Александр Жебанов - Принцип Нильса Б. Страница 3

И все время, когда кто-то отставал, когда я кого-то обгонял, а кто-то меня, билось в голове: будь начеку, не дай маху, будь сильным, не дай слабины! Наплывала усталость, измотанность, безразличие, пот на глаза — я отгонял все это, старался держать сознание ясным, дыхание ровным.

Не знаю, на сколько хватило бы меня, но в конце концов — медленный бег с переходом на шаг; руки вверх-вниз, вверх-вниз; восстановим дыхание… Встали. Сколько прошло: час, два?

— Хочу сказать, что показали вы себя неплохо, — тренер смотрел твердо, — молодцы! Потенциал в вас есть — горы свернем. Особо отмечу тебя, тебя…

Он подходил и хлопал по плечу Сашку Четвергова (самый высокий), Артема Лазовского, еще троих с параллелей — в общем, давно признанных спортсменов и заводил. А в конце оглядел шеренгу и, встретившись глазами со мной, кивнул:

— Ну и тебя! А теперь все присядьте и медленно дышите. Вспомните лето, пляж…

С лавок мы сползли, а футболки — отжимай!

Домой ехали той же компанией. Со временем стали очень дружны. Ну, во-первых, это Сашка Четвергов — высокий мускулистый пацан. За ним было спокойно: все ответственные дела брал на себя (нас и собрал в классе, обговорил, где встретиться, как ехать сюда), трудных делах шел впереди (добровольцем там отнести или перетащить чего на субботниках и т. д.) — знал себе цену и не позволял фамильярно помыкать. Филин ниже его, спокойней, но в случае сего мог вспыхнуть. Сашка Колчков был самым независимым и немного таинственным из моих одноклассников: гулял сам по себе, был деловитым, всегда улыбчивый, мог пошутить, побалагурить, мог и обидеть. Интересовался всем понемногу: теннис, баскетбол, волейбол, лыжи, велик, теперь вот шпага — в то же время курил, матерился (не удивлюсь, если и спиртное пробовал) и ни с кем особо не дружил. Самым добродушным и отзывчивым был Андрей Савельев. В любой беде мог посочувствовать и предложить помощь, никогда не задирался и старался гасить любой конфликт. С другой стороны, отличался от нас тем, что на любой вопрос мог ответить, всегда имел свое мнение, умел рассуждать и поэтому был не то чтоб странным, а интересным, что ли, иным… Пацаны водились с ним и всегда звали с собой. С Андреем я сдружился. Он узнал про наш компьютер, напросился и стал часто просиживать около экрана (скоро знал больше моего) — но это иной разговор.

Девчонок тренировал другой — тот, напарник В.В. Поэтому мы с ними не встречались. Просто знали, что из нашего класса ездят четверо девчонок. Одна из них Валя Артамонова — высокая, спортивная. Хорошистка, дает списывать отстающим, ходит еще в секцию баскетбола. Другая Любка Венедиктова — отличница, высокомерная, ябеда и любительница скандалов: то у нее ручку спрячут, то книжку закинут, то за хвост дернут — но красивая… Ну и подружки этих девчонок: Наташка и Ленка. Ничем особо не выделяющиеся — тихие на уроках и переменках; перебивающиеся с тройки на четверки; любительницы тетрадок с фотографиями кумиров и кумирш; обсуждающие сериалы; всегда имеющие точилки, стерки, простые карандаши, линейки и ручки с разноцветной пастой…

Файл 6: знакомство

У отца интересно было первые два дня. Он включал кондиционер, вентилятор, открывал окно. К нему заходили, говорили, спорили, давали бумажки на подпись… Секретарша (коренная жительница, в длинном, до пола, национальном платье, с акцентом и улыбкой) заносила и уносила папку, по интеркому просила взять трубку. Папаня брал, отвечал, сердился, кричал или, наоборот, улыбался, узнавал о здоровье. Иногда звонил он сам, загружал мне игру в освободившийся компьютер, вскакивал в машину с дядей Ильясом, мчался куда-то… Приезжал, отдувался, отирал лоб и шею, просил Гюльджамал (секретаршу) принести газировочки, интересовался как у меня дела, хвалил (я освобождал место), выпив стакан газировки, вновь брался за накладные, наряды, процентовки и сметы, а я, отпросившись, шел на прогулку.

Вот и сегодня где-то на линии требовалось присутствие отца, и как я ни просил, он меня с собой не взял, и я отправился гулять.

Перед фасадом жарились на солнце цветы. Здесь было скучно. Стоила внимания лишь поливалка. Она вращалась и веером выстреливала воду. Я поиграл с ней, замочил ноги и ушел в тень. Посидел, наблюдая жизнь хлопотливых муравьев. Слонялся по солнцепеку. Плевал в камешки на асфальте. Ходили люди. Меня знали: «С папкой приехал?», — а я их нет. В тени лежала собака. Тяжело дышала, высунув язык. Играть со мной не захотела. Отошла подальше.

Шел третий день моего пребывания здесь. Все было изучено, дядя Ильяс повез отца — и не с кем было поговорить о том о сем. И я отправился за угол, в гущу зарослей — идти вдоль стены, представляя себе дебри, джунгли, ожидая увидеть нечто интересное.

Прошел довольно — как вдруг наткнулся на невзрачное здание: кирпичное и обсаженное акациями; часто входили и выходили рабочие и шоферы. Вход был закрыт сеткой от мух и что внутри — не видно. Приготовился думать…

— Эй, ты! — раздалось сверху вдруг. — Я тебя знаю.

Я поднял голову и увидел в кроне шелковицы незнакомого мальчишку. Примерно моего возраста и, видимо, из местных: черноглазый, наголо бритый, в потертых шортах, на шее, на шнурке, качался ключ. В том, как он окликнул меня, как сидел: развалясь, с ленцой покачиваясь на ветке, — чувствовался хозяин территории. Как вести себя в подобных ситуациях, я не знал и, немного подумав, спросил:

— Откуда?

— Мой папка твоего возит.

— А-а! — обрадовался я: уж кто-кто, а дядя Ильяс свой человек. — Знаю, знаю — он еще рыбу ловит!

— Ага, вчера трех сомов поймал — вот таких! — Мальчишка показал. — Тебя как звать?

— Кирилл.

— А я Джалал, — он нагнулся и заболтал ободранными смуглыми ногами. — Айда сюда!

Я посмотрел на свои новые белые шорты и тенниску и уже представлял, как огорчится мама, если они потеряют свою белизну. Это одно. Другое. Признаться, у меня не было опыта лазанья по деревьям, и это было гораздо огорчительнее первого. Я еще раз взглянул на дерево и, вздохнув, пошел на казнь…

Я мужественно елозил ногами по гладкому стволу и что было сил тянулся руками — результат выходил ничтожный. Джалал помогал советами, а потом подал руку. Дальше было легче. И когда я сидел на одном суку с ним, в тенистой кроне, испытал некоторую гордость — тоже сумел!

Тут мне и объяснили, что здание внизу — «газировочная». Там работает мама Джалала. Сам он — младший в семье, кроме него есть еще трое старших братьев и две сестры. И он уже дважды дядя — в общем, ужас как интересно!

Джалал пожелал угостить газировкой, и мы слезли. Мама моего нового знакомого оказалась пожилой полной женщиной, и пока она разговаривала с сыном по-своему: отрывисто и резко, я оглядел помещение. Тут было прохладно и сыро: кафельный пол; стояли баллоны с газом; гудели охладители воды; покачивались липучки для мух, облепленные насевшими паразитами. Вполголоса переговаривались мужики, пившие пиво.

После Джалал позвал к себе домой, а я вспомнил про отца. Надо было его предупредить. Так мы и сделали.

Папаня сидел за своим столом со статуэткой ахалтекинца справа, флажком республики слева и портретом Мульк-баши над всем этим. «С кем это ты познакомился? — спросил папка. Не успел на улицу выйти…» Тут я впервые осознал, что искренняя дружба не требует долгого времени, время для нее убыстряется — было ощущение, что с Джалалом знакомы давно: месяц ли два — а для отца всего полчаса…

Файл 7: будни

Я пришел домой и грохнулся на кровать. А наутро Грея вывести не смог. Как болело мое тело! Ох, как болело мое тело! Я стал как тряпка: вялый и расслабленный. Ну, ладно «тряпка» — ныла каждая жилочка, каждая клеточка. Я был болезненной тряпкой — вялым растением. Те места, которые касались постели, молили, взывали: не троньте нас — мы так болеем… Я был скручен, растянут и отпущен. И не все встало на место. Те места, которые продолжали быть скрученными (скрюченными, скорченными), давали знать: болела — кругом — поясница; ломили плечи — казалось, их выкрутили и вбили на место; а икры и голени задрожали и налились усталостью лишь встал… Да, я был разбит, был выжат, измочален… Повалился обратно.

Поминутно пристанывал. Ворочался, поудобнее пристраивал тело и не находил покоя. Прихватывал зубами подушку. Ох, как было тяжко! Ох, как утомился! Хотел даже в школу не идти.

Мамуля прознала и прогнала под горячий душ. А потом сделала массаж. Стало легче. Она было порывалась встретиться с В.В., чтобы указать на недопустимость таких нагрузок на физически неокрепшие организмы. Еле отговорил.

А нагрузки только увеличивались. После разминок проводили различные старты, делали растяжки: полушпагат, «бабочку» — в конце играли в волейбол или баскетбол. За окном темнело, а тут, под светом мягко разгоравшихся ДРЛок, было ярко, азартно и весело. Мы стали более опытными и приносили с собой по две-три смены футболок. На те литры пота, которые сливались с нас, одной одежки не хватало.