Виталий Владимиров - Челнок Страница 3

– Что-то я не поняла, кто из вас поэт, вы, Антон, или Виталий ? А вот за крем отдельное большое человеческое спасибо! И пожалуйте с супругой ко мне в гости, в мой салон. Не пожалеете…

Скидку дам, а с другой стороны я же расширяю сеть своих клиентов…

Комплимент Антона возымел и другое действие – Людмила вдруг ощутила себя и такой симпатичной и такой одинокой.

А хорошо все-таки иметь мужика, который может «потянуть» ресторан, отдых на Лазурном берегу или колье с бриллиантами. Хотя, колье не надо, шея уже не та… Другим не видно, но я все замечаю… Уж лучше браслет… Или диадема… Диадема слишком претенциозно… А можно черную блузочку с кружевным воротничом-стоечкой под подбородок и сверху кулон на цепочке… Или нитку жемчуга… Вот Антон потянет или не потянет нитку жемчуга? Похоже, поднатужится и потянет.

У выхода Антон и Виталий обнялись.

– Нежные приветы Ксюше и Елизавете! – пожелал Антону Виталий .

И пояснил Людмиле:

– Ксюша – маленькая, но прелестная дама в мохнатой шубке, которую она не снимает ни зимой, ни летом, нашла Антона в трудный момент его жизни на улице, у павильона пиво-воды, и стала ему верной подружкой, а Елизавета – маленькая леди, совсем крошка, но возвела, как королева, сэра Антона Григорьевича в ранг дедушки.

– Приветы-Елизаветы! – кустистые брови Антона полезли вверх. – Приветы пишут настоящие поэты. Водкой их не пои, дай порифмовать…

Настоящие друзья… Всю жизнь рядом, вместе… А не хватило бы у них денег за сегодняшний обед, я бы своих добавила…

Мне бы такого, как они, в мужья…

И была бы такому верной женой, не просила бы купить кулон, только блузочку с кружевным воротничком-стоечкой. Кулончик у меня уже есть. Да и с блузкой не проблема при моем бизнесе.

Только где же такого взять все-таки?.. Нет их, разобрали всех…Опоздала я, ох, опоздала… Раньше надо думать было! А где же я была раньше? Или мне не попадались интересные люди?

Или я неинтересная? А может слепая была, только себя видела?

И нахлынули. потекли рекой воспоминания…

Эпизод второй. КОРНИ

Верь в героев, бери с них пример.

Находясь в благодушном состоянии вкусной сытости и легкого опьянения после встречи с Антоном и Виталием и распрощавшись с ними, Людмила шла по улице вечернего города.

Все-таки как изменилась Москва, особенно в последние годы! Не сравнить со столицей страны развитого социализма или времен перестройки, не говоря уж о послевоенной Москве. Тогда гранитные набережные кончались около Киевского вокзала, дальше Москва-река лукою изогнулась после Окружного моста, с одной стороны которого Дорогомиловский химический завод, переименованный местными жителями в Дорхимвонючку, а с другой стороны – тусклые купола Новодевичьего монастыря и Лужниковские деревянные склады. Тут же впадала в Москва-реку тихая грязная Сетунь и источал одеколонные ароматы парфюмерный завод, как бы компенсирующий запахи Дорхимзавода. Дальше шоссе взбиралось на пологие Воробьевы горы, заросшие сиренью и мелким подлеском и раскопанные под огороды с картошкой.

Отсюда разноцветными букетами в вечернем небе хорошо смотрелась панорама главного салюта страны – салюта Победы. Люди радовались, плакали, верили, что наступит яркая, зажиточная жизнь, что придет покой и радость в каждый дом.

Главного салюта Людмила не могла помнить, она родилась позже, но тоже в своего рода пригороде, там, где платформа Сетунь и завод-институт ВИЛС – Всесоюзный, а ныне Всероссийский институт легких сплавов. Все-таки есть какая-то географическая закономерность в судьбе человека – те места, с которыми прочными невидимыми нитями связывают его и родители, и учеба, и работа, и любовь. Для начала, конечно, родители.

Людмила достала мобильник и набрала номер мамы. Людмила звонила маме каждый день, иногда по два-три раза.

– Ты где дочка? – услышала она ее строгий и такой родной голос. – Приезжай, я сырники наготовила. Со сметанкой, с вареньем, а?

– Сыта я, только что из ресторана, – улыбнулась Людмила. – Да и поздно уже.

– Что ж, как хочешь, – в голосе мамы прозвучали холодные нотки разочарования. – А тебе что, завтра опять на работу? Учти, всех денег все равно не заработаешь. Приезжай, отоспишься.

Людмиле вдруг действительно захотелось беззаботно уснуть, а с утра понежиться в постели, полениться, потом сесть за уже накрытый стол, приготовленный мамиными руками. Мама Людмилы всегда готовит вкусно. Это у них семейное.

– Ну, хорошо, хорошо, мамуля, – чуть капризно сдалась Людмила.

Платформа Сетунь отделяла ВИЛС с его цехами, лабораториями и бассейнами для охлаждения воды от жилой части и была по сути своей городом. Так и звалась эта местность прежде – город Кунцево. На самом деле все-таки не город – городок. Еще было тогда в употребление название таким районам – соцгородок. С присущими соцгородку каменными однотипными домами, скверами, продуктовыми магазинами и прочими бытовыми учреждениями, чтобы обеспечить жизнь населения, которое поголовно работало на ВИЛСе и также почти поголовно ходило на первомайские и ноябрьские демонстрации. Здесь же Дворец культуры, куда Людмила бегала на концерты и в кружок кройки и шитья, и Дворец спорта «Крылья Советов», куда Людмила бегала бегать на коньках.

А жизнь-то у меня была с дворцами связана, усмехнулась Людмила, подъезжая к дому матери. За несколько десятилетий сетуньский пейзаж мало изменился, разве что разрослись деревья на бульварах, появились многочисленные разноцветные рекламные щиты, во Дворце культуры выступают современные поп-звезды, а во Дворце спорта само собой расположился рынок.

кстати, надо бы заглянуть в родные Пенаты, может, и здесь местечко стоит арендовать, вещевые рынки отсюда далеко, а потребность в нарядах у женщин и для девочек всегда есть

Людмила хорошо помнила свое первое настоящее платье. Розовое. Его купили маленькой синеглазой девочке и она пошла в нем в детский сад. О, это был праздник! Праздник в детском саду и праздник для Люсеньки, именины сердца.

И целый день она боялась присесть, чтобы не помять розовое чудо, но на прогулке оседлала любимые качели, расшалилась, разбегалась и шлепнулась, поскользнувшись, в лужу. Слез было больше, чем воды в луже, чем в реке, чем в океане! К тому же оказалось, что качели были недавно выкрашены и на розовом платье, как глаз светофора, зажглось зеленое пятно. Пришедшая за своей девочкой мать ахнула и на глазах у всех сильно отшлепала дочку. Обида, горькая обида так переполнила сердце Маши, что одевать выстиранное, но с бледно зелеными разводами платье она отказалась наотрез!

Наверное, именно после этого случая Людмила так тонко и остро почувствовала тягу женщине к обновке. Кстати, и сайт Людмилы в Интернете называется Ludobnovka.ru.

– Привет, мамуля, – чмокнула маму в щеку Людмила.

Мама, как всегда, критически рассмотрела дочку. Хмыкнула:

– Хороша. Но толстеешь, Люська. Это все из-за ресторанов.

И тут же прищурилась:

– Что-то я не видела у тебя эти сережки… Дай поносить?

Людмила страсть как не любит, когда ее называют Люськой, как кошку какую-то, но молча вынула сережки из ушей и вложила их в мамину ладонь.

И почувствовала, как дрогнула мамина рука в ответ. Мама даже глаза спрятала и голос строгий потеплел:

– Марш руки мыть!

Под сырники мама, как обычно, выставила бутылку кофейного ликера «Айриш крим», подаренную Людмилой после какой-то из своих зарубежных поездок. Сам ликер был давно выпит и под красивой этикеткой скрывался напиток собственного изготовления. Самогон или самопляс, как его иначе кличут, всегда был в обиходе семьи.

Людмила, конечно, рассказала маме про встречу, перемыв косточки Антону и Виталию, особенно Антону за кличку Люси, и вдруг спросила:

– Мам, они как стали вспоминать, я даже позавидовала им, а ведь ты мне никогда не рассказывала про своих и папиных родителей, про их судьбу, про наши корни.

– Корни, говоришь? – задумалась мама. – Смоленские наши корни, крестьянские… Как у всей России…

– А вы были богатые? Кулаки?

– У тебя одно на уме – богатство! Какие кулаки, самые обыкновенные крестьяне. Правда, корова была. Когда голод был после коллективизации, съели ее. Может, и спасла она тогда нам жизнь.

– Как же вы из деревни в Москву попали?

– Ты-то, слава Богу, не знаешь, как это в колхозе горбатиться, а вот мне еще досталось. Мы же хуже крепостных были при советской власти, паспортов даже не было. А как в Москву попали – длинная история. Как сказка… Жили-были Иван и Малаша, твои дед да бабка, истовые крестьяне, работали не за страх, а за совесть. А все равно еле-еле концы с концами сводили. Да нас еще пятеро по лавкам, я старшая. Вот и решили родители в соседний совхоз податься, там все-таки хоть что-то платили за каторжный труд. Не тут-то было. Председатель наш, конечно, был против, кто ж таких работников отпустит, вот и удумал он – обвинил Ивана, что вредитель он, что клевер колхозный сгноил. И неизвестно чем дело бы кончилось, но тут война началась финская и Ивана в почти сорок лет воевать забрали. Пришлось председателю ему паспорт отдать. На войне Иван был ранен дважды, в бедро и в руку, рука не действовала. А перед уходом на войну он сына заделал, сам того не зная… Да еще дом наш сгорел… Вот и пришлось беременной Малаше самой строиться. Ей выделили лес и она ходила и пилила деревья после трудодня. Когда отец вернулся, увидел, старого дома нет, а новый без крыши, даже дверь не навешена, а просто приставлена. Кроме того, ушел без сынка, вернулся – готов приплод. Председатель к тому времени помер и стали Ивана, как военного героя, выдвигать на эту должность. Вот тут Малаша и бросилась в ноги к Ивану, умоляла его уйти в город. А ведь она была женщина с сильным характером. Помню, как она в семьдесят лет гонялась по огороду с вилами за мужем, чем-то он ей не угодил. Что-то от нее и мне досталось. Я в драку всегда первой полезу. Да и ты дочка нашенской породы, а?