегал тихонько на кухню

И плакал за вьюшкою грязной

Над жизнью своей безобразной.

<1910>

И так часто–часто бабушка мне повторяла: «Итак — начинается утро…»

Она читала мне и другое стихотворение, но только первое четверостишие… Через много лет я понял, почему… Вот первое четверостишие стихотворения, которое теперь практически всем известно, но в советскую пору было деликатесной редкостью…

Это было у моря, где ажурная пена,

Где встречается редко городской экипаж.

Королева играла в башне замка Шопена,

И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

Эти строки я слышал от бабушки не раз. Я помню ее сидящей на балконе нашей квартиры в Свердловске и читающей мне его…

А вот продолжение оказалось не совсем для моих детских ушек:

Было все очень просто, было все очень мило:

Королева велела перерезать гранат,

И дала половину, и пажа истомила,

И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

А потом отдавалась, отдавалась грозово,

До восхода рабыней проспала госпожа.

Это было у моря, где волна бирюзова,

Где ажурная пена и соната пажа.

Конечно, бабушка знала его целиком, но никогда мне не читала… Какой от этих строк Игоря Северянина веет раскрепощенной молодостью начала двадцатого века… Теперь эти стихи, прочитанные полностью, помогают ощутить бабушку юной ровесницей едва народившегося столетия… Наверняка она запомнила эти волнующие юную душу стихи, шушукаясь с подружками по гимназии… Не удивительно, что у бабушкиного внука Бори Кригера проснулась такая страсть к поэзии…

Слава Северянина в те годы была невероятна. Его короновали «королем поэтов». Свидетельства современников крайне противоречивы, избрание «короля» сопровождалось шутливым увенчанием мантией и венком, но известно, что сам Северянин отнесся к этому очень серьезно.

Интересно, что титул «короля поэтов» подходил больше всего именно Игорю Северянину.

В начале своего славного пути он уже был «Принцем поэтов». Еще в 1913 году А. Чеботаревская (жена Ф. Сологуба) подарила ему книгу Оскара Уайльда «Афоризмы / Пер. кн. Д. Л. Вяземского)» с дарственной надписью:

«Принцу поэтов — Игорю Северянину книгу его гениального брата подарила Ан. Чеботаревская. Одесса, 17/III‑1913». Книга хранилась в личной библиотеке Игоря Северянина в Тойла.

Хотите послушать историю его коронования? Большая аудитория Политехнического музея в первые послереволюционные годы стала самой популярной трибуной современной поэзии. Конечно, в ней, как и прежде, читались естественнонаучные лекции, проходили диспуты на волнующие общество темы, можно назвать хотя бы диспуты А. В. Луначарского с главой обновленческой церкви митрополитом А. И. Введенским, но все же, прежде всего, в Большой аудитории Политехнического музея москвичей собирала поэзия.

Рассказывая о вечерах поэзии, все современники говорят о переполненном зале, о толпе жаждущих попасть на вечер, о милиционерах, наводящих порядок, о царившей в зале атмосфере заинтересованности, неравнодушия. Политехнический музей и пропагандировал новую поэзию, и приобщал к ней самые широкие круги.

Устраивались вечера отдельных писателей и поэтов — В. В. В. Маяковского, А. А. Блока, С. А. Есенина; проводились выступления группы объединенных едиными творческими принципами поэтов — футуристов, имажинистов и других. Но особенное внимание привлекали коллективные вечера, на которых выступали поэты различных школ и направлений.

Первым из наиболее ярких и запомнившихся вечеров, воспоминания о котором можно и сейчас еще услышать, был вечер 27 февраля 1918 года — «Избрание короля поэтов».

По городу была расклеена афиша, сообщавшая цели и порядок проведения вечера:

«Поэты! Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии…»

Избрание «короля поэтов» открыло собой длинную серию поэтических вечеров в Большой аудитории Политехнического музея, на которых поэты и публика вступали в прямой диалог; приговоры — поддержка, одобрение или неприятие — выносились тут же. Может быть, никогда еще поэты не стояли так близко к своему читателю и не ощущали его так отчетливо.

Вечера носили общее название «Вечеров новой поэзии», хотя некоторые из них имели и свои названия: «Смотр поэтических школ», «Вечер поэтесс», «Чистка поэтов» и т. д. Для всех этих вечеров была характерна общая заинтересованность и откровенная реакция публики, на них бушевали страсти, возникали скандалы, но, несмотря на анекдотичность некоторых эпизодов, за ними всегда чувствуется высокая поэтическая атмосфера этих вечеров.

Что это были за годы бабушкиного и дедушкиного детства? В небе летал один из первых пилотов Уточкин… Бабушка рассказывала с восторгом и о нем.